Зеленый папа

Шеф тяжело поднялся — звякнули шпоры, сверкнули сапоги, натянутые на темно-зеленые галифе, — и нажал пальцем одну из кнопок.

— Еще один кофе с молоком, — приказал он слуге, принесшему завтрак. Чрезвычайно вежливо, — упрекнул он себя, — завтрак заказал, а о вас и не вспомнил. Привычка, друг Лусеро, завтракать в одиночестве. Вам какого, пожиже или погуще? Я предпочитаю совсем черный, густой. Тогда от кофе пахнет полями, дружище. Эх, были времена! Иногда я даже пальцами шевелю, вспоминаю, как коров доят.

— У вас, наверное, хорошие земли, — отважился заметить Лусеро.

— Несколько участков… Так, ерунда… Сейчас хочу прикупить.

— О побережье не думали?

— Думал, думал, много раз.

— Иметь землю на побережье — дело хорошее.

— Вот я и дам, друг Лусеро, вам поручение… Присмотрите-ка усадьбу подешевле…

— Найти всегда можно, только поискать.

— Вот и возьмите на себя… Знаете, одна идея рождает другую: мы могли бы купить землю вместе. Шеф полиции допил кофе с молоком, стараясь не запачкать смоляных усов. — Образуем компанию и купим. Мне бы хотелось, чтобы вы об этом подумали.

— Просто не знаю, найдется ли время. Я по горло занят своими плантациями и другими делами там, внизу.

— Кто-то из моих предков говорил: «Хоть есть у тебя быки, не выпускай топор из руки». Этой дурацкой поговоркой он хотел сказать, что одно другому не мешает — в горах можно лес рубить, а в низине скот разводить.

С завтраком было покончено, и шеф полиции принялся ковырять себе зубочисткой зубы в строевом порядке: первая шеренга, вторая шеренга, а в конце — тяжелые орудия, коренные замыкающие.

— Давайте затеем что-нибудь подходящее для нас обоих. — Он в упор посмотрел на Лусеро. И после краткой паузы обратился к слуге, пришедшему за посудой: — Мои сигареты и зажигалка там, на столике…слуга вышел и тотчас вернулся в кабинет с коробкой в руках, — и скажи, чтобы мою фуражку хорошенько почистили! Черт побери, ни от кого тут толку не добьешься. Мой план таков, — снова обратился он к Лусеро, предлагая сигарету. — Безобразие, фуражку не могут почистить! Мой план состоит в том, чтобы купить хороший выгон и усадьбу на двоих, а вы оформите купчую.

— Мне трудно что-либо обещать. Мы ведь с братьями, кроме бананов, занимаемся и другими культурами, например, ситронелой, лимонным чаем… Пустили фабрику для производства банановой муки. Но идея не плоха: развести на заливных лугах скот на убой. На убой! Чего не делается для наживы!

— Знаете ли вы, что это значит — пустить в ход мою власть и ваши деньги? А жалобы Компании на вас и ваших братьев я постараюсь замять. От этого зависит, обернется ли вам столица тюрьмой или нет.

— Надо потребовать у «Тропикальтанеры», чтобы она уважала законы страны. Вот и все…

— Слово-то, друг Лусеро, улетает, а нужда за горло хватает. Легко говорить, слюни распускать, но не так-то легко брюхо набивать. Если бог, наградив нас чудесным даром — языком, уничтожил бы и нужду, то человек не лаял бы, а говорил. Он и хочет говорить, да инстинкт не позволяет, и потому он лает, лает, выпрашивая себе хлеб насущный у тех, кто его имеет, у сильных.

— Но когда-нибудь он перестанет лаять и укусит.

— Не перестанет. Когда-нибудь, лая, он, может, и куснет слегка, но это только подтвердит известное правило, что лающий пес не кусается…

— Нельзя, значит, трогать святыню…

— Самое лучшее, мой друг, — а в дальнейшем, думаю, и совладелец, — на многое закрывать глаза… Или вы полагаете, что мы, государственные деятели, не замечаем всех тех гнусностей, какие они творят? Не надо ходить далеко… Вчера я получил от одной умирающей старухи… Подойдите-ка поближе, я вам покажу. Смотрите сюда, в этом ящике я храню банкноты, которыми они заплатили телеграфисту на побережье, покончившему с собой, заплатили за какие-то сведения, которые он сообщил каким-то подводным лодкам. Парень продался, чтобы его старуха мать могла сделать операцию в США и вырезать страшную опухоль, которая ее вгоняет в гроб. Вы думаете, друг Лусеро, до того, как подкупить телеграфиста, они не знали, что он безумно любит мать? По настоянию сына сеньора поехала из столицы на побережье и вверила себя врачам Компании. А что было делать бедняге потом, когда старуха, вернувшись домой, должна была выбирать одно из двух: либо ехать оперироваться в Соединенные Штаты, либо умирать?

