Страница 74 из 81
Генрих извлек из кармана "глок" и дважды выстрелил в потолок.
Наступила мгновенная тишина.
- Всем оставаться на местах! - приказал Генрих. - Когда можно будет уйти, вам скажут! - Мог бы ничего и не говорить, все и так все поняли.
Таблица на экране "Тринитрона" исчезла, мелькнула заставка обычной передачи "Доброе утро" и тут же появилась студийная выгородка "Новостей". За столом ведущего сидел обозреватель Евгений С. Я не часто смотрел его программы. Больно уж он был самодовольный. Но сейчас на его лице не было и следа самодовольства. Обычно аккуратно причесанные волосы сосульками свисали на лоб, галстук был сбит на сторону, а платка, в тон галстуку, который обычно торчал краешком из кармашка его пиджака, вообще не было.
- Чего это с ним? - удивился парень, который едва не возглавил движение народных масс. - С бодуна, что ль?
- Ну! - поддержал его другой. - А то! Вчера трепался и сегодня подняли. И даже похмелиться, видать, не дали!
- Внимание! - произнес С. - Работают все каналы Центрального телевидения России! Ровно через минуту будет передано сообщение чрезвычайной важности!
Во весь экран появились часы. Все уставились на секундную стрелку. Генрих пробежал по остальным каналам - везде были эти же часы.
Секундная стрелка коснулась цифры "XII", в кадре вновь появился С.
- Передаем экстренное сообщение. Сегодня ночью группа чеченских боевиков из армии освобождения Ичкерии во главе с командующим армией полковником Султаном Рузаевым захватила первый энергоблок Северной атомной электростанции и заминировала его. Полковник Рузаев предъявил Президенту и правительству России ультиматум...
Я взглянул на Рузаева. Он стоял у двери, скрестив на груди руки и высоко подняв голову с рыжей жиденькой бороденкой. Это был час его торжества. На полминуты он снял свои темные очки, и я увидел его глаза. Это были горящие безумным желтым огнем глаза маньяка.
- Полковник Рузаев потребовал, чтобы его ультиматум и репортаж корреспондентов Си-Эн-Эн о захвате и минировании Северной АЭС были показаны по всем каналам Центрального телевидения, - продолжал С. - Мы вынуждены выполнить это требование. Включаем запись...
6.16
Мне не удалось в полной мере оценить операторское искусство Гарри Гринблата. В тот момент, когда на экране общие планы станции сменились началом нашей операции, кто-то сзади слегка дернул меня за рукав. Я оглянулся. Это был компьютерщик Володя. Я незаметно вышел за ним в коридор.
- Приказ Голубкова, - быстрым шепотом сказал он. - "Начинайте немедленно".
Я достал "уоки-токи" и вызвал Артиста.
- Слушаю, - ответил он.
- Твой выход.
- Но договорились в шесть сорок.
- Приказ Голубкова: начать немедленно. Как понял?
- Понял тебя. Начинаю.
Я сунул "уоки-токи" Володе:
- Дуй наверх. Как только вертолет взлетит, сообщишь. Только не дай бог, чтобы тебя заметили. Понял?
Володя исчез. Я вернулся в комнату отдыха. Моего временного отсутствия, похоже, никто не заметил. Все, не отрываясь, смотрели на экран телевизора. Лишь Крамер искоса взглянул на меня. Я кивнул. Он тотчас отвел взгляд.
На экране возникла крыша машинного зала и опускающийся на нее "Ми-1". Но что было дальше, досмотреть никто не успел.
Дверь распахнулась, ворвался Артист с автоматом "узи" в руках, быстро прошел по комнате, вглядываясь в лица людей. Затем круто повернулся к Генриху:
- Где Люси?
- Успокойтесь, Семен, - сказал Генрих. - Все смотрят телевизор, а вы мешаете.
Не оглядываясь, на звук Артист выпустил по экрану короткую очередь. Кинескоп взорвался, осыпав всех стеклянной пылью. Не знаю, намеренно он это сделал или так получилось само собой, но я почувствовал облегчение. Он избавил обычных, ничего не подозревавших людей от ужаса Апокалипсиса. А для них это был бы настоящий Апокалипсис. И настоящий ужас.
- Где Люси? - повторил Артист.
- Серж! - приказал мне Генрих.
- Сенька! - заорал я. - Ты что, опупел?! Немедленно отдай ствол!
