Предсказанная

— Благодарю. Здесь только два сооружения, остальное — мертвый камень. Если не в башне, значит, в складе во дворе. Куда и предлагаю всем проследовать, — поднялся из-за стола Флейтист. — Отставать и разделяться запрещается. В том помещении ни к чему руками не прикасаться, особенно это касается тебя, Вадим, и тебя, милая.

«Анны, значит, не касается?» — удивился музыкант. — «Интересно, с каких пор и почему…»

В заваленном оружием каменном сарае отчетливо пахло свежей гарью. Еще — металлом, прогорклым жиром, пылью. Вадим оглядел небольшое помещение. Светлый шероховатый камень стен. Самые разнообразные средства обороны и нападения — кучами, в художественном беспорядке. Какая-то система, впрочем, наблюдалась: то, что лежало в дальнем углу, выглядело более пригодным. У входа валялся совсем уж мусор, да кое-где еще и покореженный. Вся эта подсобка музея совершенно не сочеталась у Вадима с понятием «сердце крепости».

Флейтист и Серебряный заинтересовались дальней стенкой, до середины заставленной тяжелыми сундуками. После странных пассов над сундуками начались разгрузочные работы. Они тоже сопровождались пассами, непонятными жестами, короткими командами на черт знает каком языке и хлопками в ладоши. Но результат того стоил — заколдованные сундуки отползали от стены сами. Медленно и со скрипом, но отползали. Поднимать их не пришлось.

Анна подобрала длинное копье с листовидным наконечником, и лениво ворошила им груду металлолома. На лице не было знакомого и понятного Вадиму выражения вечного любопытства, из чего можно было сделать несколько выводов.

— Ты уже тут была?

— Ага…

— С кем же это?

— С Флейтистом, а что?

— Просто интересно… Слушай, а тебе не кажется, что все это не взаправду? Что все это какой-то гипноз или вроде того?

Девушка потерла испачканные в желтоватой смазке руки о джинсы, потом с отвращением обнюхала ладони. Посмотрела на Вадима, на стены, на какой-то доспех у него под ногами. Пухлые четко очерченные губы несколько раз складывались в недобрую улыбку, словно Анна собиралась заговорить, но потом обрывала себя. Потом она переминалась с ноги на ногу, опираясь на копье — Афина-воительница, да и только.

Вся эта пантомима вызвала у Вадима смутное и тревожное ощущение подвоха. Что-то успело разладиться, а он даже не заметил. Что-то случилось. Важное, должно быть. Любимая девушка смотрит так, словно хочет сказать очень большую гадость, но стесняется — это Вадим понимал по ее лицу и жестам. Но почему и за что? Кто-то успел вмешаться в их отношения, Серебряный, например? У него было много шансов. Телохранитель на добровольной основе постоянно крутился рядом.

— Ну и что ты имеешь в виду?

— Ты можешь считать, что все это гипноз, сон, «матрица» или бред сумасшедшего.

— А ты?

— А за себя я как-нибудь сама разберусь, — засовывая руки в карманы куртки, зло ответила Анна.

— Да что я такого сделал-то? — обалдел Вадим.

— Ничего ты не сделал. В том и фигня…

— Стоп. А что должен был?

«Вот сейчас мне отольется приказ Флейтиста — ни во что не вмешиваться и не лезть грудью на амбразуру. Да, не очень-то хорошо я смотрюсь со стороны, надо думать. Как в школе дразнились: герой кверху дырой. И что теперь делать?!» — Вадим отчетливо ощущал, что земля уходит из-под ног: нарушить данное Флейтисту обещание он не мог, выглядеть трусом в глазах любимой-единственной не хотел.

— Хотя бы поддержать меня, когда все грызлись, а?

— У тебя и так все получилось. Чего ты хотела? Разбитой тарелки? — от сердца отлегло, но вместе с облегчением пришло раздражение.

Вот только его голоса в скандале и не хватало для полного бардака. Вадим считал, что лучше помолчать — да и Анне стоило бы посидеть тихо. Флейтист сам бы навел порядок. В его благодарности было куда больше сарказма, чем признательности. И ничего, кроме двух потерянных минут, сия миротворческая акция не принесла. Неужели Анне самой это не понятно?

— Да хоть чего-нибудь!

— Отлично, — Вадим уже здорово завелся. — Гопака сплясать? Или по потолку побегать? Чего еще изволит ваша милость?

— Уже ничего, — развернулась к нему спиной Анна.

