Резерв высоты

Он мысленно прикинул, если сегодня же написать письмо Нине, когда она его получит? И хорошо, если Вика не поспешит сообщить Нине печальное известие.

Конечный в это время стоял, опустив голову в ожидании дальнейшего разноса, но Анатолия уже заботило другое.

- Так что ты говорил о Кутейникове? Не дает тебе летать? Почему? Пойдем к комиссару!

- Уже поздно, неудобно, - отбивался Глеб.

- Не хочешь - я один пойду! Где его землянка? - настаивал Фадеев.

- Товарищ батальонный комиссар, почему командир первой эскадрильи капитан Кутейников не выпускает Конечного в воздух? - выпалил Фадеев, войдя в землянку комиссара.

- Он летает, но помалу. Сейчас самолеты беречь надо, поэтому их не каждому летчику доверяют. Твой ведомые тоже сидят.

- Это другое дело. Сейчас я о Конечном говорю. Он мой друг. Мы одного выпуска.

- Вон оно что! Значит, Конечный другу пожаловался?

- Нет, просто поделился своими заботами. Может, он и не прав, но он думает, что ему летать не дают потому, что не доверяют, что был сбит и долго выходил из окружения.

- Твой друг напрасно нервничает. Сомнений в его преданности Родине нет. Передай ему, пусть перестанет хныкать и держится поумней.

- Есть, товарищ комиссар! - Фадеев круто повернулся и направился к выходу.

Подожди, куда побежал? Как ты себя чувствуешь?

- Нормально!

- А тебе в голову не закралась мысль, что и тебя подозревают?

- Вы что, товарищ батальонный комиссар?!

- Вот видишь, значит, ты спишь спокойно, и тебя совесть не мучает. А у Конечного, возможно, что-то и было, что его смущает. Зачем бы ему под старика рядиться? Он же с немцами не контактировал, шел с нашими войсками...

Фадеев пожал плечами.

- Ладно, не переживай, Фадеев, все утрясется. Твой друг покажет себя с лучшей стороны, если возьмется за голову.

Фадеев вышел из землянки. Глеб, ожидавший неподалеку, бросился к нему:

- Ну что?

- Все в порядке. Иди, спи спокойно. Будешь летать, так сказал комиссар.

- Спасибо, Толя! Спасибо! - загремел Глеб. - Тихо ты, труба ржавая! прикрикнул Фадеев, но часовой уже окликнул их:

- Стой, кто идет?

- Свои - Фадеев и Конечный.

- Проходите.

Анатолий вернулся в землянку, лег на постель, но долго не мог заснуть, мысленно перечитывал письмо Нины.

Утром, выспавшись, он почувствовал себя намного лучше. После завтрака пошел к врачу. Тот внимательно осмотрел его, но летать пока не разрешил: "Состояние здоровья хорошее, дня три отдохни, потом посмотрим".

Располагая в эти дни свободным временем, Фадеев постоянно думал о минувших боях, успехах и неудачах летчиков. Словно чувствуя его желание высказаться, Богданов как-то вечером завел в эскадрилье разговор о наболевшем.

- Тактика у нас еще слаба, - сказал заместитель командира эскадрильи, запас тактических приемов невелик, но и имеющиеся необходимо пересмотреть. И что самое главное, товарищ командир, нам надо отказаться от безынициативных, оборонительных действий. Поднимите сейчас эскадрилью в воздух, и вы убедитесь: многие будут ждать, что предпримет противник. Сколько уже вылетов сделали, и все одно и то же: сначала немцы нас бьют, мы начинаем отбиваться, потом нас разозлят, кое-кого собьют, и только тогда мы с яростью набрасываемся на врага. Нельзя ли на земле готовиться к наступательным воздушным боям, а после взлета со знанием дела первыми нападать на врага? Ведь самолет - наступательное оружие!

- Ты, безусловно, прав, - ответил своему заму Богданов.

- Если прав, давайте готовиться сейчас. Да-да, прямо сейчас. Возьмем бумагу, карандаш и начнем фантазировать, рисовать...

Летчики зашумели, некоторые стали доказывать, что на нашем ЛаГГе не очень-то разгонишься...

