Избраное

ШАГАНЭ

Шаганэ ты моя, Шаганэ!

С.ЕсенинНочь нарядно звездами расцвечена,Ровно дышит спящий Ереван…Возле глаз собрав морщинки-трещины,Смотрит в синий мрак седая женщина –Шаганэ Нерсесовна Тальян.Где-то в небе мечутся зарницы,Словно золотые петухи.В лунном свете тополь серебрится,Шаганэ Нерсесовне не спится,В памяти рождаются стихи:«В Хороссане есть такие двери,Где обсыпан розами порог.Там живет задумчивая пери.В Хороссане есть такие двери,Но открыть те двери я не мог».Что же это: правда или небыль?Где-то в давних, призрачных годах:Пальмы, рыба, сулугуни с хлебом,Грохот волн в упругий бубен небаИ Батуми в солнечных лучах…И вот здесь-то в утренней тишиВстретились Армения с Россией –Черные глаза и голубые,Две весенне-трепетных души.Черные, как ласточки, смущенноСпрятались за крыльями ресниц.Голубые, вспыхнув восхищенно,Загипнотизировали птиц!Закружили жарко и влюбленно,Оторвав от будничных оков,И смотрела ты завороженноВ «голубой пожар» его стихов.И не для тумана иль обманаВ той восточной лирике своейОн Батуми сделал Хороссаном –Так красивей было и звучней.И беда ли, что тебя, армянку,Школьную учительницу, вдругОн, одев в наряды персиянки,Перенес на хороссанскнй юг!Ты на все фантазии смеялась,Взмыв на поэтической волне,Как на звездно-сказочном коне.Все равно! Ведь имя же осталось:– Шаганэ!«В Хороссане есть такие двери,Где обсыпан розами порог.Там живет задумчивая пери.В Хороссане есть такие двери,Но открыть те двери я не мог».Что ж, они и вправду не открылись.Ну а распахнись они тогда,То, как знать, быть может, никогдаСтроки те на свет бы не явились.Да, он встретил песню на пути,Тут вскипеть бы яростно и лихо!Только был он необычно тихим,Светлым и торжественным почти…Шаганэ… «Задумчивая пери»…Ну а что бы, если в поздний часТы взяла б и распахнула двериПеред синью восхищенных глаз?!Можно все домысливать, конечно,Только вдруг с той полночи хмельнойВсе пошло б иначе? И навечноДве дороги стали бы одной?!Ведь имей он в свой нелегкий часИ любовь, и дружбу полной мерой,То, как знать, быть может, «Англетера»…Эх, да что там умничать сейчас!Ночь нарядно звездами расцвечена,Ровно дышит спящий Ереван…Возле глаз собрав морщинки-трещины,Смотрит в синий мрак седая женщина –Шаганэ Нерсесовна Тальян…И, быть может, полночью бессоннойМнится ей, что расстояний нет,Что упали стены и законыИ шагнул светло и восхищенноК красоте прославленный поэт!И, хмелея, кружит над землеюТайна жгучих, смолянистых косВперемежку с песенной волноюЗолотых есенинских волос!..1969 г.

ХМЕЛЬНОЙ ПОЖАР

Ты прости, что пришел к тебе поздно-препоздно,И за то, что, бессонно сердясь, ждала.По молчанью, таящему столько «тепла»,Вижу, как преступленье мое серьезно…Голос, полный холодного отчуждения:– Что стряслось по дороге? Открой печаль.Может, буря, пожар или наводнение?Если да, то мне очень и очень жаль…Не сердись, и не надо сурового следствия.Ты ж не ветер залетный в моей судьбе.Будь пожар, будь любое стихийное бедствие,Даже, кажется, будь хоть второе пришествие,Все равно я бы к сроку пришел к тебе!Но сегодня как хочешь, но ты прости.Тут серьезней пожаров или метели:Я к цыганам-друзьям заглянул по пути.А они, окаянные, и запели…А цыгане запели, да так, что ни встать,Ни избыть, ни забыть этой страсти безбожной!Песня кончилась. Взять бы и руки пожать,Но цыгане запели, запели опять –И опять ни вздохнуть, ни шагнуть невозможно!Понимаю, не надо! Не говори!Все сказала одна лишь усмешка эта:– Ну а если бы пели они до зари,Что ж, ты так и сидел бы у них до рассвета?Что сказать? Надо просто побыть в этом зное.В этом вихре, катящемся с крутизны,Будто сердце схватили шальной рукоюИ швырнули на гребень крутой волны.И оно, распаленное не на шутку,То взмывает, то в пропасть опять летит,И бесстрашно тебе, и немножечко жутко,И хмельным холодком тебе душу щемит!Эти гордые, чуть диковатые звуки,Словно искры, что сыплются из костра,Эти в кольцах летящие крыльями руки,Эти чувства: от счастья до черной разлуки…До утра? Да какое уж тут до утра!До утра, может, каждый сидеть бы согласен.Ну а я говорю, хоть шути, хоть ругай,Если б пели цыгане до смертного часа,Я сидел бы и слушал. Ну что ж! Пускай!1971 г.