Булгаков

"Чиша! Не волнуйся ты так: поверь мне, что всем сердцем я с твоими заботами и болью. Ты - не одинокий человек. Больше ничего не умею сказать. И звери тоже. М. Приду, если не будешь спать, поговорить с тобой". Разговор, в изложении Б., произошел следующим образом: "Мы поговорили. Боже мой! Какой же был разговор. Бедный мальчик... Но я все поняла. Слезы лились между его пальцев (Лицо загородил руками)". Булгаков снял Б. комнату в другом месте и отстроил ей помещение в том же доме (Б. Пироговская, 35), где они до этого жили. В новую комнату на Б. Пироговской Б. въехала 24 сентября 1933 г.

В 1930 г. Б. пыталась устроиться редактором в редакцию "Технической энциклопедии", однако после месячного испытательного срока не была пропущена отделом кадров как бывшая дворянка. С 1933 г. Б. работала редактором в редакции "ЖЗЛ", потом в редакции "Исторические романы" "Жургаза" (в 1938 г. эту редакцию перевели в Гослитиздат). После 1945 г. Б. была научным редактором по транскрипции в издательстве Большой Советской Энциклопедии, а с конца 40-х годов - редактором в "Литературной газете", сотрудничала и с журналом "Огонек". В 1928-1930 гг. Б. держала корректуру собрания сочинений Викентия Вересаева (Смидовича) (1867-1945), а с 1936 г. сделалась литературным секретарем Е. В. Тарле. Б. скончалась 27 января 1987 г. в Москве и похоронена на Ваганьковском кладбище.

Многие детали из мемуаров Б. "У чужого порога" отразились в булгаковских произведениях. Нищая жизнь русской эмиграции в Константинополе, мрачный константинопольский базар запечатлены в пьесе "Бег". По воспоминаниям Б.: "...Большой базар" - "Гран-базар" - "Капалы Чарши" в Константинополе... поражал своей какой-то затаенной тишиной и пустынностью. Из темных нор на свет вытащены и разложены предлагаемые товары: куски шелка, медные кофейники, четки, безделушки из бронзы. Не могу отделаться от мысли, что все декорация для отвода глаз, а настоящие и не светлые дела творятся в черных норах. Ощущение такое, что если туда попадешь, то уж и не вырвешься". В "Беге" на этом базаре торгует резиновыми чертями генерал Чарнота, который не в силах покинуть Константинополь в финале пьесы. В Париже Б. одно время танцевала в балетной труппе знаменитого мюзик-холла "Фоли-Бержер". Она, в частности, описывает в своей книге "У чужого порога" статисток Большого парижского ревю в этом мюзик-холле: "Просто - толпа и "ню" - обнаженные. Вся тяжесть ложится на последних. Они переодеваются (скорее - раздеваются) раз по десять-пятнадцать за вечер и присутствуют на сцене в течение всего спектакля. Они - декоративная оправа всего ревю". Вероятно, воспоминания Б. повлияли на замысел Великого бала у сатаны, где присутствует толпа обнаженных женщин вместе с одетыми мужчинами. Не исключено, что некоторые черты образа Маргариты на этом балу были подсказаны рассказом Б. о ее последней репетиции в "Фоли-Бержер": "В картине "Ночь на колокольне Нотр-Дам" участвовала вся труппа. По углам таинственно вырисовывались Химеры. Зловещий горбатый монах в сутане стоял над громадным колоколом, простирая руки над вырывающимся из-под его ног пламенем. Из пламени медленно поднималась фигура лежащей женщины. Черный бархат скрадывал железную подпорку, и казалось, что женщина плывет в воздухе (не отсюда ли полет нагой Маргариты в ночном небе? - Б.С.). На колоколе, привязанная гирляндами цветов, висела совершенно обнаженная девушка. В полутьме мерцало ее прекрасное тело, казавшееся неживым. Голова, в потоке темных волос, была безжизненно запрокинута.

Под звуки глазуновской "Вакханалии" оживали химеры. Ведьмы хороводом проносились вокруг монаха. Вдруг одна из них крикнула: "Она умерла!" и остановилась. Произошло смятение. Задние наскочили на передних.

- Где? Кто? - Оркестр продолжал играть. - О! Умерла!

- Тихо! - крикнул режиссер. - Без паники!

