Корунд и саламандра

— Доброй дороги вам и доброй торговли, мастера Подземелья! — Я кланяюсь гномам, как кланялся когда-то дядька, — глубоко и степенно.

— И вас да не оставит Свет Господень, — кивает в ответ гномий старшина. — Тоже в Себасту?

— Рады бы, — вздыхает Серж. — Нет, нам ближе. Коронный лес.

— Э, все равно по пути. Залезайте, добрые люди, укройтесь от непогоды.

Серж на ходу прыгает в телегу, я спешу следом. В натянутый над телегой кожаный полог ударяет дождь. Гном фыркает по-кошачьи, ловко перескакивает с седла в телегу, привязывает пони к низкому решетчатому бортику.

— Спасибо, — выдыхает Серж. — Господь видит, вовремя. А вы, значит, в Себасту? На турнир?

— Туда, — степенно кивает гном. — У нас имеется товар для рыцарей и для их дам, есть и для простых горожан, купцов и моряков. Э-э-эх… люди могли бы устраивать турниры и почаще!

Я понимаю это желание гномьих мастеров. Общество на турнирах собирается шумное, веселое и склонное пустить пыль в глаза — и денег, понятное дело, спускается немерено. Торговля там идет куда бойчее, чем на обычной ярмарке.

— А не занять ли нам дорогу доброй беседой? — предлагает гном.

Весенние грозы коротки. Задолго до вечерних сумерек мы могли бы распрощаться с подземельными. Но гномы предлагают нам ехать вместе до Коронного леса, и мы с радостью соглашаемся.

Я хочу поговорить с подземельными о Смутных временах. Гномы помнят многое, и помнят иначе, чем люди. Но я знаю — это тяжелая тема. И я молча слушаю, как болтает с гномьими мастерами Серж. Зачем портить настроение добрым попутчикам?

А Серж дал волю любопытству. Он спрашивает, выращивают ли подземельные себе сами хоть какую-то пищу, где держат своих пони и любят ли смотреть на солнце. Учат ли они людей мастерству, как, говорят, случалось встарь, и учатся ли у людей сами. Он припоминает несколько случаев, когда гномы помогали беглецам укрыться от королевской стражи: «А ведь это нарушение союза с королем, достопочтенный, разве нет?»

Гном усмехается: «У нас не вассальный союз, а торговый. Не путай, человек Господа. И мы не помогаем, кому попало». Страж с передка согласно гукает.

— Ты носитель Света Господня, — говорит гномий старшина. — Разве ты не должен нести в мир милосердие? И радоваться, когда милосердны другие?

— Еще бы. — Серж широко улыбается. — К тому же я и сам когда-то немало побегал от королевских егерей. И скажу вам, в этом мире не так часто можно встретить милосердие, чтобы не научиться ценить его.

— А ты? — Гномий старшина вдруг поворачивается ко мне. — Тебя что-то гнетет, и сильно. Что?

— Смутные времена, — честно отвечаю я.

— Ого, — гудит с передка Страж.

— Люди давно забыли о них, — презрительно бросает старшина.

— Забыли, — соглашаюсь я. — Ведь это было столько лет назад!.. Остались легенды, песни менестрелей, в которых много красивых слов, но мало правды. Но Святая Церковь хочет узнать, как было все на самом деле.

— И как раз сейчас у Церкви есть такая возможность, — усмехается Серж. — Правда, это тайна, о которой никто лишний знать не должен.

— И зачем вы говорите нам о тайнах вашей Церкви? — спрашивает гномий старшина.

— Правда, зачем? — повторяет Серж. — Кто-кто, а Анже имеет на это право. Хотя пресветлому отцу предстоятелю это не понравится.

— Мы узнали кое-что, — говорю я. — Кое-что, о чем я хотел бы спросить у вас. Ваша память крепче людской, вы помните правду.

— Да, — басит гном-мастер, — мы помним правду. А людям правда не нужна. Им довольно баек менестрелей.

— Мне нужна правда, — говорю я.

— Спрашивай! — Острые глазки старшины впиваются в мое лицо, сверкая зеленоватым фосфорным блеском.

— Зачем вам нужен был принц Карел? Что это за пророчество?

Взгляд старшины становится глубоким и пронзительным, мне кажется, я проваливаюсь в глубину, в зелень, в ядовитое фосфорное свечение… Счастье, что это продолжается недолго.

