Среди призраков

Закир проснулся среди ночи весь в поту, сердце колотилось в груди, он включил ночник над изголовьем кровати, взгляд его случайно упал на зеркало он вздрогнул от страха: он сейчас был так же бледен, как призраки, что снились ему всю ночь...

* * *

И снова вдруг все исчезло. Ой вернулся к прежнему состоянию, жизнь казалась пресной без наркотиков, но время от времени, когда накатывали неуютные мысли о будущем, он на короткий миг приходил в ужас, думая, что с ним будет дальше и чем все это кончится; он чувствовал, как все глубже увязает в этом проклятом болоте, среди своих подозрительных товарищей, воров и наркоманов, отторгнутых обществом, изгоев, среди товарищей-призраков, чьи холодные прикосновения он все чаще, со все возрастающим чувством омерзения испытывал на себе, чьи мертвые улыбки и неестественный смех он видел и слышал; к ним его тянуло, он сам сделал себя пленником этих призраков, но в то же время холодный, трезвый рассудок, еще не до конца погибший в нем, твердил ему: уйди, брось, погибнешь, полетишь в пропасть, остановись! И он на некоторое время подчинялся голосу разума, но вновь тянуло испытать то блаженное состояние, вновь он оказывался среди призраков, неестественно улыбающихся мертвыми улыбками, непонятно чему смеющихся, и в'новь летел головой в пропасть, стянутый с шаткого мостика ледяными руками и успокоенный улыбками монстров. Ничего теперь не оставалось, шептал он себе, ничего, кроме...

Оставалась дорога. Широкая бетонированная солнечная автострада, ведущая в замок.

Он плавно отпустил педаль, сбавляя скорость. Впереди виднелся поворот, еще дальше, впереди - темно-серый замок. Величественный, спокойный с виду, напоминающий рассудительного старика - добрый, мудрый, всемогущий старик... Вдруг накатило неожиданное желание ударить этим прекрасным "мустангом" обо что-нибудь, измять стремительную машину в лепешку, прекратить этот бешеный бег, почувствовать силу удара, увидеть пламя взрыва и самому сгореть в нем, в этом пламени. Такое желание уже не раз возникало в нем, оно появлялось неожиданно, внезапно, неизвестно откуда и на чем основанное, но являлось всегда, необузданное, сильное, неумолимое, и ему стоило немалых усилий задушить в себе это чувство, подавить его другим - чувством самосохранения.

Серый, взметнувшийся ввысь замок, странной, неоднородной архитектуры, с прекрасным садом...

Вот последний поворот, который "мустанг" взял, почти не сбавляя скорости, поворот по загибающемуся с востока на север шоссе... он вздохнул всей грудью... крикнул от радости... теперь ровная дорога до самого замка... всегда ровная... и - вперед!

И снова "мустанг" тонко запел, набирая предельную скорость...

* * *

Однажды Закир, в очередной раз поругавшись с матерью (такие стычки между ними теперь случались довольно часто), ушел ночью из дома. Он слонялся по пустынным холодным улицам, когда вдруг ему пришла мысль пойти в кочегарку, где работал ночами Сеид. В кочегарке большого пятиэтажного дома Сеид сидел на табурете, тупо уставившись перед собой, и, по всей видимости, отчаянно скучал. Он обрадовался Закиру и предложил сыграть в нарды, чтобы скоротать ночь. Закир отказался, сославшись на усталость, и лег спать на провисшую чуть ли не до пола раскладушку Сеида. Но спать ему почти не пришлось. Всего через каких-нибудь полчаса в кочегарку Сеида набилось уже человек десять. Закира разбудил гул их голосов. Он поднялся, сел на раскладушке, поздоровался. Многих из собравшихся здесь Закир знал как отъявленных наркоманов, были здесь и два-три мелких вора. Только Хромого - запевалы в подобных сборищах - не было, так как после того дела с Чинаром Хромой надолго пропал неизвестно куда. К тому времени, как Закира разбудил шум в кочегарке, многие из ребят уже закурили, и в воздухе поплыл знакомый, дурманящий запах анаши; другие сидели рядом с курящими, но им было вполне достаточно, чтобы опьянеть. Скоро всё опьянели. В кочегарке было жарко, как в бане, и дым анаши густым слоем, как туман, висел под потолком, это тоже способствовало опьянению. Предложили папиросу и Закиру. Он отказался, сославшись на то, что здесь вовсе необязательно курить самому, и так закей-фуешь. Первая мысль, мелькнувшая в голове, как только он обнаружил вокруг себя столь веселую компанию, была уйти отсюда, но, подумав, он остался: идти было некуда - домой не хотелось, спать на вокзале - холодно, да и сиденья, которые никак иначе не назовешь, ни креслами, ни стульями, были неудобными, жесткими, слоняться же всю ночь по улицам - тоже не дело... А здесь так тепло... Беспричинный, глупый смех царил в кочегарке, перемешиваясь с таким же беспричинным громким" матом. И только Сеид, который каким-то образом оказался трезвее остальных (наверно, потому, что находился, так сказать, при исполнении...), ходил по кочегарке и урезонивал особо шумных, грозясь, что если не перестанут шуметь, компанию могут застукать. Двое парней, один - Гасанбала, по кличке Черный Гасан, и другой, худой и длинный, с руками, покрытыми наколками, Чингиз, уселись играть в нарды. Играли, конечно, на деньги. Их окружили остальные, время от времени комментируя игру преимущественно грязными ругательствами и заливаясь идиотским смехом.

