Опрометчивый поступок

– Странно. Тогда почему же ты носишь ковбойский наряд: эти сапоги и… и стетсон?

– Во-первых, это удобно, а во-вторых, я с детства свыкся с этим нарядом, – объяснил он нелюбезно.

– Ну а теперь-то на что ты сердит? – искренне удивилась

Лидия.

Сэм сдвинул брови. Сердит? В самом деле сердит? Чтобы ответить, пришлось поразмыслить. Он не был по-настоящему рассержен, скорее раздражен, но раздражение это граничило с гневом. Эта девушка умела подогреть досаду. И как только ей

это удавалось?

– Моя жизнь имеет кое-какую цену, пускай и не в глазах тех, кто привык к утонченному существованию.

– Я и не думала подвергать сомнению ценность твоей жизни! Почему ты все время фыркаешь, как рассерженный кот?

– Не все время. – Сэм подумал и добавил: – Но частенько.

Следовало признаться, что почти всегда. По утрам он чаще всего просыпался уже раздраженным. Что именно так его раздражало? Да все вместе! Сама жизнь!

– Ну и глупо! – сказала Лидия.

– Вредина!

Она помигала от неожиданности, но тут же оправилась.

– Дикарь!

– Ослица! – Осел!

Каким-то чудом ему удалось удержаться от хохота.

– Мегера!

Лидия пошевелила губами, лихорадочно подыскивая прозвище пообиднее. Не нашла и уткнулась носом в колени. Сэм приосанился, уверенный, что победил в этом нелепом словесном поединке. И вдруг, резко вскинув голову, она показала язык, высунув его на всю длину.

Это уже было больше, чем он мог выдержать. Громкий хохот прокатился по пустоши, должно быть, распугав всю живность. Сэм хохотал, пока не заболели бока, не в силах остановиться да и не слишком этого желая. Вот тебе и мисс Английская Чопорность! Он снова был приятно поражен противоречивостью ее натуры. Наряду с вполне зрелым чувством собственного достоинства в Лидии уживалась ребячливость.

– Знаешь, – заметил он, отсмеявшись, – тебе надо быть осторожнее. Кто-нибудь может принять твой симпатичный язык за приманку и клюнуть на нее. Я, например.

Девушка поспешно отвела взгляд и завозилась, меняя позу и шурша юбками – то есть устроила целое представление, демонстративно исключив его из сферы своего внимания. Очевидно, в виде наказания за непристойную шутку. Если ей пришло в голову заодно устроиться поудобнее на каменистой земле, это была непосильная задача.

Сэм поднял очередной камень и запустил в темноту, размышляя над тем, что бы еще сказать… что-нибудь приятное. Например, как мило она выглядит в отблесках пламени с этой своей растрепанной прической. Впрочем, он заранее знал, к чему это приведет – к препирательствам. То, что он адресует ей как комплимент, она воспримет как насмешку.

До комплиментов дело не дошло, звук удара раздался раньше обычного и был глуше, как если бы камень попал в живую цель. Сэм и Лидия разом вытянули шеи в том направлении. За костром не было видно ни зги, но именно там находились густые заросли кустарника.

– Это же надо, – задумчиво произнес Сэм. – Я кого-то завалил.

Еще пару секунд он недоверчиво всматривался во мрак, потом решительно поднялся. Лидия проводила его взглядом. Было так странно думать, что камень, брошенный наугад, попал, быть может, в нечто пригодное в пищу. Что именно? Лучше уж кролик, чем суслик или лисица. Но лучше всего заяц. Он больше кролика, его хватит не только на ужин, но и на завтрак.

Это и был заяц, словно по заказу. Здоровый и упитанный. Сэм с торжеством вынес его из кустов за задние ноги.

– А что у тебя в шляпе? – поинтересовалась Лидия.

– Черника. Вообрази, нора была среди ягодника! Сойдет как холодная закуска.

Лидия непроизвольно сглотнула. В Девоншире черничники занимали порой большие площади, плодоносили густо, и крупные, дымчато-черные ягоды считались одним из главных летних лакомств. Лидии не раз приходилось есть их на завтрак со свежими сливками. Пока Сэм обдирал и потрошил добычу, она отдала должное «холодной закуске», хотя аппетит ее не нуждался в стимуляции. От души благодарная за пищу, она все-таки запротестовала, когда Сэм, не долго думая, вытряхнул на землю булавки.

– Эй, эй! Так нельзя. Если тебе нужно что-то из моих вещей, хотя бы спроси разрешения.

Оказалось, что в коробочку будет стекать жир. Протест замер на губах Лидии, и уже с любопытством она следила, как Сэм пристраивает коробочку на плоском камне под вертелом, который соорудил из ветки попрочнее. Любопытство обострило предвкушение. От жаркого исходил упоительный аромат, так что слюнки текли и приходилось все время сглатывать. Лидия не помнила, чтобы когда-нибудь в жизни была так голодна.

Сэм сидел на подхвате, то и дело поворачивая вертел и не позволяя дичи обугливаться. Воистину мастер на все руки: не только обеспечил ужин, но и со знанием дела его готовил. Это было очень кстати, потому что Лидия готовить не умела.

– Ты еще и повар! – восхитилась она.

– Это мой конек. Кто любит хорошо поесть, учится готовить самостоятельно. – Он бросил взгляд в ее сторону и добавил: – В восемь лег мне приходилось развозить еду на дальние пастбища и выгоны, а порой и помогать по кухне.

– В восемь! Ты был совсем ребенком. Не рано ли?

– На ранчо у каждого есть свои обязанности. В два года я выносил мусор, а если забывал, отец выколачивал пыль из моей шкуры. Он свято верил, что от тяжелой работы характер только закаляется.

– Правда? – изумилась Лидия. – Ты тоже в это веришь? Она всегда думала, что от тяжелой работы только мозоли

появляются. Да и вообще работа – это то, чем человек вынужден заниматься от бедности.

Сэм не ответил – труженик, временно оставшийся без работы. В данный момент ему не слишком хотелось философствовать, его куда больше занимал процесс приготовления пищи. Потыкав в тушку веточкой, он с сожалением заметил, что мясо получится жестким, потому что под рукой нет необходимых приправ.

Не желая шарить руками по земле в поисках булавок, Лидия махнула рукой на прическу и сидела праздно, наблюдая за своим товарищем по несчастью. Шляпа с черникой лежала в сторонке, и когда Сэм тянулся к жаркому, тo волосы падали ему на лоб. В отсвете костра они казались совсем черными и абсолютно прямыми. Одна особенно упрямая прядь неизменно возвращалась, сколько он ни забрасывал ее назад привычным, небрежным движением. Когда он поворачивал голову, она покачивалась, отражая свет.

Лидии хотелось предложить свою помощь – пальцами зачесать эту неуступчивую прядь назад, удержать ее там, чтобы не мешала. Это был лишь предлог, чтобы попробовать его волосы на ощупь, и она прекрасно это знала. Они выглядели такими прямыми и гладкими, что казалось, их просто невозможно растрепать настолько, чтобы они перепутались, и что любая лента, даже кожаная, попросту сползет, если завязать их в хвост.

Сэм двигался, тени играли на его лице в кошки – мышки, выделяя и подчеркивая то контур скулы, то вороново крыло упавшей на лоб пряди, то впадинку переносицы. С этой стороны его лицо не было так изуродовано, и Лидия снова поймала себя на мысли, что любуется им. Он был бы еще красивее, если бы в это утро не «повздорил с пятью крепкими ребятами». Но дело было не только в том, какими внешними чертами наградила его природа. Его привлекательность была глубже, сложнее, она крылась в том, как он двигался, говорил, улыбался. Мужчина, суровый и мужественный, но при этом наделенный… чем?

Ответ пришел не сразу. Сэм обладал шармом. Да, именно так. Он был обаятелен, иначе почему бы вопреки всей его раздражительности, его нелюбезным ответам и хмурым взглядам она все-таки хотела беседовать с ним и смотреть на него. И уж конечно, не она одна. Должно быть, он кружил женщинам головы одной своей манерой приподнимать шляпу и поглядывать с усмешкой из-под широких полей. Он ничем не напоминал повес из привычного Лидии окружения, но в нем было то же ядро и та же суть – несокрушимая уверенность в себе, на которой основан успех у прекрасного пола.

Лидия опомнилась и сообразила, что сидит, вперив взгляд в пятно засохшей тины на подоле платья, такое обширное, что его можно было без труда разглядеть и