Тегле

Сафин присутствовал в кабинете, как статист. Речи исследуемого не вызвали у него никакой реакции. Олег Ахметович представлял из себя полного идиота с врачебным дипломом. В психиатрии его неспособность к простейшим умозаключениям была не так заметна, как в других областях медицины, поэтому он и выбрал ее для продолжения карьеры.

— Светлана Семеновна, я вижу, вы не верите в мои страдания, — здесь Юрий даже всхлипнул, играя на публику, после чего заорал истошно на всю больницу, — Я не помню, что со мною было! Меня осьминог хотел сожрать, у него щупальца по двадцать метров длины!

Громкие вопли Кондрахина пробудили у Александра Полуэктовича профессиональную реакцию.

— Вы здесь в безопасности, господин Сталин. Вы посмотрите, — он обвел палату рукой, — здесь только мы. Доктора. Да еще следователь. Нас незачем опасаться.

— Верю! — прошептал с придыханием Юрий.

И добавил плаксиво:

— А она мне не верит! Думает, я прикидываюсь, чтобы психушки избежать. Объясните ей, Александр Полуэктович, что у меня налицо все симптомы психического расстройства: могу читать мысли, умею перемещаться в пространстве. Опять же пришелец я.

И снова он заорал благим матом:

— Чужой я здесь! Домой хочу!

Изображаемое им представление имело своей целью воздействие на следователя. Тот вполне мог сообразить, что беспамятный незнакомец легко переиграет тупых докторов. Сейчас Юрий имитировал желание попасть в психбольницу, причем имитировал грубо, неубедительно. Что сочтет Кажегет игрой: стремление в психобольницу или нарочитость этого стремления?

Юрий так и не дал возможности докторам задать полагающиеся вопросы. Он рассказывал им байки, ревел ослом, вскакивал на кровати, обнажая половые органы. Его поведение ничего не меняло. Вайскройц был уверен в душевном расстройстве, Поливко — в симуляции расстройства, Сафин, как всегда, своего мнения не имел.

Комиссия удалилась, а следователь остался.

— Напрасно Вы здесь цирк устроили. Не удивлюсь, что уже завтра Вами Коллегия заинтересуется. Может быть, мы с Вами последний раз свободно говорим. Без свидетелей скажите, — он нагнулся к лежащему Кондрахину, — Вы здоровы психически?

— Как и Вы, — уклончиво ответил Юрий.

Следователь кивнул и вышел.

Вечер прошел спокойно. Принесли итальянские газеты за вчерашний день. Здесь личности Джироло отводилось куда больше места. Журналисты сходились на том, что это самозванец, присвоивший имя давно умершего кардинала. Официальный Ватикан утверждал, что среди кардиналов Римской курии Джироло нет, и последние полсотни лет ни одного кардинала с таким именем не было.

Утром третьего дня в больнице Кондрахина вновь перевязали. На этот раз его осмотрела целая комиссия врачей. Кровоподтеки от синих нитей не проходили, кожная чувствительность не восстанавливалась. Консилиум не смог определиться с диагнозом, и врачи приняли предложение Юрия: горячая ванна с морской солью. Пациент настоял, чтобы вода в ванне была проточной.

С ним согласились без возражений. Читая мысли врачей, Юрий осознал, что он находится здесь на положении почетного больного. Все уже знали, что он — "миллионщик", и заранее смирились с любыми его капризами.

Лежа в ванне, он повторил процедуру очищения от меток. Ту процедуру, которую он не успел завершить в римском фонтане. Только закончив ее полностью, он сообразил, что впервые за эти дни у него появилось желание встать на ноги.

В палате Юрий еще раз позавтракал. Унося тарелки, санитарка спросила, примет ли он вчерашнего журналиста. С повадками заправского барина Кондрахин произнес:

— Проси.

Горшенин принес свежие газеты и новости, слышанные по радио.

— Сегодня конклав избрал нового понтифика, Павла Десятого. Новый Папа Римский немедленно заявил, что выступает против участия католических стран в надвигающейся войне. Итальянское правительство тоже заявило о своем нейтралитете.

— А когда начнется международная конференция по немецким претензиям?

— Завтра.

