Круг Девятирога

По пути в столицу караван догнал колонну уныло бредущих людей, человек полтораста. За колонной следовало несколько тяжелогружёных повозок. Охраняли всё это две дюжины вооружённых до зубов верховых стражников. У каждого из них к седлу был приторочен круглый щит, на котором чёрной краской был изображён взъерошенный, растопыривший крылья ворон.

– Кто это? – спросил я Колта, глядя на измученные лица еле передвигающих ноги людей.

– «Вороньё», – негромко ответил он. – Имперские конвойно-карательные отряды.

– А люди в колонне?

– Большей частью – наложные.

– Что значит «наложные»?

– Каждый лад-лэд платит ежегодный налог императору: деньги, продукты, руды. А кроме того, ладство обязано поставлять установленное число работников на императорские копи.

– На какое-то время?

– Почему – «на время»? Навсегда… – пожал плечами Колт.

– Так ведь это же пожизненная каторга! Почему б не посылать туда преступников?

– Здесь и преступники есть: мелкие воришки, нарушители порядка. Но основная часть – должники.

– За долги – на пожизненную каторгу?!

– Конечно. Не казнить же их как убийц и привольных. Поэтому милостью императора Строгий Судья и назначает им рудничные работы.

– У императора довольно своеобразные понятия о милости, – зло проворчал я. – То есть они понимают, что у них нет никакой надежды? Однако они не скованы, не связаны. Почему они не разбегутся?

– Есть узы гораздо более сильные, нежели верёвки и железо: страх. Рассказывают, что у стражников в обычае в самом начале пути подстроить побег одному из каторжников. Затем его ловят и на виду у остальных подвергают изощрённым пыткам, а после сажают на кол. Больше никто бежать не пытается.

Я полез в свою котомку, намереваясь поделиться с невольниками провизией.

– Остановись! – перехватил мою руку Колт. – С ума сошёл? Хочешь пополнить их ряды?

– За что? За кусок хлеба? – удивился и возмутился я.

– Бывает, достаточно и меньшей провинности. Не все выдерживают дорогу, многие умирают. Но до места всегда доходит столько людей, сколько указано в сопроводительной грамоте: от этого зависит плата конвоирам. Если ты окажешься в их рядах, бесполезно будет доказывать свою невиновность. Селения пустеют, едва лишь приближается этап.

На узкой дороге разъехаться могут только всадники, поэтому несколько часов мы медленно двигались в хвосте этой колонны, то и дело ловя на себе хищные взгляды стражников. Лишь только тогда, когда стража решила устроить привал, Колт поторопился проехать вперёд и при этом долго с умильной улыбкой раскланивался с конвой-лэдом, начальником охраны.

Из задумчивости меня вывел вопрос Колта:

– У тебя что, среди знакомых каторжники имеются?

– С чего ты взял?

– А откуда эту песню знаешь?

– Какую?

– Ту, что ты сейчас пел.

– Разве я что-то пел?

– Ну да! «А ну-ка, парень, подними повыше ворот,/ Подними повыше ворот и держись./ Чёрный ворон, чёрный ворон, чёрный ворон/ Искалечил мою маленькую жизнь…» – напел Колт.

– Нет, Колт, знакомых каторжников у меня нет. А песню в застенках не удержишь.

– Это точно, – вздохнул караван-лэд.

Мойилет, 17 кумината 8855 года

Мойилет располагается на неширокой, чуть больше километра (никак не могу привыкнуть к местной системе мер!) прибрежной полосе, упираясь одним своим краем в песчаный пляж, а другим – в высокие отвесные скалы плато Синих Псов. Только в одном месте в сплошной массе базальта виднеется полукилометровая щель, перегороженная циклопической стеной, поистине достойной называться чудом света. Издалека кажется, что она вырезана из целой скалы, а после тщательно отшлифована. Лишь вблизи резкие изменения текстуры камня по местам соединений вырисовывают многометровые блоки, из которых она сложена. В зазор между двумя соседними монолитами вряд ли можно засунуть даже очень тонкое лезвие ножа.

