Страница 27 из 82
- Лидировал Масуль, Сорин держался следом, а все остальные отставали по крайней мере на два корпуса. На фоне темной гальки Джосенель казался пятнышком солнечного света. Сорин пригнулся к самой шее коня и настолько слился со своим жеребцом, что каждый шаг лошади судорогой мышц отдавался в теле всадника. Сьонед еще никогда не видела такой манеры езды. Чейналь, лучший конник континента, сидел на лошади прямо и непринужденно; Сорин же становился с нею одним целым.
Из-под белых бабок гнедого, на котором ехал Масуль летели камни. Самозванец подошел к крутому, опасному повороту на полном ходу, и ему пришлось крепко натянуть поводья, изогнув шею животного, чтобы не сорваться в пропасть и не упасть в море. Оскорбленный жеребец споткнулся и сбился с шага; тем временем Сорин, лучше оценивший ситуацию, сбавил скорость и догнал Масуля.
Шедший за ними всадник Велдена ошибся, и его испуганная лошадь, осев на задние ноги, резко остановилась у самого края обрыва. Человек вылетел из седла и исчез в пропасти. Конь, дрожа всем телом, захромал в сторону.
Сьонед не стала ждать, пока все всадники минуют опасный поворот. Она вернулась на трибуны и увидела, что Рохан и Тобин внимательно смотрят на нее. Они только что сообразили, что Сьонед с ними не было.
- Всадник сорвался со скалы, - сказала она. - Один из велденовских. Если он остался жив, то нуждается в помощи. Рохан коротко кивнул и оставил их, плечом прокладывая себе путь на поле. Тобин вцепилась в ее руку, но у Сьонед не было времени успокаивать золовку. Она снова сплела солнечный свет и полетела вперед, надеясь перехватить Сорина и Масуля еще до того, как они снова появятся из леса. Но лошади скакали быстрее, чем она думала. Деревья остались далеко позади. Взмыленный жеребец Масуля прижал уши и оскалил зубы; только железная хватка всадника мешала ему поддаться боевому инстинкту и броситься в атаку. Кровь капала с бедра гнедого, в которое его злобно укусил золотистый. Сьонед удивилась тому, что два боевых коня продолжают слушаться своих всадников.
Сорин еще теснее прижался к шее лошади; его рубашку в клочья рвали низко расположенные ветки. Руки в перчатках держали поводья у самых удил. Три шага лошади шли голова в голову, а затем Джосенель начал выходить вперед. Внезапно прямо на пути Сорина ударил фонтан Огня. Его лошадь бешено шарахнулась, глаза коня побелели от страха. Джосенель врезался в гнедого, и огромный жеребец споткнулся. Придя в себя, лошади поскакали ноздря в ноздрю; даже снопы искр из-под их копыт взлетали в воздух одновременно. Сьонед увидела мелькнувший в воздухе гибкий конец хлыста Масуля и выгнувшуюся спину Сорина, в плечо которого впилась сталь. Когда юноша накренился в седле, Джосенель попытался сохранить равновесие. Масуль держал своего жеребца рядом с Сорином и проехал по самому краю Огня, толкнув Джосенеля прямо в пламя, достававшее тому до груди.
Сорин выпрямился и подал сигнал своему коню. Под потемневшей шкурой жеребца вздулись мышцы, и Джосенель сделал длинный прыжок, перемахнув через Огонь, который опалил ему брюхо и заставил затлеть белый чепрак. Пламя моментально исчезло, оставив в пыли тонкую черную полоску, которую тут же затоптали копыта шести лошадей, скакавших позади...
Оцепеневшая Сьонед заставила себя вернуться на трибуны. Зрение вернулось к ней в тот момент, когда два жеребца молнией летели по дорожке на первое препятствие. Масуль нещадно погонял своего коня; светлый конец его хлыста потемнел от крови. Первое препятствие было пройдено чисто, второе тоже. К третьему препятствию Сорин почти нагнал своего соперника. В это время лошадь лорда Колии, бравшая первый барьер, упала, всадник вылетел из седла и кубарем скатился с дорожки. Казалось, этого никто и не заметил.
Если бы пальцы Тобин были ножами, они бы до кости разрезали руку Сьонед. В тишине раздался крик, ему откликнулся чей-то голос на трибуне для простонародья, и вскоре завопила вся толпа. Нет, она не подбадривала всадников, а пыталась таким образом снять невыносимое напряжение. Сьонед услышала, как из горла Тобин вырвался тихий стон; терпение принцессы подходило к концу.