Интересовали Юрию преимущественно ватиканские дела, но здесь Владимир мог помочь немногим. Несмотря на присутствие ночных демонов, папский дворец днем жил, как обычно. Ночами же пустел только первый этаж. Отец Бидрубал, имя которого связывали с мифическим Джироло, был найден мертвым на третьем этаже дворца.

Горшенин показал листок с шестью портретами. Хотя при их беседе посторонних не было, оба вели себя так, словно познакомились только вчера, в этой палате.

— Тибур, мне кажется. Я считаю, он погиб недавно в Италии. А это — Джироло. Если не ошибаюсь, у него теперь всего одна нога. Говорят, он владелец картины Третьей Печати. Остальных не знаю.

Журналист изумленно на него посмотрел, зачеркивая портрет Тибура.

— Тибур умел путешествовать между мирами?

— Возможно. Джироло точно умел; он и ночных демонов привлек в наш мир, чтобы защититься. Теперь они ему не нужны, а те преграды, которыми он их запер во дворце, без его поддержки рассыплются. Две-три недели — и ночные демоны вырвутся на свободу. Напиши об этом, Владимир!

Горшенин согласно кивнул. Он вновь протянул листок с портретами.

— Имя женщины — Ленбе, она прорицательница в Греции. Эти двое, — указал Владимир на мужчин азиатской внешности, — живут на склонах высоких гор Индии. Или жили… Губастый кучерявый африканец Мводо живет в верхнем течении Нила. Их портреты я собрал потому, что им приписывается способность посещать иные миры. Я разговаривал с Ленбе, но ее слова очень трудно правильно истолковать.

Их вновь прервали, на этот раз — господин Кажегет.

— Вы, господин Сталин, допрыгались. Я же Вас предупреждал! Комиссия экспертов не пришла к однозначному выводу, так что отправить Вас в психическую больницу я не могу. Врачи готовы Вас выписать сегодня к вечеру. Так что вопрос прежний: откуда пистолет?

— Странный Вы человек, господин следователь. Из Рима пистолет, на земле Московского Ханства не стрелял. Станете тамошнюю полицию запрашивать? Вам к чему такие хлопоты?

— Признание подпишете? — следователь вытащил из портфеля листок и ручку, — незаконный ввоз оружия, нарушение правил въезда. Проступки серьезные, но при Ваших средствах Вы, пожалуй, сможете отделаться штрафом. Я посодействую. А иначе, — Будук-Оол развел руками, — этим делом займется Коллегия Охраны Безопасности.

Кондрахин усмехнулся:

— Что полиция, что охранка меня совершенно не беспокоят. Я, пожалуй, вполне здоров. Больше мне здесь делать нечего.

Встав, Юрий взял свою постиранную и поглаженную одежду, лежащую аккуратной стопкой на стуле и принялся одеваться. Деньги, лежащие на стуле отдельными перевязанными ленточкой пачками, рассовал по карманам. Пистолета, конечно, не было.

Кажегет не препятствовал, с любопытством наблюдая за поведением Кондрахина. Перед тем, как выйти, Юрий приказал следователю впасть в каталепсию до вечера. Будь его приказ адресован к разуму Кажегета, тот, возможно, смог бы воспротивиться. А так следователь застыл разумной недвижной статуей, все видящей, все понимающей, но не способной произвести ни одного движения. Секунду спустя в такую же статую обратился городовой.

Шагая по городу, Юрий старательно прикрывал свой разум. Обездвиживая Кажегета, он применил ментальное искусство — простым гипнозом следователя вряд ли удалось бы взять. Теперь Джироло, где бы он не был, сможет почуять его след. Необходимо было найти свой камень. Его, скорее всего, вырвали из его сжатых рук подобравшие его крестьяне. Вырвали, и выбросили. Зачем им обычный с виду камень?

Вот его тело и все то, что лежало в карманах одежды, они отнесли в больницу. А камень-то зачем нести? Помня то место, где он впервые объявился в мире Тегле, Кондрахин надеялся, что камень перенес его из Рима в ту самую точку. Туда он и шел, купив по дороге цветастый халат, чтобы меньше выделяться среди орловских обитателей.

В жаркой пыли окраин копались куры. Трава на открытых участках выгорела. Здесь, судя по всему, давно не было дождей. Юрий выбрал тропинку над оврагом, стараясь держаться подальше от деревни. Вот здесь придется сворачивать.