Страница 54 из 81
- Ты можешь поступать как хочешь, но было бы лучше... - и высказывал свое мнение.
Мать в их дискуссии не вступала, она лишь говорила четко, что, когда, где и как нужно сделать. Она не тратила времени на убеждения и всегда подчеркивала, что, если она говорит, значит, так надо, если она молчит делай, как считаешь нужным. С детства Нина хорошо знала, как горячо и преданно любил Надежду Петровну отец, понимала, как тяжело ему сейчас.
Но Фролов не позволял себе расслабиться. Ему нужно было решить то главное, из-за чего он приехал в школу. Но как же все-таки приступить к делу? И он начал издалека.
- Ну, рассказывай, дочь, как у тебя идет учеба?
- По многим дисциплинам хорошо, папа, только по одной пока неважно, хотя мой преподаватель убежден, то я справлюсь и с этим, - ответила Нина.
- С чем же?
- Понимаешь, оказывается, мои глаза выдают мои чувства и мысли. Он, словно гипнотизер или маг, сразу определяет, о чем я думаю в данный момент...
Дмитрий Федорович ухватился за это ее признание и начал рассуждать, сгущая краски:
. - Доченька, это очень плохо. Ведь тебе придется работать в окружении врагов, ты будешь вся на виду...
- Преподаватель тоже так говорит, - перебила отца Нина. - Правда, на последнем занятии он похвалил меня и сказал, что скоро мне поручат очень ответственное задание. А это именно то, чего я хочу, папа!
Слова дочери сразили Дмитрия Федоровича. Он слишком хорошо знал ее и понимал: если Нина поставила перед собой какую-то цель, то приложит все силы, чтобы достичь ее. Он сам воспитывал в ней эту черту характера.
Фролов решил пойти в открытую:
- Нина, зачем тебе лететь в тыл врага? Можно сражаться с фашистами и по эту сторону фронта.
- Что ты говоришь, папа? Получится, что я струсила.
- Ну почему сразу - "струсила"? Ты можешь работать в управлении, которому подчинена ваша школа:
- Чтобы работать здесь, не нужно проходить мой курс специальной подготовки. А я его почти закончила!
Нина крепко обняла отца. Она понимала его тревогу и чувствовала, насколько близок он ей и дорог.
- Папочка, милый, - душевно, с волнением в голосе сказала ста ему, мне бы очень хотелось, чтобы ты понял меня: поступить иначе я не могу!
Дмитрий Федорович молчал, глядя прямо перед собой, и Нина решила перевести разговор на более спокойную тему.
- Скажи, как удалось тебе выбраться в Москву? Ведь это сейчас, наверное, очень сложно?
- Есть повод, - ответил Дмитрий Федорович. - Я приехал в Кремль получать награду.
Нина от радости захлопала в ладоши.
- От души поздравляю, папочка!
- Спасибо, доченька, - ответил Дмитрий Федорович. - Ну, уже время, я должен идти.
Поцеловав отца, Нина проводила его до выхода с территории школы, вернулась и села на то же место, где только что они сидели вдвоем. Она перебирала в памяти весь их разговор. Потом пошла в класс, села за книги, но сосредоточиться не удалось.
- Разрешите мне увольнение в город, хотя бы часа на два? - обратилась она к своему руководителю.
- Чтобы привести нервную систему в порядок?
- Совершенно верно, - нарочито беззаботно произнесла Нина.
- Скажи дежурному, ты отпущена до восемнадцати часов, - ответил Лавров. - Если появится желание поговорить - я готов принять тебя до двадцати часов.
- Спасибо, попробую сама справиться.
Она вышла, прошлась по улице, села в трамвай, доехала до Цветного бульвара, посмотрела афишу цирка, затем направилась в сторону театра Красной Армии. От него, обходя различные оборонительные сооружения, вышла в центр, на Красную площадь.
Вернулась она в школу в указанное время, но к Лаврову не пошла, говорить с ним пока было не о чем, не все еще мысли улеглись в голове.
