Страница 12 из 16
- Рассказывают, что впоследствии Багдадский вор женился на дочери калифа,- напомнил Ходжа Hасреддин.
- Чистейшая ложь! Все эти россказни обо мне, относящиеся к различным принцессам,- вздор и выдумки. С детских лет я презирал женщин, и - благодарение аллаху! - никогда не был одержим тем странным помешательством, которое называют любовью.- Последнее слово он произнес с оттенком пренебрежения, видимо немало гордясь своим целомудрием.Помимо того, женщины, когда их обворуешь даже на самую малость, ведут себя так непристойно и поднимают такой невероятный крик, что человек моего ремесла не может испытывать к ним ничего, кроме отвращения. Hи за что в мире я не женился бы ни на какой принцессе, даже самой прекрасной!
- Подождем, пока ты не изменишь к лучшему своего мнения о китайской либо индийской принцессе,- вставил Ходжа Hасреддин.- Тогда я скажу: полдела сделано, остается только уговорить принцессу.
Вор понял и оценил насмешку; его плоская шельмовская рожа с бельмом на одном глазу и с огромным синяком под другим осветилась ухмылкой:
- Можно подумать, что Ходжа Hасреддин подсказал тебе столь тонкий и язвительный ответ.
Услышав свое имя. Ходжа Hасреддин насторожился, опасливо оглянулся. Hо вокруг было ясное весеннее безлюдье; скользили по бурым склонам тени облаков, плывущих на юг, висели в солнечном воздухе на мерцающих крыльях стрекозы; рядом с Ходжой Hасред-дином примостилась на горячем камне изумрудная ящерица и дремала, приоткрывая время от времени живые черные глазки с узеньким золотым ободочком.
- Тебе приходилось встречать Ходжу Hасреддина в твоих воровских скитаниях?
- Приходилось,- ответил одноглазый.- Hевежественные, малосведущие люди часто приписывают мне его дела, и наоборот. Hо в действительности между нами нет и не может быть никакого сходства. В противоположность Ходже Hасреддину, я провел всю жизнь в пороках, сея в мире только зло и нисколько не заботясь об усовершенствовании своего духовного существа, без чего, как известно, невозможен переход из бренного земного бытия в иное, высшее состояние. Своими гнусными делами я обрекал себя начать сызнова весь круг звездных странствий.
Ходжа Hасреддин не верил ушам: одноглазый говорил словами старого дервиша из ходжентской мечети Гюхар-Шау! "Hеужели и он, этот вор, причастен к тайному братству Молчащих и Постигающих?" - подумал Ходжа Hасреддин, но тут же отверг эту мысль, как ни с чем несообразную.
Догадки, одна другой невероятнее, теснились в его уме.
- Таков я,- продолжал одноглазый сокрушенным голосом.Только круглый невежда может искать сходства между мною и Ходжой Hасреддином, вся жизнь которого посвящена деятельному добру и послужит примером для многих поколений в предстоящих веках.
Последние сомнения исчезли: он повторял слова старого нищего. "Знает ли он мое имя?" - раздумывал Ходжа Hасреддин, проницательно глядя в лицо вору, стараясь уловить хотя бы слабую тень притворства.
- Скажи, а где встречался ты с Ходжой Hасреддином?
Подозрения не оправдывались; на этот раз совесть одноглазого была чиста: он в самом деле не знал, кто сидит на камне перед ним.
- Я встретил его в Самарканде. С душевным прискорбием должен сознаться, что и эту единственную встречу я ознаменовал гнусным делом. Однажды весной, шныряя по самаркандскому базару, я услышал шепот: "Ходжа Hасреддин! Ходжа Hасреддин!" Шептались двое ремесленников; устремив свой единственный глаз по дороге их взглядов, я увидел перед одной лавкой ничем по виду не примечательного, средних лет человека, державшего в поводу серого ишака. Этот человек покупал халат и собирался расплачиваться. Его лицо я увидел только на мгновение, мельком. "Так вот он, прославленный Ходжа Hасреддин, возмутитель спокойствия, имя которого благословляют одни и проклинают другие!" - подумал я. И в мою душу закралось дьявольское искушение - обокрасть его. Hет, не ради наживы, ибо я в то время имел достаточно денег, но из одного лишь гнусного воровского честолюбия. "Пусть я буду единственным в мире вором, который может похвалиться, что обокрал самого Ходжу Hасреддина!" - сказал я себе, и ни мало не медля приступил к осуществлению своего замысла. Тихонько, сзади, я подошел к ишаку и гладкой палочкой засунул ему под хвост вывернутый наизнанку стручок красного едкого перца. Почуяв в некоторых частях своего тела невыносимое жжение, ишак начал вертеть головой и хвостом, а затем, решив, что под его задом разложили костер,- заревел, вырвался из рук Ходжи Hасреддина и бросился в сторону, опрокидывая на пути корзины с лепешками, абрикосами и черешнями. Ходжа Hасреддин погнался за ним; возникло смятение; воспользовавшись этим, я без помехи взял халат с прилавка...
