Выход где вход

Возле станции метро на холмике виднелась церковь. Судя по облику, её возвели одновременно с жилыми домами. Широкий корпус, едва смягченный грубоватыми арками, приземистая колокольня, шлифованная мраморная плитка и тяжеловесные купола, — всё сразу вызвало в Вере отторжение. На её вкус храм представлял собой типичный 'новодел' — тяжеловесную попытку подражания даже не старым мастерам, а их копиистам. Эдакий местный вариант 'храма Христа Спасителя'. Наверняка, постарался всё тот же чиновник, обеспокоенный процветанием родственного ему кладбища. Порадел и профинансировал.

Паша, наоборот, на появление храма откликнулся оживленно:

— О, церковь! То-то мама обрадуется. Она так переживала, что если я куплю квартиру в новом районе, ей некуда будет ходить. А тут — прямо рядом с метро. Красота!

Вера в ответ расстроено посетовала:

— Ну, да, я понимаю, что надо возводить храмы — не будут же люди всякий раз в Центр мотаться. И совсем новые церкви нужно строить, увеличивать их число. Но для постройки храма всегда существовали особые правила, традиции… Не так, чтобы тяп-ляп, как это творение.

Павел, приходящий в восторг от одного только вида строительных материалов, не согласился:

— Ну, почему тяп-ляп? По-моему, внушительно. Чувствуется солидность, основательность.

— Бетонные плиты в основании стен чувствуются — вот что! — осуждающе буркнула Вера. — И купола слишком грубо сделаны — словно шляпы. То ли дело раньше церкви строили! У меня неподалеку от дома церковка стоит, аж XVII века. Так она несравнимо воздушнее — выглядит как кораблик посреди бурного моря. Держит курс на свет маяка, преодолевая бешенство волн. Прямо 'ковчег завета', а не церковка. Ещё бы не возмечтать о 'спасении'! Колоколенка там тоненькая как свечечка, но сразу заметна. Белизна такая, что сияет из любой темноты.

Вера ещё раз оглянулась на храм, сравнивая его со своими воспоминаниями.

— Та церковь — в изящных арочках. Всё в ней закруглено, завершено и изогнуто. Смотришь — и тебя точно внутрь цветка затягивает, как пчелу… Сразу вспоминаешь, что библейские слова 'слаще сотов и капель мёда'. Видно, что каждый кирпичик вручную положен, с молитвой. А это что?

Перейдя через дорогу и озирая храм уже с противоположной стороны улицы, она всё еще не могла успокоиться:

— И, знаете, если сравнивать со старинными церквами… Там совсем другая форма куполов — слезками, как будто они с неба наплаканы. А ещё на язычок пламени похоже.

— Купола разные были. Смотря по стилю, — нехотя отозвался Павел.

— Шатровые купола такие же тоненькие. Они много места небу дают. Не оспаривают его! — уцепилась за любимое сравнение Вера. — Даже в широких куполах сохранялся этот неуловимый изгиб — возле маковки и у основания, словно они из очей сами вытекли. А по современным куполам сразу видно, что они на заводе отлиты по типовому шаблону, не заморачиваясь.

Вера махнула рукой в сторону оставшегося за спиной храма:

— Тут слишком жёсткие полукружия, без нежных изгибов и утоньшений. Линии куполов спрямлены, стали проще. Да и в арках — то же самое. Разве не заметно? Тонкость-то прежняя где?

Павел недоумевающе обернулся в сторону церкви, пожал плечами. Какая разница! Главное — маме есть куда ходить…

Вера еще раз неприязненно глянула в сторону храмового монолита и подытожила — скорее, для себя:

— Это больше на памятник церкви похоже, чем на саму церковь.

— Ну, не знаю, — смущенно откликнулся Павел — Мама всё равно будет довольна, что тут церковь есть! Отделка, вроде, богатая, судя по виду.