Гнедой и золотистый и последнее препятствие взяли чисто и понеслись рядом. Ребра и храп гнедого были покрыты кровавой пеной, но хлыст раз за разом продолжал впиваться в его бока. Измученный конь напряг остатки сил и пересек линию финиша на шаг впереди золотистого.
Не выпуская руки невестки, Тобин принялась проталкиваться сквозь толпу, и Сьонед волей-неволей пришлось пройти вперед, чтобы проложить ей дорогу посреди скопища, бесновавшихся людей.
- Дайте пройти! - кричала она. - Освободите дорогу! Дайте пройти верховной принцессе!
- Сьонед! - послышался знакомый голос. - Сюда!
Она плечом проложила себе путь к Оствелю, не выпуская руки Тобин. Он стоял у самых перил, указывая место, под которое можно было поднырнуть.
- Веди всех в загон, иначе будет беда. Чейн просто рвет и мечет.
- Ты его осуждаешь? - гневно бросила Тобин, пролезая под ограждением.
Рохан уже стоял на дорожке, ожидая Сорина, который успокаивал своего фыркавшего, дрожавшего жеребца. Тобин торопилась к сыну, но принц сгреб ее за плечи.
- Нет! Тебя растопчут, Тобин. Постой здесь.
- Я стащу этого лживого ублюдка с коня и скормлю драконам! - прошипела она. - Пусти!
Несколько мгновений Рохан удерживал ее, а потом резко приказал:
- Прекрати! Вокруг люди!
Конечно, на Сьонед этот довод не подействовал бы, но Тобин, родившаяся и выросшая в семье владетельного принца, была приучена сохранять лицо перед окружающими. Она отстранила руки брата и пригладила волосы.
- Вовсе не обязательно ломать мне кости, - ядовито сказала она.
Расценив эти слова как знак того, что сестра пришла в себя, Рохан кивнул. Тем временем Сорин подъехал ближе, и Сьонед испугалась, что Тобин сейчас взорвется заново. Та могла отличить отметины, оставленные сучьями, от порванного и окровавленного плеча рубашки, в которое впился стальной хлыст. Но Тобин промолчала, хотя гнев, вспыхнувший в ее продолговатых глазах, был еще более лютым, чем прежде.
Почувствовав, что кто-то теребит ее за рукав, Сьонед обернулась. Рядом стояла Аласен, ее лицо было пепельным.
- С Сорином все в порядке? - прошептала девушка, и Сьонед вспомнила, что они вместе выросли при дворе Волога.
- Все будет хорошо. Останется только шрам на память. Верхом на успокоившемся Джосенеле подъехал Сорин и неохотно улыбнулся Аласен.
- Я не ранен, Алли. Но пусть меня унесут отсюда черти, пока я не убил эту скотину. Если он окажется от меня меньше, чем в мере, я за себя не ручаюсь.
- Как и твой отец, - вставил Рохан. Принц говорил спокойно но глаза его сверкали. - Не стоит оскорблять свиней, Сорин. Они воспитаны куда лучше Масуля. Может, отведем лошадь на конюшню и позаботимся о ней? Тобин, не ожидавшая такого предательства, гневно обернулась к нему. Больше всего на свете ей хотелось схлестнуться с Масулем. Но она послушалась предупреждения которое читалось во взгляде Сьонед, и дрожащей рукой взяла Джосенеля за уздечку.
- Пошли отсюда, - пробормотала Тобин и повела их туда, где Оствель успокаивал бледного от ярости Чейналя. Рохан вдумчиво смотрел на Аласен.
- Такие зеленые глаза могут быть только у одного человека на свете. Принцесса, вы не окажете мне любезность остаться здесь и понаблюдать кое за кем?
Она поняла с полуслова.
- Конечно, ваше высочество. С величайшим удовольствием.
Сорин оглянулся и саркастически хмыкнул.
- Пофлиртуй с Масулем. Это вскружит ему голову, и он не поймет, что на самом деле ты хочешь выцарапать ему глаза.
- Если бы я решила испачкать об него руки, то выцарапала бы ему кое-что пониже, - парировала она и направилась к группе, собравшейся вокруг победителя.
Рохан захлопал глазами, усмехнулся и посмотрел в сторону Чейна, который в конце концов вырвался из объятий Оствеля и готов был разбушеваться.
- Не здесь, - коротко приказал он, прежде чем Чейн успел открыть рот. - Нужно осмотреть лошадь.