Встретимся в Силуране!

Ольга Голотвина

Встретимся в Силуране!

Дмитрию Юрьевичу и Наташе Браславским — моим первым читателям, строгим и терпеливым

1

Беда, если встретится незадачливому путнику на лесной дороге человек в потрепанной до лохмотьев рубахе и холщовых штанах — но в красивом, опушенном мехом плаще из толстого сукна. Или в потертой кожаной куртке — а на сапогах серебряные пряжки... При одном взгляде на такого щеголя бросит догадливого путника в дрожь. Сразу начнет он прикидывать: с кого снял встречный незнакомец такие дорогие вещи... а главное — что этот франт сейчас подумывает прибавить к своему наряду?

Именно такие подозрительные бродяги и сидели вдвоем на берегу лесного ручья. Кусты боярышника были плохой защитой от осеннего ветра, поэтому один из парней закутался в свой роскошный плащ, стянул его на груди толстыми витыми шнурами и набросил на голову капюшон. Второй поднял воротник куртки и хмуро сказал:

— Где этого дурака болотные демоны носят? Холодно и жрать хочется...

— Слышь, Матерый, надо бы мне пойти, — озабоченно отозвался его дружок. — Зря ты Гундосого послал. Его в детстве мамаша башкой на камни уронила, не иначе...

Тот, кого назвали Матерым, задумчиво качнул седой лохматой головой:

— Подождем чуток. Не явится — ты пойдешь. Заодно поймаешь этого дурня да вколотишь ему нос до затылка, чтоб впредь шустрей был...

— Постой, — перебил его приятель, — что там по ручью шлепает?

Оба вскочили на ноги, глядя сквозь листву, как через ручей, по пояс в воде, бредет щуплый человечек. Вцепившись в ветви ивы, он вскарабкался на берег, огляделся, махнул рукой и двинулся сквозь кусты к своим дружкам.

— Я напрямик... чтоб обогнать... Уходить надо!

— Облава? — нахмурился Матерый.

— Не на нас. Большая охота ниже по ручью... — Гундосый сморщился, словно собираясь чихнуть, и захихикал. — Ой, потеха была! Самого Хранителя лошадь прочь от свиты унесла, а потом и вовсе сбросила...

— Далеко отсюда?

— Не очень. Свита ищет Хранителя, да со следа сбилась, ушла вниз по ручью. Спохватятся, вернутся... уходить надо!

— А Хранитель где? — хрипло спросил Матерый.

— В Совиной балке... ловит свою серую...

— В Совиной балке?.. Знаю, к ручью выходит... — Главарь обернулся к обладателю дорогого плаща. — Слышь, Костолом, можно устроить засаду!

— Засаду? — не понял Костолом. — На Сына Клана?

Гундосый хмыкнул.

— Вот! — покосился на него атаман. — Ты-то с нами недавно, а Гундосый помнит, как этот самый Хранитель в моем отряде из общего котла лопал. Что, не веришь? Это сейчас он Ралидж Разящий Взор из Клана Сокола, Ветвь Левого Крыла — звучит-то как! А мы с Гундосым его звали попросту — Орешек... и был он беглым рабом, таким же никчемным для нашего разбойничьего дела, как и прочие рабы: ни на коня сесть, ни меч в руки взять...

— Нож хорошо в цель метал! — взыграло в Гундосом чувство справедливости.

— Ага, — нехотя признал атаман, — уже в бегах научился, в Аршмире...

— А мне говорили, — недоверчиво перебил Костолом, — что Ралидж — лучший фехтовальщик Великого Грайана...

— Уж и лучший... — буркнул главарь. — Хотя и впрямь насобачился в шайке. Учил его один наемник, большой мастер был... Ладно, кончай пустую мякину провеивать! Пошли, а то упустим...

— И на кой он нам нужен? — возмутился Костолом. — Кто ж на охоту деньги берет? И ты сам говорил: Сына Клана грабить — дураком надо быть!

Матерый ощерился и сплюнул.

— То ж я про настоящих говорил, они колдуны. А этого Клан усыновил...

— Да с какой дури нам связываться с Хранителем крепости — колдун он там, не колдун?..