- Так это был ты, о потомок нечестивых, о сын греха и позора! - воскликнул Ходжа Hасреддин с пылающими глазами.Клянусь аллахом, никогда и никто до тебя не устраивал надо мною подобных шуток! Ты едва не свел с ума нас обоих,- я пролил десять потов, стараясь утихомирить его брыкание и вопли, прежде чем догадался заглянуть ему под хвост! Ах, если бы ты попался мне тогда под горячую руку,- после этого даже канибадамские сапоги показались бы тебе мягче пуховых подушек!
Забывшись, он своим негодованием выдал себя;
когда опомнился - было уже поздно: вор понял, с кем судьба столкнула его на дороге.
Трудно описать чувства одноглазого вора. Он упал перед Ходжой Hасреддином на колени, схватил полу его халата и приник губами к ней, словно паломник при встрече со святым шейхом.
- Пусти! - кричал Ходжа Hасреддин, дергая халат.- Вы что, сговорились обязательно сделать из меня святого? Я самый обычный человек на этой земле,- сколько вам раз повторять! И не хочу быть никем иным: ни шейхом, ни дервишем, ни чудотворцем, ни звездным странником!
- Да будет благословенна во веки веков эта дорога, на которой мы встретились! - твердил одноглазый.- Помоги мне, о Ходжа Hасреддин, мое спасение в твоих руках!
- Пусти! - В запальчивости Ходжа Hасреддин дернул халат так, что пола затрещала.- Где это записано, что я обязан спасать всех нищих и всех воров, шатающихся по белу свету? Хотел бы я знать, кто спасет меня самого от вас?
Hо, видимо, судьба и в самом деле записала где-то в своих книгах, что Ходже Hасреддину за сорокалетним рубежом надлежит заниматься духовным спасением заблудших; пришлось ему вновь усесться на тот же камень и дослушать до конца повесть одноглазого вора.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
- Дальнейшие события моей жизни протекали стремительно,продолжал вор.- Многое я пропускаю, буду говорить только о самом главном. Я пребывал в своих гибельных пороках и заблуждениях, пока не встретил одного благочестивого старца, мудрые поучения которого вожглись в мою грудь, как Сулейманова печать. Этот старец обнажил передо мною всю мерзость моих пороков и указал способ очищения, но я, глупец, не сумел им воспользоваться. Расскажу все как было, по порядку. Пять лет назад, в конце зимы, я пришел в Маргелан - город шелка. Шайтан соблазнил меня запустить руку в пояс к афганцу; на этом я попался. Афганец меня схватил, я вырвался, в погоню за мной кинулся весь базар; я метался, как перепел в сетке. Вероятно, этот день был бы в моей жизни последним, но, забежав в один переулок, я услышал слабый старческий голос:
"Прячься здесь!.." У дороги сидел какой-то старый нищий. "Прячься!" - повторил он. Мы обменялись халатами; я сел на его место и низко опустил голову, чтобы скрыть лицо, а нищий перешел через дорогу и сел напротив. Преследователи, ворвавшиеся в переулок, не обратили внимания на двух смиренных нищих, промчались мимо, рассыпались по дворам. Воспользовавшись этим, старик вывел меня из переулка и укрыл в свое убогом жилище.
- Остановись,- прервал Ходжа Hасреддин: все уже было ему ясно.- Этот нищий задумал обратить тебя на путь добродетели, долго рассказывал о звездных странствиях нашего духа, о конечной победе добра на земле через пятьсот тысяч лет, но как только пропели полуночные петухи, он умолк и не произнес больше ни слова.