Чаровница для мужа

Это, собственно, реплика, как говорится, в сторону: Ольга Ивановна на лингвистических деталях не зацикливалась, она просто отметила – вот, мол, еще один бичара спит. Два часа назад, когда она возвращалась из магазина, его не было, а сейчас залег, однако бич нынче прикинутый пошел, куртка еще очень даже ничего, – дама высыпала мусор из ведра, осторожно, чтобы не попасть на спящего, она была снисходительна к слабостям ближних своих, – и пошла домой.

Это было вечером. Ольга Ивановна рано легла спать, а среди ночи ее разбудил настойчивый звонок в дверь.

Глянула в «глазок» – на площадке маячит человек в милицейской форме и требует открыть. Ольга Ивановна спросонок ужасно перепугалась, вспомнила какой-то сериал, в котором вот так к одинокой старушке ворвался оборотень в погонах, и собралась было потребовать предъявить документы, как вдруг увидела, что «оборотень» звонит и в другие квартиры, и двери их отворяются. На полутемной площадке (лампочка вчера перегорела, и пока что никто не успел проявить сознательность и новую вкрутить) сразу стало светлее. Вышли Павла Николаевна и Павел Николаевич (да, вот так чудно звали супругов Скобликовых) в одинаковых махровых халатах, вышел Сережка Поваляев в незастегнутых джинсах, под которыми, кажись, ничего не было (Ольга Ивановна быстренько глянула и поджала губы, чтобы не сплюнуть), ну, коли так, и сама Ольга Ивановна выползла на площадку, как всегда, придерживая халат на груди и на подоле, там, где пуговицы оторвались, и, как всегда, поругав себя за забывчивость: ну когда соберется пришить, в самом-то деле?!

– Доброе утро, то есть ночь, – неловко пожимая плечами, сказал «оборотень». Был он, между прочим, ни на какого оборотня не похож: симпатичный светловолосый парень, а при нем штатский – с темными волосами, но тоже молодой и ничего себе (Ольга Ивановна подумала, что ей все молодые, что парни, что девчонки, кажутся симпатичными… небось это возрастное! Да и Сережка Поваляев тоже очень даже славненький на мордашку был бы, кабы не водил к себе невесть кого по ночам и штаны почаще застегивал, когда на люди выходит). – Извините, граждане жильцы… а в этой квартире почему не открывают, не знаете? Кто там живет?

– Хорошее дело! – буркнул Поваляев. – Людей среди ночи будить, чтобы спросить, кто в пятнадцатой квартире живет!

– Да уж, – пробормотала Павла Николаевна. – В ЖЭУ узнали бы или у участкового. И уж не ночью, конечно.

– Мы вам все объясним, – улыбнулся темноволосый штатский. – Только ответьте насчет проживающих в этой квартире.

– Ну, вообще-то, – уже миролюбивей заговорила Павла Николаевна, – там жила женщина одна, Наталья Петровна Болдырева, но она к сестре в Благовещенск переехала, детей ни у той, ни у другой нет, вот они и решили вместе жить, а квартиру Наташину сдавали. Ее сняла женщина какая-то, да мы ее и не видели. Может быть, она тоже сразу сдала квартиру кому-то еще, потому что пару раз мелькала тут какая-то китаянка – высокая, полная. Но именно что мелькала. Можно сказать, никто тут и не живет.

– Не живет… – задумчиво повторил темноволосый. – Да, я не представился – следователь Панкратов, зовут Александром Александровичем. Это наш сотрудник Казик Игорь Олегович, – кивнул он на светловолосого в форме, после чего оба достали удостоверения и помахали ими перед заинтересованными лицами. Ольга Ивановна разглядеть в «корочках» ничего не успела, но не слишком обеспокоилась, потому что у Павлы Николаевны был не глаз, а подлинный алмаз с лазерным прицелом, и если на ее остроносом лице беспокойства не выразилось, выходит, и в самом деле беспокоиться не о чем: и удостоверения подлинные, и следователи настоящие.

– Значит, ситуация такая: в вашем подъезде около мусоропровода обнаружен труп. Поступил звонок от жильца из квартиры номер одиннадцать. Он поздно возвращался домой, видит, кто-то лежит, решил, что бич нашел себе место для лежки, не стал его, по человеколюбию своему, беспокоить, но случайно об его ногу споткнулся и обратил внимание, что она – как деревяшка. Экспертиза покажет, как давно убит этот человек…

– Убит?! – так и ахнули все, кроме Ольги Ивановны: у нее перехватило горло от догадки: да ведь она видела труп этого убитого бича… еще днем видела, да и все другие его небось видели, все мимо мусоропровода проходили и так же, как она, решили, что отдыхает бродяга… не стали его гнать по добросердечию, а оно ведь вон как вышло! Оно вон как!

