Неспособный к белизне

Или началось — это с какой стороны посмотреть. Кэита, словно потеряв рассудок, ходила за Юрием нерассуждающей тенью. Её желтые глаза непрерывно излучали покорность и желание. Только нецелованный юнец может посчитать такую привязанность за счастье. Нет, близость с Кэитой неприятных ощущений у Кондрахина не вызывала, напротив. Но когда тебя ни на минуту не оставляют в покое, это уже перебор. После первой же бессонной ночи Кондрахин избрал единственный путь — бегство.

Разумеется, он ни словом не обмолвился Кэите о намерении поступить в Университет. Просто бросил на ходу: "Дела".

Приёмный экзамен проводился не по билетам. Обычно три преподавателя опрашивали претендента по темам, связанным с избранной им специальностью. Испытание могло занять и несколько минут, и долгие часы. Юрия придирчиво допрашивали с утра до обеда. Во-первых, как иностранца, во-вторых, как белведа с такой нетипичной внешностью. Возможно, что он усложнил себе задачу, признавшись, что является профессиональным бойцом погла. Прогноз Тхана Альфена в этом отношении полностью оправдался.

— Ну, что же, студент, поздравляю тебя, — проворчал пожилой учёный, игравший в приемной комиссии роль жесткого оппонента, — теперь в течение месяца ты, усердно посещая лекции, обязан выбрать себе научного руководителя. А тот, — белвед хихикнул, — тебя. Не уложишься в отведенное время — изволь получать образование в более подходящем для тебя месте.

Кондрахин был зол от предвзятого к нему отношения, хотел есть, а еще более спать. И всё же первым делом отправился к Мун Коолу, единственную лекцию которого ему довелось прослушать в Королевской библиотеке Фитира. Найти ученого оказалось непросто, да к тому же пришлось ожидать очереди попасть на прием больше часа.

— А, боец погла! — тут же опознал его ученый. — Приехал-таки поступать?

— Уже поступил, — отчитался Кондрахин, не слишком считаясь с неудовольствием и раздражением, отразившимися в тоне его голоса. Впрочем, в отношении понимания интонаций белведов можно было смело игнорировать.

— Отлично! Сейчас и приступим!

— Мун Коол-ган! С твоего позволения я хотел бы начать с завтрашнего утра. Сообщи, когда и где я смогу тебя отыскать. Прости, но я зачислен на учебу только сегодня. Просто устал.

Прежде чем вернуться домой, Юрий несколько раз медленно проехался мимо одной из читален, у входа в которую условился о встрече с Манаити. Бандита на месте не было. Может быть, не смог. О худшем варианте думать не хотелось. Ну, что ж, назначенная встреча могла состояться и завтра, и в любой из последующих дней. Размышляя об этом, Юрий слегка покривился от самоиронии: еще несколько лет назад он, подающий надежды студент, будущее светило советской медицины, рассмеялся бы в глаза тому, кто напророчил бы ему близкую общность с бандитами. В этот момент он более чем когда-либо был обыкновенным землянином, бесконечно далеким от Просветленных, демиургов, магических заклятий и Предначертанного Врага. Они тоже были далеко, но не забывали о Кондрахине.

Тот, кого Просветленные именовали просто Он, уж две недели пребывал в растерянности. Перед этим Он уловил сигнал от Кондрахина, несущий зло, насмешку и разрушение. Он немедленно послал ответный укол. Лишь потом, следуя многолетней привычке контролировать последствия своих действий, начал разыскивать своего противника. Человека, которого Он никогда не видел, зато чувствовал, как самого себя. Чувствовал постоянно, хотя и не всегда имел силу и время дотянуться, сжать пальцы на горле.

И вдруг Он потерял след врага. Напрасно Он обшаривал гигантские, поистине беспредельные пространства явленных и сокрытых миров — нигде не ощущалось ни астрального, ни ментального присутствия Кондрахина, разве что слабые, исчезающие, словно былые ароматы увядших цветов, отголоски его пребывания: больше — на Амату, меньше — в прежде исхоженных им мирах.