— Ты, Костолом, человек пришлый, разбойник из тебя — как из меня кружевница! — Матерый помрачнел, продолжил глухо, злобно: — Я крепкой шайкой командовал, сорок человек под моей рукой ходило! Три года назад анмирские стражники облаву учинили, так я едва десять морд собрал уцелевших. А теперь остался один Гундосый, да еще ты прибился... Ну, проберемся в Чернолесье, разыщем шайку Хрипатого — и что нам Хрипатый скажет? Не знаю, скажет, никакого Матерого! Идите, скажет, парни, котел лагерный чистить! А я ему — вещицу со знаком Клана: пряжку с соколом или там перстенек с печаткой. Пусть видит Хрипатый, с какими лихими людьми говорит!

— А Хрипатый тебе в ответ, — подхватил Костолом, — мол, подумаешь, пряжка! Может, вы ее возле прачечной сперли, когда рабыни одежду господина стирать несли!

Матерому нечего было ответить, но признаться в этом было немыслимо. Чем меньше народу оставалось в шайке, тем болезненнее относился главарь к любой попытке подорвать свой авторитет.

— Заткнись, крысеныш! Прикажу — так и в Подгорный Мир отправишься, не то что в Совиную балку!

Гундосый замахал на Костолома руками:

— Не спорь, дурень, с атаманом, он тебе хребет из спины выдернет! Лучше дай плащ, а то я промок... согреться...

Костолом поспешно отступил от протянутой руки и сказал с неожиданной силой и серьезностью:

— Тронешь мой плащ — убью!

— Что ты все за плащ свой трясешься? — хмыкнул главарь. — Золото, что ли, в подкладку зашито? Может, проверить?.. Ну-ну, шучу, не хватайся за меч. Некогда дурака валять. Добычу упустим...

Устроившись на разлапистой ветви дуба, Матерый расправлял сеть и поглядывал вниз сквозь не по-осеннему густую, еще зеленую листву.

Сейчас, когда рядом не было дружков, атаман засомневался: а и впрямь, по силам ли он затеял дело? Не вышло бы по пословице: хотела щука поймать карася, да ерша схватила...

Лестно, ох, лестно бы похвастать в новой шайке добычей, снятой с Сокола! В ком не шевельнется страх при мысли о Кланах, родоначальниками которых были двенадцать могучих магов? Их потомки — высшая знать Великого Грайана. Сами боги отличили их от прочих людей!..

Но Орешек-то, Орешек! Ведь его Матерый помнит растерянным парнем лет двадцати, против воли угодившим в шайку! Что ж такого немыслимого мог совершить беглый раб, чтоб его усыновил Клан?..

От смятенных размышлений разбойника отвлек приглушенный вскрик в соседней кроне. Гундосый! Небось на свой нож напоролся, чурбан с ушами!..

Нет, что-то не то... Мир вокруг неуловимо изменился. Птицы смолкли, ветер умер...

У Матерого озноб прошел меж лопаток. Атаман подался вперед, напряженно вглядываясь в листву. Внезапно из сплетения ветвей вынырнул Гундосый. Бедняга висел вниз головой, ноги его были охвачены какими-то широкими лентами. Разбойник беспомощно дергался, пытаясь перевернуться. Лицо его побагровело, из горла вырвался нелепый писк.

Матерый подхватил с развилки ветвей арбалет и замер, не зная, в кого стрелять.

Широкие ленты разошлись в стороны, вопль огласил опушку — и в воздухе закачалось то, что мгновение назад было Гундосым: две разорванные половины человеческого тела, из которых хлестала кровь.

Матерый, бросив сеть, попытался спрыгнуть на землю, но грудь и шею обхватило что-то холодное. Выронив арбалет, он двумя руками оторвал от горла душившее его щупальце неизвестной твари, повернулся и уткнулся подбородком в мягкий колышущийся мешок. Завыв от ужаса и отчаяния, Матерый левой рукой отталкивал врага, а правой пытался нашарить у пояса нож. Перед его лицом по серой, чешуйчатой, обвисшей складками коже елозил маленький желтый глаз. Именно елозил — исчезал в складках и тут же выныривал в другом месте.

Разбойнику удалось дотянуться до ножа. Из белесой мглы безумия выскользнула последняя мысль: «Глаз... метить в глаз...»

Но поздно, поздно: второе щупальце со страшной силой обхватило человека поперек туловища и, ломая ребра, прижало руку к телу. Нож выпал из онемевших пальцев. Обхватив третьим щупальцем ветку и приподнявшись, как змея на хвосте, чудовище ударило своей жертвой о ствол дуба.

Атаман умер, не успев услышать, как затрещали ветви внизу, где в кустах устроился в засаде Костолом.