Неспособный к белизне

— Ты будешь завтра на поединке? — спросил на прощание Кондрахин, уже открыв дверцу машины у пустынного перекрестка.

— Постараюсь, — отозвался Тхан Альфен, понимая, что лжет.

Не успел еще Юрий добраться до своей гостиницы, как Тхан вышел на связь с Гауризом, настаивая на незамедлительной встрече с Пандаром.

Юрию нравились такие бойцы, как Юока. Высокий и жилистый, белвед словно не ходил, а скользил над поверхностью площадки. Он даже чем-то походил на самого Кондрахина. Разве что стойка его оставалась традиционно высокой. Тем, кто никогда не занимался единоборствами, кажется, что стойка вполоборота к противнику с ногами, раздвинутыми на ширину плеч, самая что ни на есть удобная. Недаром её принимают практически интуитивно. Как и в любом другом утверждении, в этом есть своя доля правды. Высокая стойка делает передвижения очень быстрыми. Но амплитуда их слишком мала. Ускользнул ты с ближней дистанции на среднюю, избегая атаки рукой, как противник тут же настиг тебя ногой.

Иное дело низкие стансы. Ступни при этом отстоят друг от друга примерно на метр; мгновенное перемещение веса с одной ноги на другую — и ты уже недосягаем для противника. Только вот достигается такое умение тяжким, изнурительным трудом. Юрий помнил, как инструктор Иванов муштровал их в спортивном зале, заставляя часами оттачивать технику ударов и защит, оставаясь в позе всадника. Колени при этом полагалось держать максимально развернутыми в стороны.

Уже минут через двадцать ног совершенно не чувствуешь. В смысле: настолько они одеревенели. Кто-то начинал сближать и выпрямлять колени, кто-то выпячивал зад, кто-то заваливал корпус вперед. Товарищ Иванов при этом крутился вокруг курсантов, оттачивая фантастические связки блоков-атак, наказывая халтурщиков не сильными, но весьма чувствительными ударами в соответствующие части тела.

У Кондрахина на Белведи уже нашлись подражатели из числа молодых бойцов. Юрий посмеивался над ними: они не обладали необходимыми знаниями. А ведь небольшая ошибка при распределении веса, неправильный поворот носка, смещение проекции колена — и стойка из выигрышной превращается в проигрышную.

Юока к породе подражателей не относился. Он дрался так, как его учили, что получалось у него очень и очень неплохо. Главным его достоинством являясь атаки сериями ударов, что практически лишало противника возможности нанести встречный удар — впору бы защитить себя.

Но у Юрия, помимо низких стоек, были и другие преимущества. Например, недавно освоенная способность исчезать из поля зрения, всего на долю секунды, но этого оказывалось достаточно. После того, как он пропустил с десяток ударов Юоки, он не посчитал аморальным пользоваться этим своим умением. Промахиваясь, Юока не выходил из себя, но продолжал работать красиво, а главное, неутомимо. Но, главное, он прекрасно защищался, что было редкостью для белведов, от природы хорошо держащих удар. И всё же Юрий знал, что победа будет за ним.

Но победа требовалась не всякая, а именно полная и на предпоследней минуте боя. А для этого следовало сохранить силы. Легко сказать, когда тебя непрерывно атакуют, а тут еще и публика, чьи ожидания красивого поединка тоже нельзя обмануть. Чем больше народу, тем выше ставки.

А силы стремительно таяли. Два месяца безделья (в смысле погла) не прошли бесследно. К тому же тело отвыкло, и отзывалось болью на каждый пропущенный удар. Мимоходом Юрий вспомнил, как инструктор рассказывал о принципе "железной рубашки". Якобы, были в древности такие бойцы, что удары кулаками, ногами или палками не приносили им малейшего ущерба. Интересно, есть ли об этом в рукописи Иванова, спрятанной в Москве? Той самой, найти которую он завещал Кондрахину? Только вот вопрос: а вернется ли когда-нибудь Юрий на Землю. И уцелеет ли дом с тайником?

Это мимолетное воспоминание заставило его отвлечься, чем незамедлительно воспользовался соперник. Он так успешно врезал Юрию по челюсти, что тот отлетел к ограничительному кругу, ошалело мотая головой.

— Добей! Добей! — скандировала та часть публик, которая болела за Юока.

