Встретимся в Силуране!

Все, кроме оружия! Коллекция оружия была страстью короля; она властно заполонила все стены во дворце, закрыв собой наивные рисунки старинных гобеленов, цветастую яркость наррабанских ковров, изысканные узоры драпировок из Ксуранга. Здесь было чуть ли не все, что придумано людьми, чтобы резать, рубить, колоть, метать стрелы...

И из всего этого изобилия похищена одна-единственная старая секира!

— Ищем, государь! — прошелестел из-за спин придворных тихий, скромный голос.

— Знаю, что ищете... Меня даже не железяка эта волнует, а слухи, что ползут по городу. Секира Предка... все-таки реликвия — кто мог ее взять?

Файрифер понял, что настало его мгновение.

— Разумеется, государь, — спокойно произнес он, — взять Секиру Предка из тронного зала мог лишь ее истинный владелец — я говорю о Гайгире Снежном Ручье.

— Что ты мелешь? — не сразу понял король.

— Никто не станет спорить, — назидательно сказал советник, — что душа основателя королевской династии, в отличие от прочих душ, после очищения в Бездне не вселяется в новорожденного младенца, а становится защитником и охранителем престола — до тех пор, пока жив хотя бы один...

— Знаем, — нетерпеливо перебил Нуртор. — При чем тут Гайгир? Ему-то зачем этот ржавый топор понадобился?

— А это, государь, зависит от исхода переговоров, — тонко улыбнулся Файрифер. — Если королю угодно будет заключить мир с соседями, в народе будут говорить: Гайгир забрал секиру в знак того, что стране больше не понадобится оружие. Если же переговоры окончатся неудачей, люди скажут: тень предка встречает опасность во всеоружии — и призывает вооружиться весь Силуран. — Файрифер твердо взглянул в глаза королю. — Такие и только такие слухи должны ходить по стране, мой повелитель!

Нуртор басовито расхохотался:

— Ай да советник! Угодил! Порадовал! Были б мы за трапезой — испить бы тебе из королевского кубка! Хотя... погоди-ка...

Нуртор огляделся. На резном столике у изголовья кровати стоял высокий серебряный кубок. Вино с пряностями, любимый напиток на ночь...

— Подойди! — весело приказал король, взяв кубок со стола.

Файрифер шел как по радуге, не чувствуя под собой ног. Опустившись на колени, он запрокинул счастливое лицо, и король своей рукой поднес к его губам край кубка.

Придворные с нескрываемой завистью глядели на торжество советника. Но зависть сменилась на их лицах куда более сложными чувствами, когда стоящий на коленях крючконосый старикашка резко побледнел, вскинул руки к горлу, нелепо завалился на бок и грудой тряпья застыл на ковре. Кубок выпал из дрогнувшей руки короля, покатился, пятная ковер темно-красной ароматной жидкостью. Оба принца шагнули вперед. Тореол растерянно поднял подкатившийся к его сапогам кубок, поставил на столик. Нуренаджи склонился над неподвижным советником, тронул жилку на шее.

— Мертв!

Легко догадаться, что в эту ночь королю было не до сна.

Тихий, незаметный человечек, до сих пор таившийся за спинами придворных, теперь развил бурную деятельность, как матерый котяра — в амбаре, полном мышей.

Прежде всего были опрошены слуги, стелившие государю постель. Выяснилось, что кубок с вином, как всегда, поставила на столик старая рабыня. «Как всегда» означало «последние лет шестьдесят». Эту высокую, горделиво-статную женщину все называли просто Старухой (хотя, по слухам, прадед и дед Нуртора находили для нее слова поласковее). Она была старейшей из дворцовой прислуги, относилась к своим обязанностям с благоговейной серьезностью, истово, до мелочей соблюдала древние традиции, о которых никто, кроме нее самой, уже и помнить не желал.

И теперь слуги наперебой рассказывали, как этим вечером вошла она, прямая и строгая, в опочивальню, где уже заканчивали стелить государю постель. Поставила на столик поднос с серебряным кубком. Резким окликом заставила замолчать зубоскалов-слуг. Торжественно, обеими руками подняла кубок и на глазах прислуги отпила небольшой глоток (как повелел делать еще прадед Нуртора, побаивавшийся отравы). Поставила кубок на столик, взяла поднос и, ни на кого не глядя, прошествовала к двери. А за ней, гурьбой, — слуги. К столику больше никто не подходил..