Но ведь Юрий достал его мысленным посылом! Неизвестно откуда и не понять, как. Может быть, впервые Он, успешно противопоставивший себя Просветленным, столкнулся с чем-то непонятным и неподвластным ему. Неужели его враг, Кондрахин, еще недавно рядовой обыватель Земли, настолько продвинулся? Да нет, не может такого быть. Есть законы развития, которые не дано перешагнуть даже Просветленным, даже демиургам. От первых проблесков магических способностей до их расцвета проходит не один десяток, а то и добрая сотня лет неустанной, сопряженной с разочарованиями и неизбежными лишениями, работы над собой.

Кондрахин был исключением — непонятным, логически необъяснимым, а, потому непредсказуемым и опасным. Где он скрывается, каковы его замыслы?

Впервые после проигранной войны Он решился на открытый вызов. Не создание проекции самого себя — неизвестно, в какой мир ее поместить — а реальное участие в битве. Годы вдумчивой осторожности не сродни трусости. Он не боялся рисковать, но тщательно просчитывал риск. Подготовка потребует мощного выплеска ментальной энергии, что не пройдет мимо пристального взгляда Стражей. Доложат Просветленным, те обсудят тактику действий, выберут исполнителей. Всё это потребует времени, в течение которого Он станет недоступным для какого угодно воздействия.

Но время в первую очередь требовалось и ему самому. Впервые за свою жизнь Он обзавёлся настоящими документами, выданными консульством США в Парагвае на имя американского гражданина Сэмюэля Форса. Этот Форс незамедлительно приобрел старинный особняк в Аргентине. В буклетах риэлтерской конторы, оформлявшей сделку, здание выглядело белоснежным парусником, с высокого утеса взмывающим то ли в небеса, то ли рвущимся в синь Атлантики. На деле же там всё так обветшало, что потребовало капитального ремонта. Рабочих и строительные материалы пришлось доставлять за тридевять земель, ибо цивилизация обошла стороной эту местность, лишенную удобных гаваней и достаточных запасов пресной воды.

Еще гудели бетономешалки и визжали циркулярные пилы, а Сэмуэль Форс набирал по всему миру испаноязычных слуг. Они были разного возраста и никогда не встречались ранее друг с другом, но всех их роднила одна, неведомая им общность: полное отсутствие каких-либо магических способностей. Полный штат — пятнадцать человек — включал в себя поваров, горничных, водителей, садовника, слесаря, электрика, плотника, врача и медицинскую сестру и, конечно, управляющего. Единственной задачей каждого из них было всецелое удовлетворение малейшего желания престарелого янки, намеренного провести здесь остаток своей жизни. Впрочем, как выяснилось вскоре, хозяин оказался непривередлив. В еде ограничивался растительными блюдами, не требовал по утрам ни кофе в постель, ни свежей прессы, и мог часами просиживать в легком кресле на террасе, глядя в морские дали.

Незадолго до этого настал момент, который Он до сих пор и торопил, и оттягивал, пока не убедился в полной готовности. В единый миг, не подлежащий измерению, его сознание растворилось во Вселенной. Этот сопровождалось таким мощным энергетическим выбросом, что содрогнулись даже Стражи, непосредственно не занятые наблюдением за Землей. Вместо Него на атлантическом побережье Аргентины остался некто Сэмюэль Форс — пожилой человек, богатый, но без излишеств, еще здоровый, но не вечный, чей астральный след был неотличим от следов миллиардов земных обитателей. Заинтересуйся им кто угодно — хоть самый въедливый следователь, хоть Просветленные, ни при каких обстоятельствах Сэмюэль Форс не смог бы добавить к своей биографии ни строчки.

Тем не менее, Форс оставался частью Его, только теперь малой частью. Остальным стала вся Вселенная. Он растворился во множестве звезд и планет явленных и сокрытых миров, в каждом мыслящем, а также лишенным этой способности существе. Он стал Богом, но Богом ущербным, не способным созидать. Он многое приобрел (не зная, что именно), многое потерял. Например, присутствовал в любом Просветленным, не имея возможности прочитать их мысли (палец, нажавший на курок, не осознает действия своего хозяина). Мог чувствовать, но не действовать. Он даже ощущал присутствие демиургов — именно ощущал, не умея связаться с ними. Впрочем, таковое желание его не посещало.