Выкормыш

«15 марта.

Здравствуй, мамочка!

Получили твое последнее письмо. Ты пишешь, что хочешь приехать сюда. Вот это уже, мама, совершенно не нужно. Зачем тебе сюда приезжать? Да еще с твоим здоровьем! К тому же, мы совсем не сможем уделять тебе должного внимания — работа кипит, проект движется к завершению, и мы работаем даже по ночам. Подожди немного, родная, скоро мы приедем к тебе. Я помогу крышу перекрыть. Дом продавать не надо, знаешь, как сейчас земля в цене растет? У тебя там, конечно, далеко не Москва, но все же. Не продешеви. К тому же, здесь тебе жить будет трудно.

Нам обещали отпуск летом. В конце концов, мы уже порядочно работаем здесь. Хотя защита хорошая, но за год можно много чего накопить в организме. Я больше всего за Зоську переживаю.

У нее работа кипит. Материала много, она даже не успевает все грамотно оформлять. Казя помогает ей, когда может. Она вообще возится с ней, как с дочерью.

Мамочка, я смотрю на нее и понимаю, какой бы счастливой матерью была бы моя жена. Как жаль, что для нас этот вариант исключен. Но у Кази есть хотя бы Зофья, о которой можно заботиться и оберегать.

В общем, надеюсь, что скоро мы с тобой увидимся. Осталось каких-то три месяца. Жду с нетерпением.

«10 апреля.

Привет.

Мамочка, не надо сюда приезжать. Мы будем гораздо раньше, чем планировали. У нас тут небольшие неприятности, нас срочно эвакуируют. Нужно успеть перебросить оборудование, пока не пропал наш труд. К сожалению, сразу приехать не сможем, нужно будет разобраться в городе, в лаборатории. Надеюсь на встречу в течение месяца. Извини, больше писать не могу.

— Все, — Белка отложила письма в сторону и посмотрела на Кадра, — блин, жалко-то как. Я там еще целую стопку видела. Надо было взять. Выходит, они в Зоне работали. В самом начале почти. Смотри, и артефактов еще как таковых не было — как он им поражается. Миша?

Журналист пребывал в полной прострации, глядя куда-то в даль. Белка помахала у него перед глазами рукой и, когда он обратил на нее внимание, повторила:

— Я говорю, жалко, я письма у тети Глаши из дома не взяла.

— Нет больше писем, Белка, — Мишка смотрел на нее, не отрываясь, и Белка заподозрила, что он еще пребывает в рассеянном состоянии.

— Почему нет?

— Какая дата на последнем письме? — Миша опередил напарницу и сам поднял нужный листочек, — Десятое апреля. Не было больше писем, Белка. Это последнее.

— Почему ты так уверен? — девушка ревниво отобрала листок у приятеля и аккуратно вложила в альбом, вместе с другими.

— Это две тысячи шестой год. Чернобыль второй раз рванул в две тысячи шестом. Письмо датировано десятым числом, а тринадцатого Зона взорвалась.

— Но их же должны были эвакуировать?

— Ага. Разбежалась. Никого не эвакуировали. Ты сама веришь в то, что ученых будут вывозить? Главное, результаты забрали. А люди не нужны — слишком много видели.

— То есть, они все погибли? Ты так думаешь? И Андрей, и Казя, и Зося? — взгляд Белки внезапно стал обиженным.

— Думаю, да.

— Но как тогда… Ведь сходство действительно есть, — девушка растерянно посмотрела на фотографии, с которых ей улыбалось ее собственное отражение.

— Ну, видишь, Зося там вроде как влюбилась. Может, успела родить. А от Андрея это скрыли. Он вон, по горло в работе. Матери некогда написать.

— Да ну тебя с твоими мыльными операми, — Белка обиженно отвернулась и принялась укладывать альбом в рюкзак. Вытащив оттуда сигареты, она поискала глазами зажигалку и, не найдя, запустила руку в карман.

— Ой, — девушка удивленно уставилась на кусок картона, оказавшийся в ее ладони.

— Что это? — Миша заинтересованно подвинулся ближе, рассматривая находку.

— Это мне тетя Глаша в руку сунула, когда упала. Совсем забыла. Смотри.

На фотографии была запечатлена Казя вместе с мужем. Тонкие черты лица, серьезный взгляд серо-голубых глаз, легкие светлые кудри вокруг головы — женщина удивительно походила на Белку, и лишь по отдельным чертам можно было понять, что это разные люди. На обороте фотографии оказалась надпись:

«С любовью, Катаржина Вуйцек».

