Цена Рассвета

Старое доброе чувство подконтрольности. Совершенно не страшное, если быть уверенным в себе, если не совершать глупостей — например, не чесать яйца, даже лежа на собственной койке. Каждую минуту — как под взглядом вышестоящего; достаточно помнить это, и все будет прекрасно.

Фархад проснулся раньше и уже завтракал в столовой синринской половины базы. Крохотная комнатка могла вместить не более пяти человек, сидевших локоть к локтю. Персонал питался в несколько смен. Бранвен вспомнил, сколько их здесь всего. Пятеро в службе безопасности, врач, два повара, инженер, стюард, переводчик-синхронист, секретарь. Итого двенадцать.

Каждый владеет тремя-четырьмя дополнительными специальностями. Тройка мичманов — связист, медбрат и видеооператор. Повара выполняют все обслуживающие работы и в достаточной степени знакомы с ремонтными процедурами. Секретарь по совместительству является программистом и обслуживает базы данных… хорошая команда грамотных специалистов, кивнул своим размышлениям Бранвен.

— Теплого утра, Фархад!

Напарник как-то смутно улыбнулся, выловил из бульона и отправил в рот шарик фарша, потом кивнул. Бранвен без удовольствия заметил, что консультант одет не в форму, волосы распущены — словно у себя дома. Свободная белая рубаха с отложным воротом, сколотым у горла; широкие рукава без манжет при каждом движении развеваются в воздухе. Начинать общение с замечаний не хотелось, к тому же кайсё Белл предполагал, что Фархад знает, что и зачем делает.

— По плану сегодня подписание протокола намерений.

— Я в курсе, — едва заметно качнул головой Фархад. — Сегодняшний день определит все остальное.

— Ты так думаешь?

— Да, я так думаю.

Бранвен подозвал стюарда, заказал завтрак и уставился на Фархада. Он помнил доктора Наби, итто кайи Наби, с тех времен, когда еще никто не звал того ни доктором, ни итто кайи. Фархад всегда был тонким и слишком тихим мальчиком, из тех, что сверстники считают за маменькиных сынков. Чуть позже Бранвен понял, что нежная кожа обтягивает весьма крепкие кости, а большие выразительные глаза могут смотреть оценивающе и тяжело. Но статуэтка из полированного льда, пившая из металлической чашки бульон, не походила ни на хрупкого подростка, ни на расчетливого политика.

Голова у него болит после перегрузок, решил Белл. Других причин он представить себе не мог. Сам он после почти суточного перелета чувствовал себя паршиво, а уж «тысячнику», всю жизнь не покидавшему верхних уровней планеты, должно быть, пришлось совсем тяжко.

— Как тебя вообще занесло в армию? — решил разговорить напарника Бранвен.

— Мне больше некуда было идти, — бесстрастно ответил Фархад.

Кайсё Белл вдавил ладонь в столешницу. Ответ на вполне невинный вопрос, обычный для офицерской столовой, оказался не слишком уместным для нее же. Бранвен никогда не отличался излишней чувствительностью, но короткая реплика Наби царапнула его где-то подозрительно близко от сердца.

— А почему не в штаб? Зачем болтаться в итто кайи?

— Я не стремлюсь делать карьеру. Меня интересует практическая работа.

— Ну, тебя все равно выдернули сюда…

— Да. Ты играешь в шахматы, Бранвен?

— Играл когда-то, а что?

— Я — пешка, ты — офицер. Это ценные фигуры на доске?

— Вот как… — Белл озадаченно посмотрел на напарника, но тот приложил палец к губам, а потом показал на потолок.

Кайсё Белл отрезал очередной кусок от увесистого шницеля, засунул в рот и принялся методично пережевывать. Ничего другого на ум не приходило. Фархад сумел его озадачить и огорчить — как нарочно, за двадцать минут до начала переговоров. Пожалуй, он был прав. У Бранвена нет высокопоставленных родственников, которые поручатся за него и защитят в случае провала. Семья Наби ныне представлена одним Фархадом. Пара переговорщиков подобрана так, что волей-неволей начинаешь думать о худшем.