— Я объясню тебе, человек, — говорит гном. — А ты расскажешь, откуда узнал ты то, что неведомо людям.

— Хорошо, — соглашаюсь я. — Расскажу.

— Поклянись, человек Господа.

Пресветлый говорил, что никто лишний не должен знать о моем даре, думаю я. И сам удивляюсь спокойной отстраненности этой мысли.

— Клянусь Светом Господним.

Пресветлый меня не похвалит. Из братьев монастырских мало кто знает о дознании этом. А я — подземельным… и виноватым себя не чувствую! Я хочу знать.

Гном кивает.

— Тогда люди начали вторгаться в исконные владения Подземелья. Эээх… а ведь мы пытались решить дело миром. Хоть люди и не верят в это…

— Я знаю, что было так, — говорю я. — Вы хотели договориться с королем по-соседски. Но король счел себя оскорбленным. И тогда вы похитили маленького принца Карела. Я знаю, вы не причинили ему зла.

«Принц, надежда Подземелья», — вспоминаю я. Да, ему не хотели зла…

— Мало кто из людей знает о Каменном Оракуле… — Гном снова вглядывается мне в глаза пронзительно и остро. — А ты знаешь.

— Мне рассказывали, — шепчу я. — Давно. Я мальчишкой тогда был.

— А я никогда не слышал, — говорит Серж. — Расскажете?

— Каменный Оракул говорит редко. — Гном кивает нам с Сержем, чешет заросшее курчавой сивой шерстью ухо, вздыхает. — Очень редко. И никогда — к добру. И только к худу — никогда. Он указывает выход из тьмы и смуты. Выход, которым почти невозможно будет воспользоваться. Узкую лазейку. И часто путь этот оказывается почти за гранью возможного. Э-э-эх… а все-таки это надежда.

— И часто надежда оправдывается? — спрашивает Серж.

— Иногда. — Гном мрачнеет. — А в тот раз Подземелье чуть не погибло.

— И люди тоже, — добавляет мастер.

— Люди тоже, — соглашается Серж. — Не зря же те времена называют смутными. Хотя по мне — люди склонны сильно преувеличивать свои подвиги и свои страдания.

— А пророчество звучало так… — Старшина вспоминает, сдвинув брови. — Если я правильно помню, так: «Подземелье поставят на грань…» Нет. Вот: «Подземелье люди поставят на грань, и людям ответит тем же народ Подземелья. И в дни отчаянья, когда умрет надежда, под землю опустится принц, юный принц с чистой душой, и станет надеждой он. И не будет иной надежды у Подземелья, и не будет иного пути — только путь, которым пройдет сын короля, гордый сын жестокого отца».

— Не очень-то понятно, если не знать, чем все закончилось, — говорит Серж.

— Э, кто из людей знает?! Слыхал я ваших менестрелей! Принц Карел принес когда-то мир своей стране и Подземелью, но мы помним, какой ценой, а люди?

— Я потому и спросил, — отвечаю я гному.

— Наша память крепче людской. — В голосе гнома слышатся печаль и торжество. — Подземелье чтит принца Карела и всегда будет чтить. Мы помним, какой путь прошел он ради мира.

— Ты расскажешь нам?

— Э-э, может быть. Не знаю. А может, и нет. Расскажи сначала ты, Анже, человек Господа.

— Что ж, — говорит Серж. — У нас впереди долгая дорога. Рассказывай, друг Анже.

Я начинаю рассказывать. И уже на второй фразе меня осеняет, почему Серж предложил мне рассказать — зная, что я и сам собираюсь сделать это. Он — старший. Он взял на себя ответственность.

Я запинаюсь.

— Серж, — начинаю я.

— Рассказывай. — Серж улыбается обычной своей широкой улыбкой. — Мне, знаешь ли, и самому интересно послушать еще раз — теперь, когда мы знаем пророчество.

Мы ужинаем вместе с гномами, прибавив к их угощению скудные остатки своих припасов. Мы ночуем у гномьего костра, укрывшись гномьими одеялами, защищенные от ночных опасностей гномьими заклятиями.

Я долго не могу уснуть. Гномы храпят басовым хором, а я смотрю в ночное небо, на яркие весенние звезды, и думаю о Каменном Оракуле.