Страница 30 из 110
Ладно, фриц есть фриц. Может, у него тут где-нибудь под Моздоком дед без креста зарыт, а то и вовсе вмерз в ледопад какой-нибудь "среди стрелков из "Эдельвейс". Хотя, если не врут, немцы и в ГДР жили получше, чем те, кто их оккупировал. Хорваты, поляки и чехи, которых, как выяснилось, за яйца в социализм тащили, тоже могут всякие претензии иметь. И к советским, и к русским вообще. Тех же поляков русские раз пять делили и из того, что в последний раз оттяпали, почти ни хрена не отдали - спрашивайте теперь с хохлов, бульбашей и литвинов. Чехов и словаков - не одна тысяча по Уралу-Сибири закопана. С мятежа 1918 года, когда Гайда "и други паны генералы утром спозаранку войну начинали". Аж до Волги доперли "швейки"! Потом драпанули со свистом и для того, чтоб их во Владик пропустили, продали красным Колчака... Союзнички! Силу уважают. Небось после того, как их Ильич II "нормализовал", двадцать лет сидели тихо и не пикали. У нас уже все "перестраивать" начали, а там все еще рот раскрыть боялись. И вот Горби приехал, сказал: "Можно!" Тут они, конечно, разгулялись... Насчет хорватов Юркины исторические познания особо далеко не шли. По крайней мере, о том, чтобы наши хорватов делили или "нормализовали", он не слыхал. Единственное, что помнил, так это насчет того, что Тито был хорват, а Сталин его едва не шлепнул...
Но это все, так сказать, преамбула. Ни Юрка, ни Топорик не знали, кто перед ними там, у вертолета, хотя это были ребята в российской форме. Тем не менее без колебаний стали их мочить. Точно так же, как братья-славяне, засевшие на речке, собирались спокойно расстрелять приплывших на катамаране людей и забрать деда Магомада, за которого им и пообещали энные суммы в дойчмарках. Четверо остались при вертолете, а другая четверка пошла на дело. Один высматривал, пока его Милка не срезала, а трое с оптикой на стволах сидели в зеленке. С остальными уже все ясно: Карлуша летит на положении военнопленного, но без соответствующего статуса, один, разбившись в лепешку, вялится на камнях, а трое отдыхают на полянке. Между тем именно те трое снайперов, которые и должны были перещелкать группу Ляпунова, почему-то остались живы. Правда, сейчас им сильно хреновенько. Втроем, в российской форме и на той территории, которая фиг знает кем контролируется. Деньги, ясное дело, накрылись медным тазом, жратва осталась в вертолете, а кругом - все враги. Последнее чувство Юрке было очень хорошо знакомо. Никому не пожелаешь испытать это тоскливое ощущение затравленности.
Но в общем и целом эти самые славяне ничем не хуже его, Юрки, и всех остальных "мамонтов". Они все наемники, которых отправили убивать и умирать ради чьих-то частных интересов. Кому-то и чем-то очень интересен или опасен Магомад, точнее, та информация, которую содержит его память. Что там может быть, в этой седой голове, какие супертайны? Таран даже поразмышлять об этом боялся...
Ольгерд тоже выглядел абсолютно равнодушным, хотя Юрка догадывался: нет на душе у него никакого спокойствия. Теперь, после того, как он выполнил свои обязательства перед "мамонтами", а заодно обманул надежды тех, чьи интересы представляла группа Предрага, "пан Сусанин" стал никому не нужным человеком, лишился всех козырей, и с ним могут сделать абсолютно все. К тому же он много узнал, и жестокая логика "больших людей" может посчитать, что Ольгерд лишний на этом свете. А заодно и отказаться выручать его семью - зачем лишний риск и нервотрепка?
Неужели Птицын может на такое пойти? Не верилось. Но Птицын - это Тарану уже давно было ясно - всего лишь приводной ремень, раскручивающий маховик боевой машины МАМОНТа. А есть еще мотор, на шкиве которого и крутится этот приводной ремень. Без этого мотора Генрих - всего лишь отставной полковник с казенной пенсией. Так что и судьбу Ольгерда будет решать вовсе не Птицелов, и что делать с немцем, тоже будет определять высшая инстанция, и, наверное, насчет Магомада и его информации будут думать там же.
- Вон оно, - сказал Магомад, указывая куда-то вперед, в лобовое стекло вертолета. - Сейчас, когда вправо повернем, будет лучше видно.
