Выход где вход

Алексеева Татьяна

Выход где вход

ПОНЕДЕЛЬНИК

— Я больше не могу с ней бороться! — взорвалась Вера. — Давай откажемся от этого варианта. Всё равно ничего не получится…

Бесплодный спор с Китом тянулся больше часа. Он почему-то не сомневался, что сделка с Амалией Матвеевной состоится. Срок договора о продаже её квартиры истекал на днях, а варианта для переселения не находилось. Паниковали все — Вера, предполагаемая покупательница, временами даже сама Амалия… Лишь непробиваемый Кит был спокоен.

С утра, едва разлепив глаза, Вера услышала в трубке смущенно-трогательные, полудетские интонации. Покупательница не утерпела и позвонила спозаранок, хотя буквально накануне прошло последнее обсуждение.

— Ну, что, ничего не изменилось? — полюбопытствовал голос, трепещущий словно крылья бабочки, присевшей на травинку. — Никаких новостей?

Веру передернуло. Все на неё давят, все от неё чего-то хотят… И только она одна, сжав зубы, должна со всеми считаться и под всех подстраиваться.

— Я уже вчера говорила, — угрожающе протянула Вера. — Очередные варианты мы посмотрели. Но Амалия Матвеевна колеблется. Выбирает между двумя квартирами. В одной ей больше нравится планировка, а другая ближе к дому дочери. Вы считаете, мы за ночь еще где-то успели побывать?

Сама-то по себе покупательница не вызывала у неё раздражения. Да и трудно было заподозрить ту в хамстве или напористости. Барышня совсем не умела выдержать требовательного тона, но не только из-за робости. Слишком уж нетерпеливо и томительно мечтала она о полюбившейся квартире.

Амалия Матвеевна надумала перебраться ближе к дочери из мрачноватого подобия мансарды, нелепо украсившей верхушку сталинского дома. Почти из всех окон квартиры виднелась крыша с широкими трубами. Проржавелые металлические листы топорщились как непричесанные кудри у сорванца и буйно грохотали при малейшем порыве ветра. Но, даже глубоко пропитавшись сыростью и спорами зеленоватого мха, по-хозяйски расползшегося по стенам, дом всё еще производил внушительное впечатление.

Просторные лестничные пролеты и потолки с полуобвалившейся лепниной тянули взгляд вверх, раздвигали пространство. Входить в эти необъятные двери и подыматься по высоким ступеням подобало лишь исполину. Любого посетителя дома невольно возвышала широта его коридоров, поблекший мрамор лестниц, массивность облезлых деревянных перил. А коренастые колонны, островерхие башенки по периметру крыши и барельефы обрамляли это изобилие воздуха с изысканностью, отшлифованной веками.

Сталинский ампир как магнит влек покупателей. Однако едва претенденты добирались до мансарды, любопытство утекало из их глаз, а лицо приобретало скучающее выражение. Уж больно сама квартира была неказистой. Напоминала унылое купе поезда с аппендиксами в виде крохотной кухоньки и сортира. Помещение когда-то отгрызли от просторных многокомнатных апартаментов, и атмосфера увечности его не покидала. Теснота, узость, неестественность планировки всех отпугивали. А ошметки ржавого железа под окнами окончательно портили впечатление.

Однажды Вера привела в квартиру худенькую нервную женщину, и та вдруг застыла у запыленного окна с потрескавшимися рамами. Замерла, затаив дыхание. Это было единственное окно, которое глядело на набережную. Пейзаж за ним застал гостью врасплох. Небо неспешно стекало в реку. Деревья столпились на вершине холма волнистой серовато-коричневой стеной. И всё, что было связано с человеческим бытием, шумело где-то далеко внизу.

Присматриваясь к оцепеневшей фигурке, Вера остро почувствовала, как нужна ей опора, реальное чувство защищенности. И как при этом мечтает она о побеге от упавших на нее обязательств. Вера ничего не знала про покупательницу. Но по бегающим глазам, по пальцам, неустанно перебиравшим что-то невидимое, по неспособности дослушать до конца фразу, — по всему чувствовалось, что та разрывается на кусочки между множеством своих 'должна'.