В эту стену и упиралась дорога. Просто доходила до неё и обрывалась. Однако, как только караван приблизился, один из блоков чуть дрогнул, затем почти бесшумно подался назад. После, изменив под прямым углом направление движения, он ушёл вбок, в толщу стены, открыв нашему взгляду широкие рельсы, по которым двигался, и длинный тоннель с частыми бойницами по обе стороны. Тот, кто вздумал бы напасть на цитадель и каким-нибудь чудом умудрился пробить пятиметровую плиту ворот, оказался бы под перекрестным обстрелом. И хотя ни одного стражника в зоне видимости не наблюдалось, мы не сомневались, что находимся под самым пристальным наблюдением.

Колт выдал охранникам «пятак» – пятую часть причитающегося заработка – и наказал ждать его здесь же через двое суток: внутри крепости караван в охране не нуждался. Два дня нам предоставлялись для отдыха, который, как просветил меня Арри, традиционно выражался в буйном загуле в трактире «Дует ветер», куда вся наша компания и отправилась незамедлительно, весело галдя и позванивая полученными макатимами.

Трактир, забитый посетителями, гудел от разговоров, криков и песен. Несмотря на то что столов в большом зале стояло много, все они уже были заняты либо местными жителями, либо такими же охранниками, прибывшими с караванами из других городов. Выбрав наименее суровую и наиболее пьяную компания, суродильцы направились к ним. После короткой словесной перепалки и нескольких зуботычин сидевшие за столом ретировались, а вновь прибывшие весело оккупировали его, требуя от прислуги «самой лучшей жрачки и самого крепкого пива».

Я сидел вместе со всеми, ел и пил. Удивляло то, что меня совсем не брал хмель в отличие от моих собутыльников, которые уже в скором времени опьянели до стадии «ты меня уважаешь?»

Компании пьяных, не особо загруженных интеллектом мужиков мало отличаются, будь то на Земле или на Ланеле. Единственную разницу я заметил в том, что в разговорах отсутствовала тема «за баб». При здешнем многократном численном перевесе особей женского пола эта тема вообще считалась недостойной «компании крепких ребят». А если принимать на веру все россказни, которые я здесь услышал, то получалось, что я сижу с такими крутыми парнями, которым герои Сталлоне и Шварценеггера недостойны пиво подносить. По словам моих сотоварищей, дрались они, как правило, в одиночку против троих-четверых, а если против одного, то непременно такого, который на голову выше, в плечах в два раза шире, а кулаки – с тыкву. Рассказы отличались только тем, куда ударил сначала, а куда – потом. Мне стало скучно слушать эти байки. От нечего делать я принялся рассматривать присутствующих и встретился взглядом с человеком в синем военном мундире. Потягивая пиво, он, прищурившись, внимательно смотрел на меня поверх кружки. Несмотря на тесноту в заведении, места по обе стороны от него оставались свободными. Во взгляде незнакомца ощущалась агрессия.

– Арри, – спросил я сидящего рядом охранника, – не знаешь, кто это такой на меня уж больно внимательно смотрит?

– Это? У-у, п-парень… – ответил он мне нетрезвым шёпотом. – Моли Обоих, чтобы он заинтр-свался кем-нибудь другим. На этом бугае форма полудюженника императорской гвардии, Н-неутомимых. Ты знашь, у нас пд-бралась неплохая компания, но в драке против тока вот его одного… эт… ни‑и! Шестака не поставлю, не в обиду нам будь сказано!

Слова Арри напугать меня не смогли, но призадуматься заставили. Четыреста Двадцать Первый, чьим телом я сейчас обладал, тоже служил в отряде Неутомимых. Вероятнее всего, напротив сейчас сидит один из его бывших знакомцев. Как поступить, если он вдруг захочет поговорить со мной? Прикинуться потерявшим память? Уверять его, что он обознался? Или вступить в разговор, надеясь, что кривая вывезет? Размышляя, я почти машинально продолжал пить пиво, как вдруг почувствовал, что более вливать мне его некуда. Я вновь легонько толкнул Арри.

– Слышь, а где здесь это… куда император пешком ходит?

– Император?.. П-шком?.. Куда это он?.. Зачем?.. – попытался он сконцентрировать на мне разбегающийся недоуменный взгляд.