Действительно, когда Топорик, плавно облетев небольшой утес, вывернул вертолет вправо, внизу показалось село, уступами спускавшееся по склону горы к реке, бурлившей под бетонным мостом. Подальше скот какой-то пасся, на обложенных камнями террасах какие-то тетки тяпками орудовали - наверное, огороды пололи. Поднимали головы, поглядывали.
- Небось чабан уже двустволку заряжает? - поинтересовался Топорик.
- Теперь, после прошлого года, ему "СКС" выдали, - скромно отозвался старик. - Хороший карабин, кучнее "Калашникова" бьет, жалко, патронов только десять и очередями не стреляет.
Порадовав Топорика этим сообщением, Магомад указал пальцем на небольшую ровную площадку поблизости от моста, на левом берегу реки.
- Вот там садись, дорогой. Там уже трава скошена. И вообще это моего брата луг.
Топорик послушно повернул вертолет влево и начал снижаться. А Магомад, глянув вправо, увидел пылящий по дороге "УАЗ-469" и востороженно воскликнул:
- Иншалла! Брат едет!
Вертолет перелетел полосу кустов, росших у берега реки, и завис над лугом. Топорик стал осторожно сбрасывать обороты, и через несколько секунд "двушка" мягко встала колесами на выкошенный луг. "Уазик" в это самое время на большой скорости пересек мост, проехал наиболее крутой участок насыпи, а затем лихо спустился с дороги и, подпрыгивая на ухабах, покатил через луг к вертолету.
- Э, открывай дверь! - нетерпеливо воскликнул Магомад. - Я три года брата живым не видал, только по телефону говорили...
- Лесенку-то дай поставить, Хасаныч! - воскликнул Ляпунов, но Магомад, едва открылась дверца, выпрыгнул на траву и побежал навстречу "уазику". Автомобиль тормознул, не доехав несколько метров до вертолета, и из-за его баранки выпрыгнул немолодой, но явно помоложе Магомада усатый гражданин в серой папахе, камуфляжных штанах, заправленных в юфтевые сапоги, и белой рубашке с галстуком. На ремешке через плечо у него висела пластмассовая кобура со "стечкиным", а к поясу был пристегнут футляр с рацией.
- Ассалам алейкум, Магомад!
- Ваалейкум салам, Алим!
И Братья обнялись, соприкоснулись щеками и далее заговорили на родном языке, который даже такой полиглот, как Ляпунов, явно не понимал. Таран, конечно, поеживался, потому как братцы могли в перерывах между объятиями договориться, например, о том, как тихо и без особой стрельбы отделаться от лиц, сопровождающих Магомада, то есть от "мамонтов", Ольгерда и немца.
- А горючки у меня, если что, почти ни хрена, - прошептал на ухо капитану Топорик, когда "мамонты" вылезли из кабины. Ляпунов только развел руками:
- Иншалла!
Тем временем Магомад обвел рукой всех "мамонтов" и сказал братцу по-русски:
- Вот, Алим, эти люди меня из-под земли достали! Ахмед от них, правда, убежал, но это даже хорошо. Я сам с ним разберусь. Немного позже. Это настоящие джигиты, валлаги! Но у них теперь керосина не хватает. Им надо позвонить, чтобы сюда подъехали и помогли улететь.
- Какие проблемы! Позвонят, конечно. Но вы, наверное, немножко кушать хотите? - спросил Али. - Садитесь, пожалуйста. Как раз к обеду прилетели. Вертолет можно так оставить - не украдут.
- С оружием к вам можно? - спросил Ляпунов. - Никто не обидится?
- Видишь, сам хожу? - Алим похлопал по кобуре со "стечкиным". - Вы гости, вы этим оружием моего старшего брата спасли, вам - можно!
Тут его взгляд упал на скованные "браслетками" руки Карла Бунке.
- А этот лейтенант, что, арестованный?
- Да-да, - не моргнув глазом ответил Магомад, - пьяный напился, хотел на вертолете к девушке лететь. Теперь судить будут...
-Нехорошо! Но он тоже кушать хочет, да? Наверное, можно наручники снять на время?
- Можно, - кивнул Ляпунов, понимая, что экс-геноссе, даже если его пинками погнать, никуда не удерет. Топорик быстренько открыл наручники ключиком, взял Карла под ручку и сказал: