Страница 6 из 109
- Вот это разумная речь! В добрый час! Ты слышишь, Феликс?
- Не слышу и не хочу понимать. - Бакалейщик даже повысил тон, видя, что жена начинает сдаваться. - К тому же я боюсь путешествий. Пусть торговля раздражает меня, пусть, но болтаться в море, которое я ненавижу, - еще хуже.
- Но, дорогой, подумай: шестьдесят тысяч франков в год... Этого едва хватит на кусок хлеба. Мы занимаем приличное положение в обществе...
- Положение разбогатевших бакалейщиков!
- Несчастный, ты просто не хочешь понять! Ладно, буду откровенна. Знаешь ли ты настоящую причину моей, как ты говоришь, жадности?
- Ну?
- Хорошо! Я сама против скупости разбогатевших бакалейщиков и хочу дать ей бой! Моим оружием будет миллион! Я хочу быть первой на приеме в префектуре Орлеана, хочу, чтобы монсеньор* попросил меня о вспомоществовании беднякам. Роскошью и неслыханной милостыней я хочу затмить этих иссохших богатых вдовушек, хочу, чтобы у моей дочери была карета с гербами...
______________
* Монсеньор - обращение к высшим лицам католического духовенства.
- И ради этой красивой мечты ты отправляешь меня навстречу океану, желтой лихорадке, диким зверям, убийственному экваториальному климату?! Не слишком ли высокая цена для твоих амбиций?*
______________
* Амбиция - честолюбие, тщеславие, спесь, чванство.
- Ты находишь их неуместными?
- Я нахожу их неуместными, идиотскими, возмутительными! Можно подумать, что в Орлеане не знают, с чего начинали твои предки...
- Феликс!..
- Они торговали кроличьими шкурками. Ходили по деревням с лесенкой за спиной и принюхивались, не пахнет ли кроличьим рагу. Если есть запах, значит, есть и желанная шкурка.
- Месье! Вы нанесли оскорбление моей семье!
- Я никого не оскорбил, так оно и было. Твои предки - бравые ребята, они всегда искали, чем бы поживиться. Правда, в чем им не откажешь, так это в честности. На ужин у них подавали головы от копченой селедки, а на обед постный суп. Они разбогатели на торговле старьем и шкурками. И в этом нет ничего постыдного. Но все орлеанское общество умрет с хохоту, узнав об уморительной претензии присутствующей здесь мадемуазель Аглаи Ламберт. Твои родители, безусловно, достойны всяческого уважения, но что делать, - до высшего света им далеко.
- О! Вы, несомненно, были бы счастливы прикарманить прибыль от нашей скромной торговли!
- Я этого не говорил! К тому же вы, кажется, забыли, что наши доли в деле равны. Мой отец, знаете ли, тоже не из последних оборванцев.
- Покончим с этим, сударь. Вы унижаете меня, и я вам этого не прощу. Взгляд ее стал колючим, даже жестоким.
- Но... дорогая моя, - спохватился несчастный бакалейщик. Он слишком хорошо знал этот взгляд, таящий угрозу, взгляд укротителя. От недавней решительности не осталось и следа. - Дорогая моя!.. - У него чуть было не вырвалось "дорогуша", как до сих пор еще говорят в провинции. - Однако...
- Достаточно! Мне стыдно за ваше малодушие... я никогда не забуду, что вы заставили меня краснеть перед вашим другом.
Хозяйка была мертвенно бледна, губы побелели, рот искривила страшная гримаса, глаза метали молнии. Она выскочила из-за стола, отворила дверь в соседнюю комнату и исчезла.
- Ах! Вот как? - заорал бакалейщик не своим голосом, оглушительно ударив кулаком по столу. - Хорошо же! Посмотрим!
- Право, Феликс, успокойся, пожалуйста, - пробормотал моряк, оторопев от неожиданной вспышки гнева.
- Мой бедный Поль, ты не знаешь ее. Теперь моя жизнь превратится в сущий ад на полгода, а то и больше. Аглая из тех, кто долго не сдаются... Боюсь, как бы чего не вышло. Пойдем-ка отсюда, а не то я все здесь переломаю или запущу чем-нибудь в окно.
* * *
Мадам Обертен заперлась в своей комнате и больше не выходила. Каково же было ее удивление, когда муж не вернулся ночью.
