Страница 71 из 81
- Извините, Евгений Павлович, я уважаю вас как профессионала. Но уважайте и мою профессию. В Москве вы можете мекать и бекать, но за качество передач из этой студии отвечаю я.
Неизвестно, чем закончилась бы эта перепалка, но тут в эфирной появился телеоператор и обратился к полковнику Голубкову:
- Константин Дмитриевич, там, это... красная лампа на вентиляционной трубе. Ну, на первом энергоблоке.
- Что - лампа? - поторопил Голубков.
- Ну, мигает.
- Видел. И что? Возможно, искрит контакт.
- Это не контакт. Я, это... Ну, я на флоте служил. Сигнальщиком. И радистом. Это не контакт. Это код. Сигнал вызова.
- Быстро! - скомандовал Голубков и первым выскочил на лестничную площадку, из окна которой были видны корпуса АЭС.
Следом кинулись оператор с режиссером, а за ними и С. с неторопливостью важного столичного гостя.
- Читай! - приказал Голубков оператору. - Можешь?
- Я, конечно, давно, это самое...
- Да читай же! Что сможешь!
- Знак вызова. Какой-то Пастух вызывает какого-то дядю Костю. Просит подтвердить, что это, вызов понят.
- Как подтвердить?
- Ну так же. Мигнуть. Кто такой дядя Костя?
- Где дежурка электрика? - обернулся Голубков к режиссеру. - Ведите, Юрий, бегом!
Они спустились в подвал. Голубков бесцеремонно растолкал мирно спящего электрика. Тот не сразу понял, чего от него хотят, но, когда понял, дело пошло быстрей. Они поднялись на крышу студии, электрик отпер распределительный щиток и ткнул в рубильник:
- Вот. Энтот - как раз на фонарь. Я еще надобен?
- Нет, иди досыпай, - разрешил Голубков и обернулся к оператору: Ну, Коля, на тебя вся надежда. Передай: "Вас понял". Сможешь?
- Делов-то! - хмыкнул оператор и поудобней ухватился за рукоять рубильника. Лампочка на ретрансляторе трижды мигнула и погасла. Далекий красный фонарь на вентиляционной трубе АЭС тотчас же прекратил мигание.
- Он понял! - заорал оператор. - Въехали? Понял!
- Передай: "Перехожу на прием!" - скомандовал Голубков.
- Да нет такого сигнала! Есть просто: "Прием".
- Ну так и сигналь просто "Прием"!
Оператор трижды коротко ткнул рубильником в шину и вновь погасил фонарь.
Все напряженно всматривались в сторону станции. Фонарь на трубе мигнул.
- Начало сеанса, - прокомментировал оператор.
- У кого есть ручка и бумага? - спросил Голубков.
- У меня, - ответил С., доставая блокнот.
- Записывайте, Евгений Павлович! Красная лампочка на далекой трубе АЭС замигала в нервном, прерывистом ритме.
- "Стан... станция... заминирована... сем... тем..." Не понимаю.
- Семтексом, - подсказал Голубков.
- Что это за холера? - удивился оператор.
- Взрывчатка. Типа пластита. Не отвлекайся, черт бы тебя!
- "В... дето..." ага, понял: "в детонаторах тэ-е-тэ-рэ-и-лэ".
- Тетрил, - сказал Голубков. - Дальше!
- "Радио... взры... ватели... система... спутник... спутниковой... связи... про... верены. Проверены. И... работают..." Точно: "и работают безотказно... Пус... пусковой... Бэ... лэ... о... Ага, блок... постоянно... у... у объекта... пэ..." Просто "пэ". Спрашивает:
"Как поняли"?
- Ответь: "Поняли все". Успели записать, Евгений Павлович?
- Да. Кто такой объект "Пэ"?
- Сообщник Рузаева.
- Значит, станция в самом деле?..
- Да! - рявкнул полковник Голубков. - Да! В самом деле! С. побледнел:
- Но это... Это же... Да это же катастрофа!
В грудь ему ткнулся палец режиссера. - Очень хорошо! Превосходно! Вот с этим наполнением вы и должны выйти в эфир!..
IV
Когда Боцман сообщил мне, что он хоть и начинал службу в морской пехоте, но в жизни не держал в руках ни сигнальных флажков, ни телеграфного ключа, а как перемигиваются патрульные катера, видел только во время учебного похода в Кронштадте, я готов был... Не знаю. На стенку лезть. И полез бы, если бы это могло помочь. Не могло. А что могло?
Это был типичный затык. В любом деле такое бывает. Канава поперек дороги. Сорванная резьба. Застрявший в металле обломок сверла. И уже забываешь, куда и зачем ехал, для чего нужно этот проклятый болт открутить и зачем дырку сверлил. Мир сужается, все упирается в этот затык.