Размышления не отбили аппетита, но вкусное, хорошо прожаренное мясо теперь казалось пресным и жестким. Бранвен отодвинул тарелку и махнул рукой стюарду, чтобы тот начинал убирать со стола.

Переговорная была самой просторной комнатой на базе; с натяжкой ее можно было назвать залой. За овальным столом друг напротив друга сидели основные действующие лица. По краям — два секретаря. В углах скучали двое офицеров службы безопасности, по одному от каждой стороны. Переводчики и временно исполнявшие обязанности видеооператоров безопасники находились в двух небольших комнатках, примыкавших к переговорной.

Арья Кантор и Бранвен Белл с одинаково нейтральными выражениями лиц смотрели на двуязычный заголовок документа. Перед каждым лежало по копии, написано на обоих листах было одно и то же, но легче от этого никому не делалось. Текст документа за ночь подготовили секретари, сделав из двух — один, в который собрали пожелания, требования и условия обеих сторон.

Назывался продукт внушительно: «Меморандум о взаимопонимании между Правительством Народной Республики Вольна и Правительством Синрин о сотрудничестве в подписании договора о прекращении боевых действий и других документов». К сожалению, о взаимопонимании между представителями сторон речи не шло.

— Кайсё Белл, вы не видите ли в формулировке «прекращение боевых действий и других документов» сразу несколько ошибок? Как минимум, грамматических? Возможно, ваш вариант составлен более точно…

— Нет, ошибок я не вижу, нисколько.

Белл говорил на вольнинском свободно, хотя и с отчетливым акцентом. Он порой забавно строил фразы, но понимал и официальную лексику, и шутки — в этом Арья уже успела убедиться. Темноволосый синринец, кажется, владел языком гораздо хуже. Он то и дело смотрел вдаль или в стол, прижимая наушник пальцем к виску. Тем не менее кайсё Белл выбрал в качестве языка переговоров вольнинский, и Арья не стала с ним спорить.

Аларья протянула руку, взяла лист и внимательно, по слогам, прочла написанное, потом с недоброй улыбкой повернулась к вольнинскому секретарю.

— Это ваш полет мысли? — постучала она ногтем по листу пластика. — Во втором заголовке ошибок нет…

— Возможно, вы сочтете более уместной формулировку «в подписании ряда документов, в том числе договора о прекращении боевых действий»? — ответил секретарь делегации Вольны.

— Тогда мы будем вынуждены симметрично изменить и наш заголовок, — проснулся синринский секретарь.

— Нет, не сочту, поскольку утрачивается весь изначальный смысл. Мы же считаем прекращение боевых действий основной задачей, хотя и должны подписать еще штук пятнадцать документов о сотрудничестве… Будьте добры, подготовьте адекватную формулировку, — приказала Аларья обоим секретарям.

Арья вздохнула, подняла глаза и встретилась взглядом с белобрысым кайсё. Радужка у него была светлая, неверного переменчивого оттенка талой воды, в которой отражается то небо, то тучи. Между широкими прямыми бровями залегла глубокая страдальческая складка. Через полчаса после начала переговоров Арье было уже отчаянно жаль и себя, и кайсё. Оба не годились для решения той задачи, которую перед ними поставили. Оба обязаны были вернуться с результатом.

Смуглый консультант ее откровенно нервировал. Он то близоруко щурился, разглядывая обеих женщин, хотя Арья не сомневалась, что у него отличное зрение, то стучал пальцами по краю стола, заставляя отвлекаться. Когда Арья начинала говорить, он протягивал руку к графину и наливал воды в стакан, но не пил, а медленно двигал стакан к себе. Не шумел, но здорово сбивал. Арья прерывалась, дожидаясь, пока консультант закончит развлекаться, и забывала, что хотела сказать.

Кайсё Белл не обращал внимания на подобные мелочи, а потому, когда Арья замолкала на середине фразы, смотрел на нее с терпеливым вниманием, явно не понимая, почему женщина запинается, не договорив. Во взгляде было что-то унизительно-вежливое, словно белобрысый ничего другого от бабы и не ждал. С каждой минутой Арья чувствовала себя все менее и менее уверенно.

Секретари, обмениваясь формулировками по беспроводной связи, наконец выдали новый вариант.