Выход где вход

По следующему адресу ситуация, казалось, улучшилась. Все чистенькое, выскобленное. У хозяев большая библиотека. На стенах — два-три пейзажа любительской кисти. В кресле мирно дремлет длинношерстый дымчатый кот. Серебристый — в тон коту — компьютер нежно жужжал и поддерживал атмосферу интеллектуального труда. Подойдя к окну, хозяйка картинно отдернула шторы: 'Вы только гляньте — у нас совсем нет домов перед окнами. Только небо!'.

При слове 'небо' в глазах Ванды Петровны поплыло мечтательное выражение.

— Хорошо бы брат согласился на этот вариант! — неуверенно надеялась она всю обратную дорогу. — Правда, у нас не совпадают вкусы. Увы, эта чудесная квартира далековато от его дома… Ему придется делать крюк, чтобы зайти ко мне.

Вера вспомнила про 'стакан воды', и поняла, что жилье для Ванды нужно искать дальше. Ушлый брат ни за что не согласится. А вариант выглядел таким подходящим!

Тоска от бесплодности усилий натолкнула на мысль: да стоит ли им участвовать в Вандином переезде? Ведь та попадёт в чужой мир, закрытое для неё пространство… Может, лучше Ванде Петровне остаться в своем домике вблизи парка, и тешить себя воображаемым пением соловьёв? Или пусть уж столкнётся с собственными иллюзиями лицом к лицу, узнает реальную цену родному братцу…

Понятно, что если не Вера с Никитой, так другие риелторы выполнят заказ. Но Вере почему-то представлялось, что у всякого переезда есть, помимо материальной, душевная подоплёка. И если человек её во время поймёт, спохватится, то, может, и не потребуется ему никуда переезжать… Или наоборот — только тогда и придёт к нему навстречу его долгожданная квартира?

Окончательно распогодилось. Впереди — показ еще одного опостылевшего варианта. Середина дня, а сил нет уже ни на что. В метро не получается даже почитать — глаза слипаются. Уловив минуту, когда рядом с ней освободилось место, Вера плюхнулась на него. Сделала вид, что не замечает стоявшую рядом пожилую даму с увесистой сумкой и её осуждающих взглядов. Нет уж, никаких мук совести! Лучше глаза закрыть покрепче. Не дай Бог, какая-нибудь дряхлая старушка войдет. Ехать почти час и столько ещё работы сегодня. Спи, совесть, спи! А скоро и сама Вера задремала. Конечную станцию не проедешь.

Район Воздушное, как и большинство московских районов, — почти самостоятельный город. Связь с Центром возможна лишь посредством метро. Но его сюда пока не провели. Обещали, но года два назад стройку заморозили. Так и остался посреди района котлован, обнесенный бетонными плитами, с надписью 'Извините за неудобства'.

Вера обошла по периметру несостоявшуюся станцию метро. Стена, ограждавшая котлован, служила гостеприимным прибежищем для местных живописцев и каллиграфов. Повеселев при взгляде на их каракули, Вера свернула в сторону дома. Но в сумке сдавленно — как будто его слегка придушили — пискнул мобильник. Первые из ожидаемых покупателей сообщали, что приехать не смогут. А до следующего показа не меньше получаса. Стало быть, опять придется тупо гулять по району… Чёрт, что за 'день прогулок'! И это — в то время, когда Петька брошен дома один, а все дела по хозяйству стоят без движения. Опять время уходит в никуда, утекает сквозь пальцы.

Воздушное — сплошь холмы да овраги, с редкими фрагментами леса. Островки кустов и невысоких деревьев стыдливо покрывают землю, словно остатки волос — череп своего владельца. Главное достоинство района — сбивающие с ног ветра. Считается, что благодаря им воздух здесь чист. На обширный район — единственная автобусная остановка. В витрине примкнувшего к ней ларька выставлены все продукты на свете — от бекона и чипсов до коньяка 'Наполеон'. Рядом грохочет МКАД, низко летают самолеты (аэропорт — не намного дальше, чем МКАД).