И вот, когда Черный Гасан сделал необдуманный ход и пожелал переиграть, а Чингиз, ссылаясь на правила игры, не разрешил, брат Черного Гасана Гусейн, завзятый игрок, ударил ногой по нардам, смешав игру. И так как выигрывал Чингиз, он вскочил и влепил Гусейну затрещину, от которой Гусейн отлетел в угол кочегарки, хоть и был намного здоровее Чингиза. Ну и тут, как водится, пошла потеха. Черный ударил Чингиза, Чингиз не удержался на ногах, Гусейн, поднявшись, схватил табуретку и швырнул ее в голову Чингиза, но тот вовремя увернулся и почему-то сгоряча, видимо, не разобрав, двинул изо всех сил Закира по скуле, Закир, в свою очередь, не пожелав оставаться в долгу, ударил Чингиза, целясь кулаком ему в зубы, но попал в подбородок. Чингиз опрокинулся на асфальтовый пол и крепко ударился затылком.

- Болван, - прохрипел он, - у меня же сотрясение мозга могло быть!

- А зачем тебе мозг? - спросил Закир, готовясь отразить новое нападение, если оно последует.

Нападение последовало, но на этот раз Закира оставили в покое. Кто-то из ребят вступился за Чингиза, и братья, Чингиз и его защитник после короткой драки вдруг вытащили ножи. Остальные тут же навалились на них, разнимая, ножи отняли. Сеид бегал по кочегарке, как встревоженная курица в курятнике, и старался всех успокоить, подсел к Закиру на раскладушку, зло поглядывая на постепенно утихомиривающихся драчунов. Кто-то, размахивая руками, случайно разбил единственную лампочку в кочегарке, в кромешной тьме стоял стон голосов. Все кричали, ругались разом, никто никого не хотел слушать. "Накроют, всех накроют сейчас..." - хныкал Сеид. Наконец Сеиду с Закиром удалось вытолкать парней на улицу, но еще долго на улице возле дверей котельной слышалась перебранка между подравшимися и голоса ребят, миривших их.

- Вот всегда так, - жаловался Сеид Закиру. - Придут, накурятся, напьются, насвинячат, а потом еще разнимай их... А я ведь на работе, не как эти бездельники... С меня потом ведь спросят за все... А когда выгоняю обижаются, говорят, ты, Сеид, друзей не помнишь, падло ты... А чего мне помнить таких друзей? Напачкают, а мне убирать, да? Суки...

Сеид, по всему было видно, завелся надолго, и Закир, прилегший вновь на раскладушку, понял, что здесь ему в эту ночь спать не придется. Он надел пальто, вышел на улицу и 'остаток ночи пробродил по городу.

* * *

После уроков в школе Закир медленно брел по направлению к дому. Очень не хотелось возвращаться домой, но деваться было некуда - к деду не пойдешь, он был болен, лежал после инфаркта в кардиологическом центре, и в его квартире временно хозяйничали ближайшие родственники, которых, Закиру видеть не хотелось (обязательно начались бы нудные и оскорбительные для самолюбия расспросы; все родственники были твердо уверены, что Закир сбился с пути и стал настоящим хулиганом, и не очень любили, когда их дети, сверстники Закира, общались с ним); можно было бы позвонить и вытащить из дома Рену, но она болела - уже третий день у нее была сильнейшая ангина. Кстати, подумал Закир, почему бы просто не позвонить и не справиться о ее здоровье? На улице Низами одной из центральных улиц города, по которой он в этот послеобеденный час бесцельно слонялся, не зная куда себя девать, - он подошел к таксофону и набрал номер Рены.