Но он будто и не услышал меня.
- Я знаю, где она! - сказал он и выбежал в коридор. Я рванул следом. Генрих - за мной. А за ним - Боцман, Муха и Док.
Артист опередил нас на полминуты. Еще из приемной мы услышали автоматную очередь, а потом увидели картинку, которая была, пожалуй, эффектней, чем захват атомной электростанции неизвестными террористами.
Замок на двери компьютерной был будто вырезан очередью из "узи" с его скорострельностью тысячу четыреста выстрелов в минуту. Посреди комнаты стоял Артист, безвольно опустив руку с "узи", и молча смотрел на труп Люси Жермен. А потом поднял голову и посмотрел на нас.
Вот тогда я и понял, что он когда-нибудь обязательно сыграет Гамлета.
Потому что он плакал. По-настоящему. Молча. Слезы катились по его светлой, отросшей за ночь щетине и скапливались в углах рта. Он осторожно обошел то, что когда-то было блистательной Люси Жермен, аккуратно прикрыл за собой дверь и взглянул на Генриха.
- Зачем вы убили ее? - негромко спросил он и тут же вскинул "узи" с такой стремительностью, что Мухе пришлось совершить лучший в своей жизни бросок, чтобы успеть перехватить его руку. Три или четыре пули выбили из паркета щепу, а затем раздался сухой щелк. Рожок автомата был пуст. На помощь Мухе кинулись Боцман и Док. Артист отбивался как бешеный. И если бы не Док, даже не знаю, как бы ребята с ним справились.
Наконец, они притиснули его к полу. Он немного полежал, а потом хмуро сказал:
- Отпустите.
- А будешь хорошо себя вести? - спросил Муха.
- Буду, - пообещал Артист.
Его подняли. Он прислонился к стене, немного постоял и нацелился указательным пальцем в грудь Генриха:
- Тебе конец, сука. Понял?
Генрих сунул правую руку в карман пиджака.
- Не делайте этого! - предупредил я. Но он не внял. В руке его появился "глок" - и очень быстро, нужно отдать Генриху должное, почти мгновенно. И тут уж мне пришлось проявить некоторую расторопность. Хороший инструмент ПСМ, точный. Его пуля вышибла "глок" из руки Генриха с такой силой, что австрийская пушка шмякнулась о стену и грохнулась на паркет прямо под ноги Рузаеву и Азизу, которые появились в дверях кабинета и обалдело наблюдали за происходящим.
- А я ведь предупреждал, - мягко укорил я Генриха, который скрючился над отсушенной выстрелом рукой. Но левую руку, в которой был взрывной блок, из кармана все же не вынул.
- Что тут творится? - заорал Гринблат, протискиваясь в кабинет с камерой.
- Хватит съемок, - сказал я ему. - Вы уже наснимали на Пулитцеровскую премию. Ничего не происходит. Давайте выйдем на минутку, обратился я к Генриху. - И снимите вашу идиотскую "ночку", вам сейчас не от кого прятать лицо.
Он стащил "ночку", вытер обильный пот и послушно вышел за мной в приемную. Я плотно прикрыл за собой дверь и сказал:
- Вам нужно немедленно убираться со станции. Вы меня понимаете? И когда я говорю немедленно - это и значит немедленно.
- Из-за этого психа? - презрительно спросил он.
- Нет.
- Из-за чего?
- Попробую объяснить. Хотя мы тратим на это драгоценное время. Впрочем, это ваше время, а не мое. Вы видели начало репортажа о захвате станции? Как мы выходим из лодочного сарая?
- Да. И что?
- Этих кадров не мог снять Гарри. Они с Блейком были уже внутри станции.
Генрих подобрался, как рысь перед прыжком:
- Кто же их снял?
- Не знаю. Это сейчас не самое важное. Есть кое-что поважней.
Я подошел к телевизору "Рекорд" и щелкнул пусковой клавишей.
- На всех пяти каналах "Тринитрона" была одна и та же картинка, напомнил я, пока этот старый чайник разогревался. - Вы дважды проверяли. Правильно?
- Да.
- А теперь смотрите.
Я нажал кнопку пятого канала - рябь. Четвертого - рябь. Третьего и второго - тоже рябь. И наконец ткнул в кнопку первого канала.
На мутном экране мелькнул конец какого-то детского мультика и появился ведущий. Не С. Совсем не С.