В этом гвалте Кондрахин едва услышал голос Ноисце, предупреждавшего, что пошла предпоследняя минута.

Юока прекрасно видел, что его соперник "поплыл", как выражаются спортсмены, но не ринулся в атаку, а приближался спокойно и расчётливо.

"Приступим", — сказал себе Юрий, ускоряя личное время. Нечасто он прибегал к этому приему — уж слишком много сил он отнимал. Да и на достойного того противника нарваться — не слишком большая редкость. Множество разумных существ в критических ситуациях интуитивно, не умея объяснить себе, как это происходит, прибегают к такому приему.

Юока, а вместе с ним и зрители, и судьи — всё вокруг словно погрузилось в прозрачную, но густую, как кисель, жидкость. Медленно-медленно поднимались и опускались руки, медленно-медленно раскрывались в крике рты. И Юока двигался, словно актер пантомимы. Кондрахин же и вовсе стоял неподвижно. До самого того момента, когда Юока занес кулак для удара.

И тогда Юрий взорвался. Даже не уходя с линии атаки, он правым крюком вонзился в бок противника, словно намереваясь пронзить его насквозь. Юока согнулся пополам, после чего Юрий, уже в режиме обычного времени, коротко ударил его основанием кулака по затылку. Белвед беззвучно рухнул к его ногам.

Зрители, разумеется, ничего не поняли с первым ударом, зато хорошо разглядели второй, и теперь меньшая часть зала разразилась бурей восторга. Островитянин вновь победил!

После боя, вымывшись и сменив одежду, Кондрахин заглянул к Ноисце. Белвед торопливо щелкам пальцами по клавишам маленькой счётной машинки, поминутно заглядывая в какие-то свои записи. Пришлось подождать. Наконец он, весь сияя, оторвался от своего занятия.

— Знаешь, сколько мы сегодня заработали? — торжественным шепотом спросил он. — По девять тысяч!

— Да, сумма немалая, — улыбнувшись в ответ, согласился Кондрахин, а про себя добавил: "Особенно вместе с теми десятью тысячами, что вчера вручил мне Тхан Альфен".

По пути в Гауриз по новому, но не менее запутанному маршруту, Тхан размышлял, говорить ли Пандару о гауризском периоде жизни Юрена Островитянина. И решил: не стоит. Конечно, агента полагалось проверять досконально, но гауризцы слишком щепетильны. Трудно сказать, как они отнесутся к сообщению, что завербованный им боец несколько лет нелегально прожил на их территории, успев совершить несколько преступлений. Да, мелких, но преступлений, за которые он до сих пор не понёс никакого наказания. Пандар, конечно, закроет глаза на подобные мелочи, но наверх доложит обязательно, таковы уж гауризцы. В любом случае неизбежны проволочки, дополнительные проверки — то есть риск засветить Юрена перед занкарскими спецслужбами. Нет и еще раз нет, утвердился Тхан Альфен в своем решении.

Для него намечавшаяся операция была не только служением безразличному Гауризу. Она позволяла Тхану свести личные счеты с Занкаром, некогда выбросившем его на обочину жизни. Теперь, благодаря Юрену, появлялась возможность расплатиться той же монетой. Тхан не мог даже предположить, что все эксперименты Юрена были чистой воды самодеятельностью Квана и занкарская контрразведка ничего о них не знала и, следовательно, никак главного агента Альфена не проверяла. То, что узнал о прошлом Островитянина Кван Туум, он узнал из результатов рутинной проверки, которой подлежал каждый иностранец, поступивший на физический факультет университета.

Даже не зная причины внезапного приезда своего агента, Пандар пребывал в нетерпении. Тхан Альфен не из тех, кто по пустяковому поводу помчится за тридевять земель. Тем не менее, церемонию встречи разведчик не сократил ни на минуту. Внимательно выслушал подробный доклад Тхана, Пандар надолго задумался. Со стороны могло показаться, что он просто заснул. Это впечатление еще более усилилось, когда Пандар внезапно встрепенулся.

— Всё это крайне интересно, мой друг, но вот что меня настораживает. Не слишком ли быстро и легко твой агент приобщился высших тайн государства Занкар? Очень похоже на дезинформацию. Я сам подобным не раз занимался. Понимаешь, я не исключаю, что подобные работы ведутся и у нас, но даже мне не положено знать, кто этим занимается. А тут какой-то пришлый студент…