Шеф полиции поднял пачку долларов, тяжелую, как груз на полиспасте, и воскликнул:

— Вот на чем мир стоит, и вы можете считать себя счастливым, получив в наследство миллион долларов!

— И миллион идей! Мы, Лусеро, не взяли наследство, как наши бывшие компаньоны, лишь по описи имущества.

— Те-то знали, что делать. Отложили в сторону Библию, которую им читал сей погибший мистер, и отправились проживать богатство. Пророчества годятся для бедных да таких одержимых, как вы, сеньор Лусеро, простите за откровенность, которые думают, что мир может измениться… К счастью для вас, ураган покончил с пророком и его супругой.

— Но в наших сердцах бушует ураган, который сметет «Тропикальтанеру» и всю несправедливость…

— Я не хочу, чтобы столица стала вам тюрьмой, и, мой друг, лучше помалкивайте, помалкивайте, хотя бы до тех пор, пока разрешится пограничный конфликт, грозящий нам войной.

— Одно другого не касается; я обещаю вам молчать сейчас, но это не значит, что мы откажемся от борьбы в будущем. Борьба, правда, не означает насилие. Лестер Мид и его жена сочли бы себя победителями, если бы смогли мирными средствами бороться против гигантской Компании, ибо силища у нее преогромная…

— Как у всего того, что принадлежит нашему северному «братцу».

— А еще я хочу сказать вам — уступка моя вызвана вовсе не боязнью, что столица станет мне тюрьмой: кто никому не должен, тому нечего… нет, не боязнью вызвана, а убеждением, что из двух компаний: «Тропикаль платанера» и «Фрутамьель компани», — хотя одна другой стоит, — наиболее опасна «Фрутамьель». Пограничный конфликт — это просто-напросто банановый конфликт, и если мы не поддержим «Тропикальтанеру», то «Фрутамьель» заграбастает спорную землю одним мигом, а мы останемся с фигой… Простите за рифму…

Лусеро собрался уходить.

— Ну, пусть так. Я, со своей стороны, сообщу, что беседовал с вами и что вы мне дали честное слово избегать всяких осложнений с Компанией, пока не решится пограничный вопрос. Я, правда, не думаю, чтобы «Фрутамьель» была столь опасна. Мой зубной врач полагает, что это копилочка более надежная. Вы, может быть, знаете доктора Лариоса?

— Я был у него вчера вечером, на званом обеде.

— И там ничего не говорилось о пограничных делах?

— Так, между прочим…

Лусеро предпочел не распространяться по этому поводу, пожимая маленькую бронзовую руку шефа полиции.

— Мы за тобой! Пойдешь с нами посмотреть наше бейсбольное поле «Льяно-дель-Куадро»? — спросил, врываясь в отель, Боби Томпсон у Пио Аделаидо Лусеро. — Вон он даже в колледж не ходил, смотался с уроков, чтоб с нами пойти.

— Тиши ты, Гринго, не ори во всю глотку! — цыкнул на него Флювио Лима, потянув за руку Пио Аделаидо. За пазухой у Лимы над тугим поясом топорщились две тетрадки и учебник арифметики. Паршивое дело, если дядя Рехинальдо застукает меня на «Льяно-дель-Куадро», что тогда делать? — вздохнул он, вопросительно скосив глаза на Боби.

— Твой дядя уже отправился в свою контору. Сейчас тебе, пожалуй, опаснее ходить по главным улицам.

— Лучше не пойдем на «Льяно-дель-Куадро», а погуляем где-нибудь еще, только не там… Ты, Боби, дурачком не прикидывайся, ведь дома, если дядя и ушел в контору, осталась Сабина, а она в сто раз хуже.

— Лучше всего, — Боби, не замедляя шагов, снял кепи и запустил пятерню в рыжие вихры, — лучше всего идти на «Льяно-дель-Куадро» и не прятаться от Сабины. Если хочешь, прямо подойдем к ней и поздороваемся.

— На-ка, выкуси!

— Почему? Если ты будешь прятаться, она сразу почует, что ты удрал из колледжа. А если мы пойдем прямо на нее и ты ей спокойненько скажешь «здрасте», она подумает, что тебя отпустили, и не пикнет.