Последнее время Нина много думала о своем будущем. Ее память цепко вобрала в себя фотографию Тани - Зои Космодемьянской, повешенной фашистами. Выпуски кинохроники "Не забудем, не простим", которые регулярно демонстрировались в клубном зале школы, вызывали глубокое чувство гнева, ненависти к гитлеровцам, помогали Нине вырабатывать в себе твердость, решительность. И в эту ночь она снова и снова спрашивала себя: сумеет ли достойно держаться там, в окружении врагов? Не струсит ли, сможет ли пересилить боль, если придется? И если вдруг подступит самое худшее, какой будет ее последняя минута?
Всю ночь она не сомкнула глаз. И уже под утро вспомнилась ей другая ночь, предвоенная, на берегу Дона. Какая то была счастливая ночь, полная радости и надежд! И рядом с ней тогда был Анатолий...
Днем снова пришел отец. Увидев его с новеньким орденом Ленина на кителе, Нина обрадовалась, бросилась отцу на шею, а он решил воспользоваться удобным моментом и сказал, словно бы между прочим:
- Доченька, я опять беседовал с начальником управления. Если ты согласишься, тебя переведут...
Нина мгновенно вспыхнула, покраснела, ее голубые глаза потемнели, взгляд стал суровым.
- Зачем ты это сделал? - Нина хотела упрекнуть отца более жестко, но ей стало жаль его. - Хорошо, папа, - сказала она тихо, - я подумаю. Спасибо, что заботишься обо мне. Я напишу, как все здесь сложится.
Отец посмотрел на Нину и ощутил неловкость. Действительно, он, офицер русской армии, генерал Красной Армии, в труднейшее для Родины время уговаривает свою дочь спрятаться за спины других, поискать местечко побезопаснее... Фролов заторопился. Уже в дверях Дмитрий Федорович спросил:
- А где твои знакомые ребята, летчики? Что-нибудь известно о них?
- Воюют.
- Все живы?
- Живы. Недавно получила письмо от Анатолия.
- Война - такое дело, - заметил генерал, - каждую минуту может что-то случится.
- Это верно, - согласилась Нина. - Но будем надеяться, папа. Машина тронулась с места. Нина смотрела ей вслед, и сердце девушки сжималось от боли: когда теперь она снова увидит отца и увидит ли? Ведь это война, и каждую минуту на войне может что-то случиться...
2
Машина тронулась... Дмитрий Федорович все оглядывался на Нину. Она стояла подтянутая, стройная. Потом машина свернула, и дочь скрылась из виду, но Фролов продолжал смотреть, словно надеясь увидеть ее снова. Когда же теперь им доведется свидеться? Трудный и опасный путь избрала она.
О себе он не беспокоился - к риску привык, три минувшие войны многому научили. Как ни тяжела война, человек и к ней привыкнет. Трудно, но привыкает, подвергая суровым испытаниям свой духовный мир, напрягая до предела нервную систему. Во время войны человеческий организм работает с полным напряжением физических и духовных сил. Не случайно на фронте болеют и умирают только от ран, других недугов бойцы не ведают.
Мысли генерала снова возвращались к Нине, он испытывал угрызения совести за свой поступок. А ведь начальник управления отнесся к нему с пониманием и даже обрадовался.
- Это же превосходно, что она знает три языка, - сказал он, - в нужное время она сможет заменить троих! Если бы я знал о ней раньше, - сказал он в заключение разговора, - непременно взял бы ее в аппарат и безо всяких ходатайств.
"Папа-генерал добивается для дочери тепленького местечка!" - подумал о себе в третьем лице Дмитрий Федорович и начал ругать себя, не замечая, что некоторые слова произносит вслух.
- Вы что-то сказали, товарищ генерал? - повернувшись к нему, спросил шофер.
- Это я так, сам с собой на старости лет разговариваю, - смутился Фролов, а потом пошутил: - Приятно иногда поговорить с умным человеком.
- Со мной тоже бывает такое, - откликнулся шофер.
- Ну что ж, давай поговорим, - предложил Дмитрий Федорович. - Скажи, Платоныч, когда кончится война?
Шофер улыбнулся, покачал головой:
- Это не по нашей части.
- Ну а все-таки, - не унимался Дмитрий Федорович, - ведь вы, бойцы, тоже в обстановке разбираетесь и суждение свое, конечно, имеете.
- Оно-то да, - философски ответил шофер, - но к этому еще бы и силу. Конечно, если дела пойдут так, как под Москвой, то, может, соберемся с силами и двинем фашистов. Когда под Москву сибиряки прибыли, дело сразу сдвинулось.