Артистку сняли с колокола. Она была в глубоком обмороке. Впопыхах ее положили прямо на пол. Появился врач, запахло камфарой. "Она закоченела, сказал он. - Прикройте ее!" Монах набросил на девушку свою сутану". Похожим образом и столь же мнимо умирает Маргарита, отравленная вместе с Мастером Азазелло, чтобы вновь воскреснуть в последнем полете. В позе химеры на Нотр-Дам сидит Воланд на крыше Пашковского дома. Фотографию этой химеры Б. привезла из Парижа, и она долгое время стояла на письменном столе Булгакова. В книге "У чужого порога" Б. яркими красками рисует масленичный карнавал в Париже: "Избирается карнавальная королева. Ей полагается быть не старше 25 лет, быть не замужем и самой зарабатывать себе на жизнь.

В этот раз избрана машинистка из 13-го района, одного из самых бедных в Париже.

Вот она стоит на платформе украшенного цветами грузовика, озябшая и счастливая, и улыбается всеми своими ямочками. По традиции в этот день ее принимает в своем дворце на Елисейских полях президент. Их обычно и снимают вдвоем: президент во фраке, со своей президентской лентой, она - в горностаевой королевской мантии.

Из большого, разнообразного, веселого шествия запомнилась мне одна колесница, отражающая в чисто французском духе злободневную тему - жилищный кризис.

На грузовике - двуспальная кровать (что греха таить: любят французы этот сюжет), в ней под одеялом двое улыбающихся молодоженов. Над ними арка - часть моста: больше молодой паре деваться некуда. Чтобы подчеркнуть иллюзию моста, на арке стоит мужчина с удочкой - символ неугасающей страсти парижан к рыбной ловле (и, возможно, своеобразный фаллический символ. Б.С.), толпа отпускает пикантные шуточки, смеется, аплодирует..." Очевидно, это карнавальное шествие подсказало шествие знаменитых грешников всех времен и народов на Великом балу у сатаны. Отметим также, что Маргарита, избранная королевой этого созданного булгаковской фантазией бала, наделена прямо противоположными качествами по отношению к королеве парижского карнавала. Ей тридцать лет, она замужем, не нуждается в заработке, будучи обеспечена состоятельным мужем - крупным инженером, и живет в богатстве, а не в бедности.

Б. вспоминала, как они с Василевским встретили в Константинополе похоронную процессию: "Навстречу нам приближались греческие похороны эффектное пятно на фоне улицы. Все лиловое: гроб, покрывало, венки, облачение священников. Лиловый цвет - траурный". Возможно, исходя из этой символики Коровьев-Фагот в сцене последнего полета превращается в фиолетового рыцаря. В ранней редакции весть Воланду от Иешуа Га-Ноцри насчет судьбы Мастера и Маргариты приносил всадник в фиолетовом. Траурный фиолетовый цвет означал прекращение земной жизни главных героев романа.

В книге "У чужого порога" есть рассказ о Владимире Пименовиче Крымове (1878-1968), богатом человеке, старом знакомом Василевского и прототипе Корзухина в пьесе "Бег": "У него под Берлином, в Целлендорфе, уютный обжитой дом, миловидная черноглазая жена, по типу украинка (должно быть, очень мила в венке, в плахте и вышитых рукавах) (в "Беге" - жена украинца Чарноты Люська, ставшая потом женой Корзухина. - Б.С.), погибшая от пустячной операции в клинике знаменитого Бома (где, кстати, ее обворовали), еще драгоценная премированная пекинская собака, приобретенная за много сотен фунтов на собачьей выставке в Лондоне. Обслуживающий весь дом слуга Клименко - из бывших солдат белой армии.

Сам Владимир Пименович - человек примечательный: происходит из сибирских старообрядцев, богатый владелец многого недвижимого имущества в разных точках земного шара, вплоть до Гонолулу. Он несколько раз совершал кругосветное путешествие, о чем написал неплохую книгу "Богомолы в коробочке". Из России уехал, "когда рябчик в ресторане стал стоить 60 копеек вместо 40, что свидетельствовало о том, что в стране неблагополучно", - таковы его собственные слова. В Петербурге был представителем автомобилей Форда. Участвовал в выпуске аристократического журнала "Столица и усадьба". У него хорошая библиотека. Он знает языки. Крепкий, волевой человек, с одним слабым местом: до безумия любит карты, азартен.

Внешне он, по выражению моей сестры, "похож на швейцарский сыр", бледный, плоский, в очках с какими-то двояковыпуклыми стеклами.