Сачлы (Книга 1)

Ведомости и таблицы, подносимые бухгалтером, Нейматуллаев бегло просматривал, порой придирался к какой-то цифре, велел переделать, а затем ставил внизу одному ему понятную закорючку. Но в районе он слыл опытным кооператором. На жизнь не жаловался. Он гордился красавицей женою, он обращался с кооперативными товарами, как с отцовским добром, он заискивал перед теми, кто занимал и в Баку, и в районе руководящие посты, кто распределял фонды, кто проводил ревизии.

Однако что не меняется на белом свете!.. Даже падишахи лишаются золотых венцов, украшенных драгоценными каменьями тронов и повергаются во прах, затаптываются в пыль ногами своих же верноподданных. Так и Бесират Нейматуллаев за последнее время все чаще жаловался, что у него' покалывает селезенку. Ему казалось, что Алеша Гиясэддинов пристально следит за каждым его шагом, внимательно оценивает поступки и его самого, Бесирата, и сдобной супруги Мелек Манзар-ханум.

- Товарищ Алеша, вы отлично знаете, что у каждого ответственного деятеля есть враги, - говорил Нейматуллаев при встрече с Гиясэддиновым. - Тем более много врагов у честных кооператоров! Почему именно у честных? А потому, что честные "красные купцы" выбрасывают весь товар на прилавок, а не раздают из-под полы приятелям!.. Как говорит моя богоданная супруга Мелек Манзар-ханум, стоит мне, Бесирату, не улыбнуться жене какого-либо ответственного работника, как обрушиваются на мою голову всевозможные поклепы, возводятся самые фантастические небылицы. Как говорит Мелек Манзар-ханум, и дашь плохо, и не дашь - тоже плохо. Кто получил - тот обижается, почему мало получил! Кто не получил - в ярости: почему, дескать, его обошли? Вот и не знаешь, каким пеплом посыпать свою многострадальную голову. Так что вы, товарищ Алеша, если хотите изучить положение в кооперативе, то знакомьтесь не поверхностно, а вникайте поглубже!

Стоя перед Алешей Гиясэддиновым, Бесират каждую минуту чувствовал, что умирает и воскресает вновь, а тот лишь беспечно усмехался и желал "красному купцу" перевыполнения плана.

Но, может, это была хитрая маскировка?

И Нейматуллаев еще пуще прежнего распинался:

- Моя супруга Мелек Манзар-ханум неизменно меня успокаивает: верю всем сердцем в справедливость Алеши, его учреждение - храм правды и чести... И если ты, Бесират, не найдешь защиты в этом храме, - то уж и во всем мире не найдешь, даже обувшись в железные чарыки и взяв в руку железный посох!

Однако Алеша не придавал никакого значения столь частым упоминаниям о доброжелательной и мудрой Мелек...

"Что же получается? - сокрушался Нейматуллаев. - Моя Мелек Манзар-ханум способна расплавить нежным взглядом и камень, и сталь, а вот с Алешей у нее ничего не получается!"

И действительно, с Алешей Ничего не получалось.

Вернувшись домой, Нейматуллаев обычно ничком валился на диван и жаловался:

- Алеша-то хороший, да работает в плохом учреждении! Ах, злодей!.. Ну, как бы догадаться, что он думает, как бы проникнуть ему в душу? Клянусь твоей жизнью, Мелек, он что-то задумал против меня.

Прихорашиваясь перед трюмо, жена лениво отвечала:

- Сколько раз я твердила тебе, что с такой должности надо уходить самому вовремя!.. Не дожидаться, когда выгонят, а уходить по собственному желанию. И сердито добавляла: - Не могу же я из года в год служить тебе щитом!..

Ничего отрадного не ждал Нейматуллаев и от Демирова. Единственным своим заступником и покровителем он считал, и вполне обоснованно, Гашема Субханвердизаде.

"Вся надежда только на этого названого братца моей Мелек, - размышлял и прикидывал Бесират. - Я готов подавать ему чай, и мне не грех взять метелку, чисто-начисто подмести его квартиру..."

И все-таки тревога одолевала "красного купца", чудилось ему, что Алеша уже пронюхал - о, этот татарчонок, сын татарина! - о домике в нагорной части города, где спрятана шкатулка Мелек Манзар-ханум с завернутыми в вату червонцами.

