Избраное

3Врач вошла с чеканностью бойцаИ сказала, руки вытирая:– Под лопаткой рана ножевая,И вторая – поперек лица.Но сейчас ей легче, и онаПосле операции уснула. –Варю угнетала тишина,Варя быстро поднялась со стула:– Надо как-то близких отыскать. –Брови, дрогнув, сдвинулись слегка.– И какая поднялась рукаТак девчонку располосовать!Доктор чуть качнула головой:– Странно, вы чужая ей… А впрочем,Вы правы, и скверно то, что прочимЭто странным кажется порой.– Эта сумка, – молвила Варвара, –Локтем крепко стиснута была,Несмотря на два таких удара,Женщина все сумку берегла.Видно, там не шпильки и не ленты.Вот возьмите, надо бы прочесть.Верно, здесь бумаги, документы,Имя, адрес в них, наверно, есть.– Сумка? – Доктор сумочку взяла,Быстро наклонилась, открывая,И сейчас же посреди столаЛента развернулась голубая.Вслед за нею, как птенцы из клетки,Выпорхнули дружно распашонки,Чепчик, две батистовых пеленкиИ смешные детские баретки…И глаза у докторши суровойКак-то вдруг заметно потеплели:– Целый гардеробчик малышовый!Только как же быть нам, в самом деле?Это мать. И молодая явно.Подождите, вот и паспорт здесь:Громова Галина Николавна,Теплый переулок. Двадцать шесть.Вы помочь нам, кажется, готовы?Хорошо вы знаете Москву?– Теплый переулок? Доктор, что вы,Я же в переулке том живу!Только что нам делать с малышом? –Доктор улыбнулась: – Погодите,Все сперва узнайте, а потомНам сюда немедля позвоните,Едет беспокойная душа.Мчит, считает каждый поворот!Только пусть уж едет не спеша,Ибо никакого малышаВ той квартире Варя не найдет.4Над Москвою полог черно-синий,В нем мигают звезды иногда.Нынче плохо Громовой Галине,У Галины Громовой беда.А пришла беда совсем нежданно,Наглою ухмылкой скаля рот,В образе тупого хулиганаВ переулке, около ворот.Друг читатель! О судьбе ГалиныМы на миг прервем с тобою речь.Нет беды на свете без причины.Так неужто зла нельзя пресечь?Может статься, где-то рядом с нами,Может быть, у чьих-нибудь дверейБродят люди с черными сердцами,Водкой накачавшись «до бровей».Да, сегодня горе у Галины.И, читатель, ты хотел бы знать:Правда ли, что не нашлось мужчиныРуку хулигана удержать?Многие кивнули б головоюИ сказали: «Мы не знали, нет».Многие б сказали так… Но троеЛишь глаза бы спрятали в ответ.Взгляд отвел бы инженер, тот самый,Что домой в тот вечер шел с работы.Да, он видел, как у поворотаК женщине пристали хулиганы.Увидав, он очень возмутился(Про себя, конечно, а не вслух)И, проворством посрамляя мух,В дверь подъезда, будто в щель, забился…А бухгалтер Николай Иваныч,Что живет на первом этаже,Он любил, окно раскрывши на ночь,Покурить, листая Беранже.Как же он? Забил ли он тревогу,Видя, как два хмурых хулигана,Сквернословя громко, беспрестранно,Преградили женщине дорогу?Николай Иваныч, что ж вы, милый!Вы ли в этот вечер испугались?Вы ж частенько похвалялись силой,Вы ведь даже боксом занимались!Если ж страх шептал нам, что без толкуРисковать вот этак головой,Ну сорвали б со стены двустволку!Ну пальнули б в небо раз-другой!Ну хоть закричали б, в самом деле,Прямо из окна: «Не троньте! Прочь!» –Только вы и крикнуть не посмели,Видно, страх непросто превозмочь…Вы спустили штору не спешаИ тихонько в щелку наблюдали…Славная, геройская душа,Доблестней отыщется едва ли!Впрочем, был и третий ротозей –Ротозей с душонкою улитки:Рыжий дворник – дядя Елисей.Он взглянул и затворил калитку.– Ну их всех в болото! – он сказал. –Свяжешься, потом не расквитаться. –Постоял, затылок почесалИ пошел с женой посовещаться…Друг читатель! Что нам эти трое?!Пусть они исчезнут без следа!Это так… Да только мы с тобоюС ними чем-то схожи иногда.Вот, к примеру, ловкою рукоюЖулик тянет чей-то кошелек.Разве мы вмешаемся с тобою?Чаще нет. Мы смотрим – и молчок…Разве так порою не бывает,Что какой-то полупьяный скотК незнакомой девушке в трамвае,Ухмыляясь, грубо пристает?Он шумит, грозится, сквернословит,Сотрясает хохотом вагон.И никто его не остановит,И никто не скажет: «Выйди вон!»Никому, как видно, дела нету.Тот глядит на крыши из окна,Этот быстро развернул газету:Тут, мол, наше дело – сторона.Не встречая никогда отпораСамой гнусной выходке своей,Смотришь – этот парень у забораУж ночных дежурит «голубей».«Голубями» он зовет прохожих.В самом деле, «голуби», не люди.Если постовой не потревожит,Грабь спокойно, ничего не будет.Наши люди не цветы с окошка.Воздвигали города в лесах,Знали голод, видели бомбежку,Рвали скалы, бились на фронтах.Почему ж порой у перекресткаЭти люди пятятся, дрожаПеред слабым лезвием ножаВ пятерне безусого подростка?!Мы тут часто оправданье ищем:Всякое, мол, в лоб ему взбредет,Вот возьмет и двинет кулачищемИли даже бритвой полоснет…Только нe затем ли он грозится,Не затем ли храбро бритвой машет,Что отлично видит робость нашу?Ну а робких, кто же их боится?Вот и лезет хулиган из кожи,Вот и бьет кого-то, обнаглев…И когда молчим мы, присмирев,Это ж на предательство похоже!Нынче плохо Громовой Галине.У Галины Громовой беда.Мой товарищ! Не пора ли нынеС той бедой покончить навсегда?!