- Верно, но я знаю и другое, - не унимался замкомэска, - ЛаГГи можно расставить так, что и немец в капкан попадет. Мы до сих пор гуськом ходим, друг другу под крыло лезем, как птенцы к клуше. Пусть каждый проанализирует свое поведение в бою. Благо дело, что командир у нас с опытом и выводит эскадрилью из-под удара.

- Правильно говоришь, Владимир Иванович. Давайте займемся воздушными боями на земле!

Замкомэска быстро нарисовал несколько самолетов наших и немецких, достал из планшета ножницы и начал вырезать силуэты, очень похожие на настоящие ЛаГГи, "мессеры", "юнкерсы".

Кутейников, проходя мимо, бросил небрежно:

- У вас что - швейная мастерская открылась?

- Учимся, как лучше немцев бить, - ответили ему.

- Этому не на бумаге нужно учиться, а в воздухе, - усмехнулся Кутейников и пошел дальше:

"Война" на бумаге велась в эскадрилье Богданова несколько дней. Вначале летчикам не очень это нравилось. Потом, когда каждый стал вносить свои предложения и они тут же завершались оригинальным решением, у всех появился интерес. К исходу недели в арсенале каждого летчика было более десятка новых тактических приемов. И вот настал день их проверки в воздухе.

Взлетела четверка. Первая пара - Богданов с Овечкиным, вторая - Фадеев с Гончаровым. Вышли в район барражирования. Выдерживали боевой порядок в любом элементе полета, как разработали на земле.

Все шло нормально. Летчики с нетерпением ждали встречи с немецкими истребителями, именно на них хотели проверить свою науку побеждать - как назвал кипу различных схем и расчетов Богданов.

Вылетевший на боевое задание впервые после длительного перерыва, Анатолий немного волновался. Обладая отличным зрением и хорошо умея находить врага, он обследовал каждый сектор воздушного пространства. Противник пока не появлялся.

Истекло время полета, самолеты направились обратно на аэродром. Еже при заходе на посадку Анатолий увидел, что с бреющего полета к Овечкину подбирается пара "мессеров". Что делать? Отбить атаку он не сможет, потому что находится впереди и в стороне от истребителей противника. Выход один прикрыть собой Овечкина. С криком: "Овечкин, сзади "мессеры"! - Фадеев резко перевел самолет в левый крен. Его машина устремилась к земле наперерез врагу и появилась перед носом ведущего "мессера" прежде, чем враг сумел открыть огонь. Фашист во избежание столкновения круто взмыл вверх, его ведомый отвернул влево. Фадеев прекратил скольжение, мгновенно дал очередь по стервятнику. Самолет врага задымил и со снижением пошел на запад.

Анатолий не стал его преследовать, помня о своем месте в боевом порядке. После приземления пары Богданова он сел вместе с Гончаровым, выбрался из кабины и пошел к командиру эскадрильи. Богданов прервал его рапорт словами благодарности:

- Спасибо, Фадеев, за выручку! Наверное, всем нам еще учиться да учиться надо! Все как будто делали правильно, но об осмотрительности над аэродромом забыли!

Подбежал замкомэска.

- Товарищ командир, то, что сделал Фадеев, - лучший маневр!

Великолепная у тебя реакция, Толя! Как ты смог ЛаГГ-3 удержать в таком положении?

- При максимальном левом крене и почти полностью отклоненном руле поворота вправо я немного отдал ручку от себя, - объяснил Анатолий.

Богданов прервал их диалог.

- Ну и вояки мы! Я или мой ведомый должны были раньше Фадеева увидеть "мессеров", - отметил он с досадой.

- Я думаю иначе, - стоял на своем Анатолий.

- Запомни, Фадеев, - сказал ему Богданов, - во всех ошибках, которые допускает подчиненный, в первую очередь виноват командир. Если подчиненный что-нибудь недоделал, значит, его не научил командир, если его подчиненный не пожелал сделать, значит, командир его плохо воспитал. Командир должен сам себя судить объективно и строго.

- А подчиненный - прятаться за широкую спину командира? - улыбаясь, спросил Фадеев.

- Нет, он должен принципиально оценивать свои поступки, делать правильные выводы и не допускать впредь ошибок. Подчиненный виноват только в том, что он сам не доделал, командир - в своих грехах и в грехах подчиненных.

- Между прочим, только что Кутейников прилетел и доложил, что Базаров его тоже спас от верной гибели, - сказал подошедший комиссар.