Вадиму захотелось хорошенько встряхнуть ее за плечи. Так, чтобы вернуть хоть толику здравого смысла. А в идеале — такую Анну, с которой он познакомился. Нежную, умную, внимательную, но главное — надежную. Вовсе не этот клубок язвительности и обид. Выпрямленная до скрипа в лопатках спина под черной кожей дразнила, оскорбляла и никаких добрых мыслей не вызывала. На мгновение Вадиму показалось, что сейчас он отвесит ей подзатыльник, а потом еще и пару шлепков, как капризному ребенку. Впрочем, об этом лучше было не задумываться — Вадим вполне мог просчитать последствия.

— У тебя ничего не болит? — осторожно поинтересовался он. — Голова там, еще что-нибудь?

— Если под «еще что-нибудь» ты имеешь в виду, не начинаются ли у меня месячные, — не поворачиваясь, только прижимаясь лбом к копью, ответила Анна. — то пойди и убей себя об стену!

— Нет, этого я в виду не имел, — усмехнулся Вадим. — Хотя уже похоже на то. По всем признакам.

— Большой опыт? — мрачно поинтересовалась Анна.

— Два раза был женат, — честно ответил он.

— Понятно, почему «был»…

— То есть?!

— То есть не могу себе представить нормальную женщину, которая стала бы тебя терпеть!

Вадим едва не уселся на груду металла за спиной. Он ожидал, конечно, услышать какую-нибудь гадость — но не вот это же? Не что-то из лексикона неумной стервы, которых он повидал на своем веку пару десятков. Настолько это не вязалось со всем, что и как говорила и делала Анна, что Вадим только открыл рот и не смог его закрыть. Так и стоял, любуясь прямой спиной любимой женщины, и чувствуя, что, кажется, пропустил мастерский удар под дых. И от кого, спрашивается? От девушки, за которую он был готов удавиться или перебить всех врагов голыми руками…

— Спасибо, дорогая, — сказал он, подумав, и, уже не обращая на Анну никакого внимания, отправился туда, где Флейтист и Серебряный, кажется, обнаружили что-то интересное.

«Что-то интересное», судя по услышанным им обрывкам реплик, выглядело тем, что искали — но при этом к использованию пригодно не было. Подойдя поближе и осторожно отодвинув Софью, музыкант понял, в чем дело. На стене, которую раньше прикрывали сундуки, был нанесен узор. Стилизованные ветви деревьев, вьющиеся травы и цветы, среди них — угрожающие зигзагообразные линии. На этот рисунок и смотрели с интересом и недоумением все трое.

— И это все? — спросил Вадим.

— Да, красавчик, прикинь — одни кусты и никакой порнухи, — ответила Софья. Видимо, сегодня был День Женского Злоязычия, вот только Вадима об этом предупредить забыли.

Он горестно вздохнул, сделал шаг назад, потом еще один, отступил влево. Посмотрел на картину. Сделал полшага вправо. Выпрямил плечи. И нащупал-таки нужную точку! С выбранной им позиции рисунок на стене выглядел объемным. Точнее, не сам рисунок, а те части, которые были видны из-за голов и спин.

— Дама и господа! — позвал Вадим. — А не отошли бы вы немного в стороны?

На него оглянулись, и он увидел картинку во всей красе. Венок стеблей и листьев образовывал обрамление. Из него угрожающе торчали клинки и копья. Посредине был овальный проход. То место, куда он вел, Вадиму не понравилось. Темные силуэты гор, в несколько штрихов обозначенное низкое небо. Расплывчатые контуры не то колонн, не то истуканов. Но по крайней мере так в картинке обнаруживался хоть какой-то смысл.

Вадим сделал шаг вперед, и иллюзия пропала. Точка, с которой рисунок обретал перспективу, располагалась почти посредине постройки, на уровне его глаз. В этом смогли убедиться Флейтист и Гьял-лиэ, которым пришлось чуть пригнуться. Потом Софья вскарабкалась на твердый нагрудник и тоже увидела арку и проход. Анна от зрелища отказалась.

Флейтист вернулся к стене, постучал по ней, поковырял пальцем камень. Вадим подошел к нему. Рисунок был нанесен тонкой кистью, должно быть, минеральными красками — они не выцвели со временем. Преобладали два цвета — темно-зеленый и темно-серый. Этого было достаточно. Неизвестный живописец хорошо владел своим ремеслом. Где-то он нанес краску плотно, где-то — так, что через нее просвечивал камень, создавая множество оттенков.