- Ба-а! Да не загулял ли он с капитаном? Ну ладно, месье Феликс, утром я вам устрою...
Но все случилось как раз наоборот. Очаровательная бакалейщица впервые со дня своей свадьбы завтракала в одиночестве. Она, словно тень, бродила по дому и кладовым, не находя, на ком бы выместить зло.
В томительном ожидании время текло все медленнее. Феликс не объявлялся. Наступил час ужина - никого. А потом - вторая бессонная ночь в гневе, в одиночестве, в тревоге.
На следующее утро, ровно в восемь, испуганная мадам Обертен решилась сообщить в полицейский участок об исчезновении мужа. Но как человек дела прежде разобрала почту. В образцовом торговом доме почта не может ждать.
Она наугад принялась рыться в ворохе писем со всех концов Франции, как вдруг наткнулась на большой квадратный конверт с парижской маркой, надписанный почерком ее мужа. Лихорадочно вскрыв письмо, залпом прочла несколько строк, улыбнулась и начала снова, уже вслух, как бы стараясь глубже проникнуть в смысл прочитанного:
"Париж, 4 октября 1886, 6 часов вечера.
Мадам!
Через полчаса я уезжаю в Гавр*. Отправляюсь в Бразилию скупать все существующие запасы кофе. Капитан Анрийон убедил меня в вашей правоте. Я захватил с собой двести тысяч франков. Их хватит на закупки и дорожные расходы. Потрудитесь записать их на мой счет. Прилагаю нотариальное свидетельство, дающее вам право управлять фирмой в мое отсутствие.
______________
* Гавр - портовый город во Франции, в устье реки Сены.
Уезжаю, не поцеловав дочь. Увижу ли я ее?
Феликс Обертен".
- Прекрасно! В добрый час, - воскликнула молодая женщина, потирая руки. - Молодец Феликс! Настоящий мужчина. Главное в жизни - уметь взять. Итак, я стану дамой высшего света, моя дочь выйдет замуж за маркиза.
ГЛАВА 3
Отплытие. - "Дорада". - Зрители заинтригованы. - Марсельские матросы что-то подозревают. - Непогода. - Капитан колеблется. - Твердое решение. Пассажир объявляет войну уткам. - Убийство сатанита. - Суеверие. - Человек за бортом. - Рискованное спасение. - Отменный пловец. - Умиление. Спасен. - Акула. - Жди беды.
Утром 6 октября красивое трехмачтовое судно с пятьюстами бочками на борту отплывало из Гавра в неизвестном направлении.
И хотя обыкновенный парусник никого не мог удивить в старом нормандском порту, на этот раз любопытных собралось много. А все потому, что корабль отплывал не куда-нибудь, а в далекие, неведомые края, и отплывал внезапно. В строго отведенные сроки "Дораду" разгрузили, снабдили водой и продовольствием. Капитан помалкивал о цели неожиданного путешествия. И его матросы напоминали скорее членов дипломатического корпуса, так они были скрытны, не обронив до самого отплытия ни слова, ни полслова.
Подняв паруса, трехмачтовик плавно отошел от причала.
Провожая "Дораду", любуясь ее безукоризненными формами, одни утверждали, что парусник направляется в Китайское море за партией опиума, другие возражали: он просто плывет в Бразилию за сахаром и кофе.
- Обратите внимание! - говорили знающие люди. - Судя по ватерлинии*, в трюмах не густо; наверное, какая-нибудь мелочь на продажу, всякий хлам...
______________
* Ватерлиния - линия вдоль борта судна, ниже которой оно не должно погружаться в воду; показывает нормальную осадку.
- Ветер, ветер у них в багаже! - послышался звонкий голос одного из стоявших неподалеку матросов, и всех обдало едким запахом лука и чеснока. Одного взгляда достаточно, чтобы понять: судно направляется к берегам Африки, а там его уж поджидает добрая партия "черного дерева"!
- Не может быть, Мариус!
- Тю-у! Да это ясно как белый день!..
- И что же, вы действительно считаете, что это невольничий корабль? осведомился пожилой, прилично одетый господин. - Я полагал, что международные законы сурово преследуют этот постыдный промысел, а англичане безжалостно вешают торговцев живым товаром.
- В доказательство скажу вам, папаша, что владелец "Дорады" англичанин по имени Бейкер, и я работал на его фирму.
- И вы занимались подобным делом?