Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 13



— Ты умеешь разговаривать? — удивилась девушка и погладила собаку по спине. Шерсть вздыбилась, будто в ладони был заключен сильный электростатический заряд.

— Я умею думать, — пояснил Фасси, увернувшись.

— Я слышу твои мысли?

— А я — твои.

И еще чьи-то мысли проникли в сознание Питера. Понять их он не мог. Услышать — тоже. Он только осознавал, что они были. Везде — в воздухе, на жесткой, рыжего цвета почве, в небе, куполом накрывшем Долину; и звезды, мерцая, излучали чьи-то мысли, проносившиеся мимо подобно пулям или снарядам и разбивавшиеся о землю на множество осколков, которые невозможно было собрать в целое умозаключение.

— Мы будем здесь жить? — спросила Инга. — А что мы будем есть?

Питер не сомневался в том, что им не дадут умереть от голода и жажды, его интересовала другая проблема. Он шел сюда половину своей жизни. Он дошел. И должен получить наконец ответ на вопрос, мучивший его с детства.

Кто мог ему ответить? Горная цепь, окаймлявшая Долину? Рыжая земля? Звезды, сиявшие в небе? Или тот, кто сотворил все это и позвал их сюда, чтобы…

Чтобы — что?

— Кто ты? — спросил Питер. — И кто теперь мы?

— Ты знаешь! — ответ был кратким, как падение камня.

— Не знаю! — закричал Питер. — Я все время об этом думаю, с тех пор, как мне дали монетку, а я спрятал ее и стал для всех чужим.

— Ты знаешь, — повторил голос.

— Ты знаешь, — сказал Фасси, присев перед Питером на задние лапы.

— Ты знаешь, — сказала Инга и поцеловала Питера в щеку.

— Но я… — пробормотал Питер. — Я не…

— Тебе нужно собраться с мыслями, — посоветовал Фасси. — В них есть все, только расположи их в нужном порядке.

— Ты так хорошо мне объяснял, — сказала Инга. — Неужели не сумеешь объяснить себе?

— Прежде всего нужно поесть, — заявил Питер, оттягивая минуту, когда ему придется говорить с тем, кто был ответствен за все происходившее на Земле в последние полвека. Он ждал этого разговора и боялся его.

— Ты действительно хочешь есть? — спросила Инга.

— Я не голоден, — сказал Фасси, помахивая хвостом.

— Да и я тоже, — честно признался Питер. — Просто…

— Я понимаю, — сказал Фасси, и Питеру показалось, что пес улыбнулся.

Инга промолчала. Она опустилась на теплую землю, устроилась поудобнее и подняла на Питера ожидающий взгляд.

— Сейчас, — сказал он. — Только дайте сосредоточиться.

Сверхновая вспыхнула недалеко от Солнца, и яркость ее была так велика, что голубую звезду-гостью видели даже днем. Сверхновая испускала жесткие лучи, проникавшие сквозь радиационные поля Земли и выбивавшие то ли лишние электроны, то ли целые атомы из клеток головного мозга.

Когда полтора года спустя Сверхновая угасла, люди обнаружили, что стали другими.



Известный политик, президент большой страны, претендовавшей на мировое лидерство, не смог в нужный момент принять правильное решение: бедняга стоял перед избирателями и должен был всего лишь ответить «да» или «нет». Впрочем, вопрос был задан очень важный и даже судьбоносный, следовало хорошо подумать, прежде чем отвечать, он и думал — час, другой, а люди ждали и не могли взять в толк, что происходило с их харизматическим лидером.

В конце концов он упал в обморок. Решили, что виновата жара, стоявшая в те летние дни на всей территории государства.

Обмороки случались у многих. Почти у каждого. Сначала была утрачена способность решать самые важные проблемы — принять предложение начальник» о новой должности или ответить отказом, объявить соседнему государству войну или ограничиться нотой протеста, проголосовать за новый закон о борьбе с преступностью или поднять руку против… Довольно быстро влияние Сверхновой начало сказываться на повседневных делах: проснулись вы утром и тупо смотрите на пустую чашку, не в силах решить простейшую дилемму — выпить кофе или налить себе чаю.

Кое у кого не выдерживало сердце, и люди умирали. Врачи придумали термин «Синдром выбора», появилась новая ужасная болезнь, и споры шли о том, была эта болезнь психической или следствием химических изменений в составе коры головного мозга.