Пока они шли вдоль улицы, Пустошино продолжало радовать чистотой, единообразием и свежестью построек. И Вере вдруг подумалось: 'А, может, это — то? Именно то, что ему нужно? Район тут необычный. Расцвел и благоустроился он благодаря маме, упокоенной на ближайшем кладбище. И раз он развивается под патронажем того чиновника 'на радость маме', то может и Павлу с его мамой тут будет хорошо?'.

Надежда окрепла, когда, завернув за угол нужного дома, они увидели лес, глухой полосой синеющий на горизонте. А перед ним — необъятное, поросшее кустарником поле. Через всё поле ветвилась проводами линия электропередач. Но даже она не портила захватывающего ощущения простора. На проводах Вера с ужасом заметила ворон, распушившихся на ветру. Бесстрашные же они!

— До леса тут — рукой подать, — подтвердил хозяин новенькой, пахнущей краской квартиры. — Можно сказать, от подъезда на лыжах катаемся. Встал прямо возле дома на лыжи и поехал. А летом — по грибы.

— Вот это да! — всю обратную дорогу до метро восторгался Павел. — Вот это другое дело! Наконец-то, в этом городе удалось найти что-то человеческое! Мы ведь с женой — лыжники. Теперь и ребенка к лыжам приучаем. Ух, как она обрадуется! И квартира мне понравилась. Новая. Чистая. Всё большое.

'Хоть она и новая, — упрямилась про себя Вера, — но лес с церковью тебя больше вдохновили. Всё равно без опоры — никуда. Все хотят чувствовать, что их поддерживает нечто вечное, не от человека зависящее. Ну, чтоб хотя бы деревья за окном шептались… И чтоб линия горизонта была видна'.

А вслух сказала:

— Да, Паш, на редкость удачное сочетание — и лес, и район новый, и метро рядом. Все, что мы искали, как-то вместе собралось.

Возвращаясь после бесконечного дня домой, Вера даже не в силах была порадоваться, что в вагоне удалось сесть. Просто плюхнулась безжизненно на пустующее место. Натянула на голову капюшон, чтобы от всех закрыться, припала к боковой перекладине и задремала. В голове плыло воспоминание о поросшем кустарником поле. На перетянутых проводах торжественно восседали вороны. Наверху густо серело вечернее небо. Это зрелище осеннего поля родило внутри у Веры тяжкий стон, горчайшую жалобу на вечно тянущуюся дорогу, нескончаемость разъездов и огромность московских расстояний. Город-дорога, город-вокзал, город-стройка! И так — изо дня в день, без надежды остановиться.

День, казалось, был полон чудес: нашлась, наконец, квартира для Амалии. Согласился на вариант привередливый Паша. А Вера уже ничему не радовалась. Словно от бесконечных разъездов стаптывались не только её подошвы, но и что-то внутри неё приходило в негодность. Вчерашнее ощущение холода и пустоты, возникшее возле Кремля, ширилось и росло внутри как полынья во льду.

Жизнь слилась для Веры в одну муторную, нескончаемую дорогу, по которой почему-то надо тащиться. Ответов же на вопрос — куда эта дорога вела? — совсем не осталось. Студенткой она неслась в библиотеку. Повзрослев, пережила период, когда все дороги вели домой — в лоно ещё не оборвавшейся семейной жизни, к крохотному Петьке и уютному мужу. Потом были времена, когда все пути заканчивались на кухне у Марины — под мирное журчание разговоров и закипавшей в чайнике воды. Но куда вела её теперешняя колея — это Вера напрочь перестала понимать. Не находила больше в душе ни цели, ни надежды.

Когда она добралась до своего района, совсем стемнело. Дома в полумраке наезжали друг на друга, расплываясь в бесформенные пятна. Некоторые из окон были ярко освещены: жёлтым, зелёным, узорчатым, красным — в зависимости от расцветки штор. Кое-где занавески оставались не задернуты, и по кусочкам интерьеров было видно — кухня это или комната. В иных окнах мерцал лишь маленький огонек или прямоугольник включенного телевизора, прячущийся где-то в глубине жилища. Вера завистливо вздохнула — ей казалось, что от каждого окна дышит теплотой и уютом… Но ей туда хода нет.