Точно, все жильцы человека на площадке видели: постепенно Панкратов это из всех вытянул. Но не все приняли его за бича.

– Какой он бич? – хмыкнул Сережка Поваляев. – Одет нормально, что, не заметили, какие у него джинсы? Куртка кожаная, вполне приличная, не фонтан, но тоже ничего. Неужели ж он ее на помойке подобрал?

– Ох, да в наше время чего только не выбрасывают на помойку! – вздохнула Павла Николаевна. – Те, которые богатые, они же вещи совсем не ценят!

В самом деле… Та же Наталья Петровна Болдырева, когда к сестре переезжала, столько добра в мусорные ящики в соседнем дворе снесла! Ольга Ивановна к ним потом прогулялась, посмотрела… ну, и прихватила кое-что. А почему бы не прихватить? Если Наталья выбросила – значит, вещи ей не нужны. А вещи у нее хорошие были, может, и не модные, но добротные, и вообще – к чему людям в возрасте за модой гнаться?

– Ну, вряд ли это с помойки, – сказал Панкратов. – Надо уточнить, конечно, но одежда на убитом явно не с чужого плеча.

– Убили, е-мое… – пробормотал Сережка. – И что, его зарезали? Застрелили? Хотя нет, наверное, выстрел слышен был бы…

– Тем не менее его именно застрелили, – сказал Панкратов. – И, судя по вашим словам и общему удивлению, выстрела никто не слышал?

Все начали ретиво качать головами: нет, мол, не слышали, ничего не слышали, иначе, конечно, сообщили бы.

Собственно, Панкратов этому не удивился: по раневому отверстию на теле трупа и без экспертизы было понятно, что стреляли в упор из пистолета с глушителем. Характерный хлопок мог быть услышан, конечно, но не был: среди дня и дома-то никого не оказалось. Нет, конечно, кто-то все же находился дома – тот, кто убил этого могучего высоченного парня по имени Алексей Алексеевич Семикопный: во внутреннем кармане куртки нашлось водительское удостоверение, а больше ничегошеньки – ни копейки, ни рубля, ни пластиковой карты, ни даже носового платка. Видимо, обобрали. Удостоверение то ли не заметили, то ли не сочли заслуживающим внимания.

Ну что ж, меньше хлопот с идентификацией трупа.

– Послушайте, – сказал Павел Николаевич, – а почему вы именно нас опрашиваете? Или с соседями с других этажей уже поговорили? Ну, к примеру, с третьего? Ведь, если парень этот лежал мертвым между третьим и четвертым этажом, логика подсказывает, что его убили или на нашем, или на третьем.

И победоносно огляделся.

– Логика правильно подсказывает, – кивнул Панкратов. – Конечно, мы поговорим с вашими соседями, но дело в том, что… Никто из вас внимания, наверное, не обратил, а между тем… – И он показал на коврик, лежавший под дверью пятнадцатой квартиры, где некогда жила Болдырева.

Коврик был старенький, плохонький, вытертый, в незапамятные времена сплетенный из разноцветных тряпочек, а теперь какой-то неопределенно темно-грязный. Он лежал небрежно скомканным, а когда Панкратов его чуть сдвинул, оказалось, что он прикрывает небольшую лужу крови. Ну, лампочка на площадке не горела, как уже было сказано, поэтому раньше никто ничего не заметил.

Женщины взвизгнули. Павел Николаевич охнул.

– Та-ак… – протянул сдавленным голосом Сережка. – Значит, здесь его застрелили, а потом уволокли к мусоропроводу и пристроили в позе спящего? Но странно, что крови довольно мало и здесь, и на лестнице вроде нет… во всяком случае, я не видел, а кто-нибудь видел?

Скобликовы и Ольга Ивановна в один голос подтвердили, что никаких кровавых пятен не заметили.

Панкратов снова кивнул. Он им верил. Убийца Алексея Семикопного был весьма хладнокровен и расчетлив. Кроме того, он обладал недюжинной силой. Он внезапно выстрелил в сердце парню, конечно, не ожидавшему, что его станут убивать, немедленно подхватил падающее тело и буквально одним прыжком оттащил его к мусоропроводу. И успел уложить в позе спящего, да еще и заткнул при этом рану толстым, видимо, заранее приготовленным тампоном. И это средь бела дня! Вероятно, убийца очень хорошо знал, что в такое время подъезд практически пуст. Видимо, именно потому он и запланировал убить Семикопного именно днем, чтобы обеспечить себе алиби.