Окно с видом на небо и реку открывало путь, возможность, не трогаясь с места, улететь за пределы города. Выпасть из своего внутреннего круговорота. А внушительный сталинский дом походил на одряхлевший, но так и не поддавшийся времени замок. Казалось, что его стены вполне способны защитить от вражеского нашествия. И вот это-то сочетание основательности и надежности, исходящей от дома, с безбрежностью пейзажа за окном стало жизненно необходимо тревожной покупательнице. С этой минуты ко всем ее тайным беспокойствам и обязательствам, к неизбывному чувству вины добавилось новое гложущее опасение — не получить дивную квартиру.

— Ох, как же надоело зависеть от закидонов Амалии! — застонала Вера. — Давно бы уже забыли об этом варианте и перестали бы мучиться… Ясно же, что зря убили время. Никуда она отсюда не переедет. Ходит как экскурсант по квартирам, и ни одной до сих пор не выбрала…

— Считаешь, она нарочно нас за нос водит? Ради удовольствия? — устало произнес Кит. — А, по-моему, эта тетка просто не понимает, чего хочет.

— Да знаю я, чего она хочет — сохранить ощущение своего превосходства! Ей только на нашей памяти раз пять 'скорую' вызывали. Дочь к ней через день мотается с другого конца Москвы. Убирает, ходит за продуктами. Так измочалилась, что буквально умоляет Амалию поменяться в свой район. Но той изводить родственников гораздо приятнее, чем к ним под бок переезжать…

— Ну, пусть остается в своей хибаре, как Карлсон на крыше, — недовольно засопел Кит. — И спит под металлический грохот, упиваясь собственным упрямством.

— Что значит 'пусть'? — разъярилась Вера. — А мы как же? Предлагаешь без зарплаты остаться? Сам все время учишь бороться до последнего.

— Не бороться, — уточнил Кит, — а тихо-мирно окучивать варианты, которые к нам приходят. Спокойно ждать, как на огороде, — что прорастет, а что нет. Я не исключаю, что с Амалии урожай еще будет…

— Сохранить власть для неё важнее! — у Веры даже сердце заныло от напряжения. — Она привыкла управлять дочкой, командовать. Видно же, что всю жизнь держала дочь под пятой. И вдруг теперь сама попала от нее в зависимость — со своими болезнями. Вот Амалия и кривляется, ни на одну квартиру в дочкином районе не согласна… Всё ставит ей в пример свою набережную. Хоть таким способом демонстрирует дочери, что та ей — не чета.

— Дочь тут не при чем, — пробормотал Кит. — У всех жителей элитных районов жуткое самомнение. Но Голованово, где ее дочка обитает, тоже скоро будет престижным районом. Туда все начальство съехалось.

— Да разве можно поставить рядом простенькое Голованово, которому отроду несколько лет, и Генеральскую набережную, где все так величественно? — скривилась Вера, — Ну, дома на набережной, положим, уже порядком обветшали. А река, деревья на том берегу? А небо? Ты видел еще что-нибудь подобное в нашем городе?

— Небо, — иронически хмыкнул Кит, — везде одинаковое.

— Но здесь оно ближе!

— Ну, на крыше-то — конечно.

Вера злилась, что Кит не ценит ее наблюдательности, не дорожит точностью анализа. Его заботил лишь результат: переедет — не переедет. По какой причине — не важно. Вера же мнила себя глубоким психологом. Любила копаться в мотивах решений, принимаемых клиентами, а потом демонстрировать Киту глубину и проникновенность своего взгляда. Он терпеливо выслушивал, но чаще отмахивался. В этот раз ему было совсем не до Вериных изысканий. Требовалось принять решение по сделке, и без того поглотившей слишком много времени. Уже несколько месяцев работа крутилась вхолостую.

— Короче, неважно, по какой причине Амалия не хочет переезжать! — грубовато оборвал Веру Кит. — Надо поставить ее перед фактом: или она принимает решение, или мы от нее отказываемся.