Боцман даже почувствовал себя виноватым от того, что его неумелость свела на нет единственную возможность связаться с полковником Голубковым. Но он же и выход предложил: из этих мест многие на Северном флоте служили, может, найдется среди них сигнальщик? Кинулись в комнату отдыха. Телевизор был выключен, женщины спали на диванах и составленных стульях и креслах, мужики на полу, подмастив под головы кто что нашел. В комнате было довольно светло и мирно, как в спальне детсада в тихий час. Осторожно, чтобы не переполошить остальных, мы расталкивали по одному молодых парней и шепотом объясняли, что нам нужно. Пустой номер. На флоте действительно служили многие, но специальности были не те: дизелист, наводчик, локаторщик. Вспомнили про шестерых вохровцев в служебке. Но и здесь мимо морды, только матов нам натолкали по полной программе.
Оставалась последняя надежда - поискать среди операторов и диспетчеров на главном пульте. Слабенькая была надежда. Там работали в основном инженеры. Но вдруг? И тут нам неожиданно повезло. На лестничной площадке третьего этажа, где размещались кабинеты директора и главного инженера станции, курил белобрысый компьютерщик Володя. Узнав, что нам нужно, он удивился:
- А чего сразу ко мне не пришли?
- А ты разве служил? - не поверил Боцман.
- Нет. Но азбука Морзе - азы информатики. А про информатику я знаю все.
Но затык - он и есть затык. В нем всегда не одна подлянка, а несколько. Одна в другой. Фонарь нашелся у Дока. Хороший фонарь, сильный. Но сколько Володя ни мигал сквозь мутные от пыли стекла, ни одна зараза внизу не обратила на это внимания. Не видели. В темноте увидели бы. Но солнце уже начало явственно проглядывать сквозь облака. А время шло. Всего час сорок оставалось до шести утра. До репетиции Апокалипсиса. Или до самого Апокалипсиса.
Я уже потерял всякую надежду связаться с Голубковым и даже внимания не обратил на предложение Володи попробовать помигать красным фонарем на вентиляционной трубе. Нужно было срочно что-то решать. Я вызвал по "уоки-токи" Артиста, Муху и Дока. И пока Володя, добравшийся с помощью главного инженера до распределительного щита, подавал сигналы вызова, я рассказал ребятам все, что знал. А ничего хорошего я не знал. И никакого решения у меня не было. Кроме того, что сразу же предложил Артист: отключить или пристрелить Генриха, а потом повязать Рузаева и его напарника. Но Муха только рукой махнул:
- А если он успеет нажать кнопку?
- Не успеет, - хмуро заверил Артист.
- А если? - повторил Муха.
- Олег прав, - сказал Док. - Риск слишком большой.
- Ну так предлагайте что-нибудь, вашу мать! - огрызнулся Артист. ^ Не можем же мы сидеть сложа руки!
Но именно так, сложа руки, мы и сидели. Никогда в жизни я не ощущал такого груза ответственности. Мне часто приходилось принимать тяжелые решения. И в Чечне, и позже. Но тогда мы рисковали своей жизнью. Сейчас от моего решения зависела жизнь десятков тысяч людей.
Над сопками откуда-то с юга пролетел тяжелый военно-транспортный вертолет, приземлился за зданием телецентра. Минут через пять взлетел и ушел в сторону Мурманска.
Я взглянул на свою "Сейку".
4.55.
ППР, как говорят летчики. Полоса принятия решения. А решение было только одно. То, что предложил Артист.
- Какой у тебя ствол? - спросил я. Артист вытащил из-за пояса "тэтэшник", изъятый им у кого-то из ВОХРы.
- Не годится. Возьми мой. - Я протянул ему ПСМ. - А этот давай сюда. Сними куртку, набрось на плечи. "Ночку" тоже сними, сунь в карман. Ствол назад, за пояс. Войдешь один. Скучно тебе. И жрать охота. И спать. И вообще. Постараешься оказаться за спиной Генриха. И поближе к нему. Муха и Док. Оба - в разные концы коридора. Мы с Боцманом - в приемной. Ровно через тридцать секунд после того, как Артист войдет в кабинет, одновременно выпустите по полному рожку - в стены, в потолок, в стекла. Операция отвлечения. Генрих обязательно оглянется. Артист, у тебя будет всего четверть секунды. Не больше. Рефлекторный поворот головы. И все. Должен успеть. И сразу подхватывай взрывной блок, Рузаева и Азиза мы с Боцманом возьмем на себя. Боцман, стрелять только по ногам. Иначе можем зацепить корреспондентов. Вот вроде бы и все. Задача ясна?