Споры, впрочем, быстро прекратились, поскольку выбрать между двумя гипотезами оказалось невозможно.

И наступил хаос.

— Откуда ты это знаешь? — спросила Инга, когда Питер сделал в повествовании паузу, чтобы привести в порядок мысли.

— Мне рассказывал дед Борис, — объяснил Питер. — Мы с ним очень дружили, у нас была общая тайна.

— Тайна? — поднял голову Фасси.

— Нам не нужна была монетка, — сказал Питер. — Видимо, это передавалось по наследству. Дед, который был молодым, когда вспыхнула Сверхновая, не получил, вероятно, своей доли облучения. А может, у него был иммунитет. Когда мне исполнилось три года, я, как все, прошел инициацию, мне повесили на шею детскую монетку из дешевого металлического сплава, если и потеряешь, не жалко, и я получил право самостоятельного выбора. Бросая монетку, я мог решать, идти ли мне играть с ребятами в футбол или отправиться на реку ловить рыбу. На самом деле мне достаточно было секунду-другую подумать, сравнить, разобраться в том, чего мне хотелось больше. Я не понимал, зачем мне этот металлический диск, он мешал, заставлял меня порой делать совсем не то, что мне на самом деле было нужно.

— Со мной происходило то же самое, — вставила Инга. — Только… У девочек рефлексы срабатывают чаще, и когда мой брат бросал монетку, чтобы прийти к какому-нибудь решению, мне достаточно было поступить рефлекторно…

— Потому-то, — перебил Питер, — женщин перестали слушать вообще, и к принятию решений, тем более на государственном уровне, их не допускали уже лет через десять после того, как Сверхновая угасла. Жребий позволял решить любую проблему, а женская интуиция порой так портила статистику…

— Глупо, — обиженно сказала Инга, пожимая плечами.

— Господи, — протянул Питер, — глупо, бездарно, невыносимо было все… Ты хоть понимаешь, что в один далеко не прекрасный день нелепое излучение из космоса лишило человека разума? Разум — это возможность сознательного выбора.

— А я слышала… — начала Инга, но Питер не дал ей договорить.

— Слышала! — воскликнул он. — Конечно! Всем известно, что человеческий разум заключается в том, чтобы свободно принимать свой жребий. Но раньше было иначе, и люди знали, чего хотели! Разум — это самостоятельный сознательный выбор. Сознательный, понимаешь?

— Я всегда…

— Ты — да. И я тоже. Мы с тобой не такие, как все. Разве ты всю жизнь не скрывала от людей способность без подсказки решать свои проблемы? Свободу воли дал человеку Бог, так написано в Библии, но сейчас даже эту книгу трудно найти, потому что лет через пять после Сверхновой выпал жребий — книги уничтожить. Большой жребий: в Москве собрались делегаты из разных городов, и каждый бросил свою монетку, а потом посчитали, и оказалось, что все напасти человечества — из-за книг.

— У тебя дед был…

— Уродом, — сказал Питер, потому что Инга не могла подобрать нужного слова.

— А у меня и дедушки с бабушками, и родители совершенно нормальные, — продолжала девушка. — И оба брата. И младшая сестра, Я одна такая. Почему?

— Откуда мне знать? — Питер погладил Ингу по голове, а потом наклонился и поцеловал ее в щеку, девушка отстранилась, но лишь на мгновение, чтобы встретить взгляд Питера и прочесть в нем то, что ей так хотелось увидеть еще вчера, и сегодня утром, и потом, когда шли в Долину…

— Я люблю тебя, — пробормотал Питер, когда затянувшийся поцелуй закончился долгим вздохом.

— Ты хотел меня прогнать, — с укором напомнила Инга.

— Прости, — сказал Питер. — Я думал, ты такая, как все, и я не имею права портить тебе жизнь.

— А сейчас, — улыбнулась девушка, — ты такое право имеешь? Фасси тявкнул, привлекая к себе внимание, и привстал, подняв морду к небу. Питер посмотрел вверх: звезды исчезли. Купол неба стал ярко-зеленым, и в центре его пылало солнце, окруженное нежным сиянием, смягчавшим излучение светила, делавшим его переносимым для взгляда.