В низине замаячила детская площадка. Вера решила туда спуститься и посидеть немного. Осторожно принялась сползать с холма, нарочно выбрав путь по земляной тропинке, а не по кособокой лестнице. Трава по обочинам зеленела и пахла арбузной коркой. Среди отсыревших стебельков Вера вдруг увидела клевер и желтые одуванчики. Всё это почему-то законсервировалось и застыло, не подверженное тлению.

Площадка была оформлена с намеком на древнерусское зодчество: беседки с деревянными куполами, резные столбики качелей, стилизованные сказочные персонажи. Между Иванушкой-дурачком и Бабой-ягой отсыпалась стая дворняг. Вера даже подивилась их количеству. Тишина и неподвижность стояли такие, что натужный и отчетливый звук низко пролетающих самолетов легко было спутать с гудением шмеля над ухом. Казалось невероятным, что вся эта благодать — с клевером, собаками и одуванчиками тоже была Москвой, да ещё в разгар осени.

В стороне от сородичей дремала ещё одна дворняга — черная с рыжими подпалинами. Пёс спал с безмятежностью ребенка, уютно подвернув лапы, прижавшись к траве щекой. Вера так и просидела рядом остаток времени, любуясь исходящей от него тишиной и отрешенностью. 'Словно загородом побывала, — умиленно вздохнула Вера, прощаясь взглядом с собакой и одуванчиками. — Даже к лучшему, что показ отменился. Иногда это бывает не зря'.

Квартиру пришел смотреть худенький согбенный юноша с окладистой бородой. Модный плащ свисал почти до земли, а тяжеленный дипломат перекашивал фигуру. Выражение глаз неразличимо за тонированными стеклами очков. Он весь словно спрятался за взрослой одеждой и взрослым обликом. Но слишком уж там, внутри, чувствовался ещё не оперившийся мальчик, не знающий, чего ему ждать от окружающих.

'Сидит, небось, с важным видом в каком-нибудь офисе, а сам ещё в игрушки не наигрался!', - по-матерински вздохнула Вера, вспомнив сыночка Петечку. Квартиру он посмотрел так же невнятно, как и выглядел, — будто не понимая, зачем он это делает. И Вера, вырвавшись, наконец, из Воздушного, понеслась дальше — по своей траектории.

Ей предстояла встреча с супружеской четой — пожилым профессором Борисом Диогеновичем и его беспокойной женой Мартой Владимировной. Такие солидные покупатели достались Вере с Никитой почти чудом. Кто-то из бывших клиентов настойчиво порекомендовал их дочке Бориса Диогеновича от первого брака. И та сумела убедить отца, что здесь к нему отнесутся с необходимым почтением, вникая в каждый оттенок его настроения и ставя превыше всего соображения его комфорта.

У супругов — просторная квартира в сталинской высотке, дорого обставленная. Но профессор вынужден её продавать, чтобы разделить с братом. Брат в их семье считается неудачником. Завяз в сомнительном бизнесе, оброс долгами, попивает, живет на счет жены. О нём в окружении профессора даже говорить не принято. Все делают вид, что его не существует. Когда обсуждались условия сделки и пожелания брата, решившего взять долю в деньгах, Борис Диогенович сидел со скорбным видом человека, претерпевающего глубокие и незаслуженные страдания. Но имени брата так ни разу и не произнёс. Только Марта Владимировна завуалированно намекала на его существование, кося на мужа глазами и посылая сигналы Вере: 'Да перестаньте же его мучить!'.

Сам профессор — солидный, ухоженный. Двигается неспешно, говорит неторопливо, снисходительно поглядывая на собеседника. Довольно высокий, статный. Остатки седых волос окружают возвышенное чело. Тонкий, чуть изогнутый нос, полуприкрытые веками глаза. Видно, что себя бережет. Жена похожа на встревоженную курицу, квохчущую вокруг него, хотя заметно моложе. Всегда дорого и хорошо одета, с тонким тщательным макияжем. Черненькая, взволнованная — в основном, настроением супруга.