Миша щелкнул пальцами. Белка от неожиданности вздрогнула.

— Ну конечно! Я вспомнил, почему мне это имя кажется знакомым! Катаржина Вуйцек! Ну, я и идиот!

— В чем дело, Миша?

— Катаржина Вуйцек в свое время была очень крупным специалистом по генетике. Она в Зоне работала как раз до второй аварии вместе с другими шишками. Я когда готовился к поездке сюда, перелопатил все материалы, которые мог достать. О пани Вуйцек было очень много статей. А Андрей — это Андрей Семенович Соколов, ее муж. Она девичью фамилию себе оставила. Катаржина и Андрей вместе работали, быстро сделали карьеру — Казя с головой была. Андрей попроще, но, видимо, с ней в паре хорошо себя чувствовал. Наверно, за какие-то заслуги их в Зону и отправили трудиться.

— А Зося?

— Насчет того, почему Зося в Зоне оказалась — не знаю. Наверное, по просьбе Катаржины. А вот биографию расскажу. Зося — Казина сестра. Отец у них поляк. Как в Союзе закрепился, не знаю, есть подозрения, что в разведке крутился. Перебрался в Россию, тогда еще в СССР, женился на русской. Вскоре умер, возможно, расстрелян. Его жена умерла, когда Зоське было десять, а Казе около двадцати.

— Как ты все это помнишь? — фразы Белки становились короткими и отрывистыми. Она сидела, закусив губу и судорожно сжимая руки.

— У меня память профессиональная, — похвалился Мишка, — это я как-то на Казю не отреагировал. А когда полностью увидел — «Катаржина Вуйцек», у меня в голове что-то щелкнуло. Белка, с тобой все в порядке?

Девушку трясло. Глаза закатывались, она медленно сползала на пол.

— Отведи меня в другую комнату.

Миша подхватил Белку на руки, отнес в соседнее помещение и усадил на «кровать».

— Теперь лучше?

Нет, лучше девушка не выглядела. Скорее, наоборот.

— Миша, свяжи меня.

— Захотелось необычного секса? — поднял бровь журналист.

— Мне не до шуток. Быстро. Все в тумбочке.

Миша развернулся к ветхой тумбочке, прижавшейся в углу подвала, и распахнул скрипучую дверцу. Внутри обнаружилась веревка, кусок кожаного ремня, который Белка использовала как кляп, и знакомые наручники.

— Да что случилось-то? — удивленно спросил он, заводя руки напарницы за голову и сковывая их наручниками. Цепь он зацепил за крюк, и теперь девушка оказалась прикована к стене.

— Быстрее, Миша. Выброс начинается. Еще немного, и я начну себя плохо вести.

Пока Кадр спутывал веревкой ноги напарницы, та отключилась и безвольно повисла, удерживаемая наручниками. Заметив это, Миха попытался привести ее в себя.

— Белка? — он несколько раз позвал ее по имени. Девушка открыла глаза, и окинула его мутным, чужим взглядом, словно не узнавая.

— Белка, ты как? — участливо спросил сталкер и протянул руку, намереваясь погладить щеку девушки. Молниеносное движение он даже не успел заметить. Лишь почувствовал, как острые зубы впились в его кожу, прокусывая насквозь.

— Черт! Ты с ума сошла? — отняв окровавленную руку, Миша с обидой посмотрел на напарницу. Зубы у нее оказались очень даже хищными, острыми и тонкими. Кожу они разорвали мгновенно, оставив глубокие раны. Мишка встряхнул девушку, обхватив за плечи, подальше от острых клыков. Ответом ему стало лишь приглушенное бормотание и рычание.

— Черт. Что же мне с тобой делать?

С неимоверным трудом он заставил ее прикусить ремень, который потом туго стянул на затылке. По крайней мере, она больше не нанесет вреда ни ему, ни себе. Девушка извивалась, стремясь найти слабое место в своих путах. Миша порадовался тому, что, пойдя ей на встречу, связал ее добросовестно. Теперь он сидел напротив, практически прижавшись к стене, не решаясь уйти, оставить Белку без присмотра. Хотя смотреть на нее было страшно. Миша теперь понимал слова девушки, что она не отвечает за себя. Она действительно сейчас не отвечала за себя, ею руководило сознание, но вовсе не Белкино, чуждое человеческому разуму.