Оставив более пристрастный допрос прислуги на потом, чтоб не дать остыть следу отравителя, Незаметный потребовал отчета у стражников, что несли караул у дверей. Государь в тот вечер задержался за трапезой дольше обычного. Входил кто-нибудь в это время в опочивальню?

Оказалось — да, входили один за другим два человека. Стража не посмела заступить им дорогу.

Два принца, Тореол и Нуренаджи.

Племянников, разумеется, допрашивал сам король. Незаметный скромно стоял у стены, подмечая каждый жест, каждый вздох принцев.

Тореол, похоже, в панике. Бледный, губы дергаются, речь сбивчивая. Не привык юнец видеть смерть. Говорят, он в отцовском замке даже охотой не увлекался. Книги, музыка... стихи писал... Ну, этот и мышонка не отравит! Хотя кто знает... все-таки речь о короне...

Нуренаджи выглядит спокойнее. Вот этот ради своей цели родную мать голыми руками задавит не моргнув. Самое смешное, что именно ему не выгодна смерть государя... во всяком случае, сейчас. Он же младший принц — и сын младшей сестры. Случись что с Нуртором — наследником будет признан Тореол. Нуренаджи надо б дождаться указа, которым Нуртор объявит преемником своего любимца, а уж потом... это самое... Хотя... если за Нуренаджи стоит серьезная сила, способная поднять его на трон... тайная, грозная сила... тогда, конечно, другое дело...

Тореол, волнуясь и запинаясь, объяснил, что шел в трапезную... опаздывал, ужин близился к концу... и тут во дворе его остановили подростки, игравшие в «кувыркалочку»...

Король раздраженно поинтересовался, что это за словечко такое, и Тореол пустился в описание новомодной игрушки, завезенной из Ксуранга. К стреле из детского лука привязывается бумажное сооружение, похожее на красочный хвост или пышный цветок. Стрела выпускается вверх, но из-за «цветка» ее полет становится непредсказуемым. Мальчишки — дети придворных — пытались угадать, куда стрела на этот раз «укувыркается». Так вот, она ухитрилась «укувыркаться» в приоткрытое окно спальни государя. И теперь ребята ожидали трепки от родителей.

(При словах «приоткрытое окно» Незаметный встрепенулся, но разочарованно поник, вспомнив, что окно находится довольно высоко над землей и выходит во двор, где отнюдь не пустынно. Никто не смог бы незамеченным пробраться в спальню государя. А от магического появления незваных гостей комнату защищал висящий над кроватью амулет.)

Тореол сжалился над мальчишками, вошел в опочивальню забрал лежащую на полу стрелу, вернул шалунам. К столику не подходил, к кубку не прикасался. Отправился в трапезную, успев к концу ужина. Все.

Рассказ Нуренаджи был еще короче. Принц напомнил о том, как за ужином государь заспорил со смотрителем дворцовых архивов о наррабанском кинжале с двойным лезвием под названием «коготь боли», используемом в основном для пыток. Смотритель архивов, человек насквозь книжный и мирный, нес чушь о том, что кончики лезвий отогнуты наружу, он-де это в какой-то рукописи вычитал. А король совершенно справедливо утверждал, что кончики отогнуты внутрь, друг к другу. Нуренаджи вспомнил, что именно такой кинжал висел в королевской опочивальне, слева от двери. Тихо выйдя из-за стола, он сбегал в опочивальню, принес кинжал — и книгочей был посрамлен...

Нуртор озадаченно засопел, не зная, как быть дальше, и грозно воззрился на Незаметного: мол, попробуй не придумать что-нибудь, первым пойдешь Бездну до дна измерять!..

Но такие, как Незаметный, в передрягах не теряются. Такого со скалы скинешь — так он на лету у ястреба из клюва добычу выхватит!..

— Государь, — сказал он негромко, — не навестить ли нам Отшельника Ста Пещер?

Оба принца встрепенулись, побледнели.

В глазах Нуртора мелькнуло смятение, но тут же сменилось мрачной решимостью:

— Я водил в бой Черных Щитоносцев — не побоюсь и навестить Отшельника!