Пока Бесират предавался то мрачным, то радужным размышлениям о своей участи, Субханвердизаде одержал блистательную победу над прокурором и, с удовольствием крякнув, властно крикнул:

- Чаю-у-у!

Вздрогнув, Нейматуллаев бросился со всех ног выполнять распоряжение своего покровителя. Ополоснув стаканы, он наполнил их ароматным чаем, положил в вазочку варенье.

Однако Субханвердизаде залпом выпил чай, не распознав вкуса, на варенье и внимания не обратил и, нервно потирая руки зашагал по комнате. "Что случилось с Алешей и Демировым? думал он. - Почему они задержались в Баку? А может, напали на мой след?.. Конечно, Алеша так или иначе, а ведет там разговоры о ликвидации банды Зюльмата. А если мне не дожидаться приезда этого татарчонка и самому уничтожить Зюльмата? А?!.."

- Эй, мастер - золотые руки! - гаркнул он, поежившись, словно с гор пахнуло студеным ветром. - Пора бы нам полакомиться свежим сочным шашлыком! Как ты считаешь?

В знак повиновения Нейматуллаев приложил руку к глазам.

- Дело хорошее и вполне своевременное... Но, может, мы пойдем ко мне, в уютный уголок Мелек Манзар-ханум? Там бы и шашлык приготовили, и коньячку бы выпили.

- Нет, - твердо возразил Субханвердизаде. - Сейчас не до этого. Иди и стряпай.

- Не ради меня, но ради Мелек, - прибегнул к крайнему средству Нейматуллаев.

- Невозможно! - отрезал Гашем.

Бесират был вынужден покинуть друзей. "Чего это с ним стряслось? удивился он, выходя на веранду. - Неужели и это колесо покатилось под гору?"

А Субханвердизаде плотно прикрыл за ним дверь. Вернувшись к столу, он неодобрительно осмотрел белое, как листок папиросной бумаги, лицо Дагбашева, негромко свистнул.

- Ну и молодец! Вот так молодец!

- Слушай, Гашем, сердце пошаливает, - жалобно сказал Дагбашев. - Боюсь, что придется ехать в Кисловодск... Субханвердизаде не поверил ни одному его слову.

- Ты мужчина или хмельная распутная девка?

- Эх, Гашем!..

- Ну, что Гашем? - насмешливо скривил сухие серые губы Субханвердизаде.

- А то, Гашем, что шила в мешке не утаишь! - плаксивым тоном сказал прокурор. - Ведь Заманов известный бакинский коммунист, кадровый рабочий-нефтяник. Кровь его дождичком не смоешь, нет! Никогда и ни при каких обстоятельствах смерть Заманова не останется без возмездия. А у этого проклятого татарина уши такие - слышит, как трава растет!

Рассмеявшись, Субханвердизаде взял Дагбашева за дрожащий подбородок.

- Ребенок! Малый ребенок! Сопливый маменькин сынок!

- Кем бы я ни был, Гашем, а сердце чует, что надвигаются страшные события. Я совершенно спать не могу. Я превращаюсь в безумца, вроде твоего "элемента". Ах, если б я поломал ноги тогда в горах и никогда не встречался бы с Зюльматом!

- У тебя женоподобное лицо, - неожиданно заметил Субханвердизаде. Конечно, люди с таким лицом не обладают мужеством. Я не удивлен... Все повадки у тебя, как у нейматуллаевской Мелек.

Но и эта издевка на Дагбашева уже не действовала.

- Если аллах хочет наказать человека, то он прежде всего лишает его разума. Зачем мне надо было соглашаться на такое кровавое злодеяние? Зачем я, дурак, умалишенный, сам себе подписал смертный приговор? Ну зачем?

- Да ты не бойся! Мы так уберем Заманова с дороги, что следов не останется. Пусть со всего света соберут самых хитрых сыщиков, никого и ничего не найдут!.. Что поделаешь, друг, жизнь сурова! - завздыхал он. - Раз начал игру, веди ее до конца. Иначе тебя проглотят живьем.

- Да ты меня уж давно проглотил, - пошутил прокурор.

- Живые или мертвые, а мы заодно! - Субханвердизаде подошел ближе, положил руку на его узкое плечо. - А если отобьешься от стаи, то я отдам тебя на растерзание Зюльмату. Он разрубит твое грешное тело на мелкие кусочки и разбросает их так умело в горах, что никто не узнает, живым или мертвым родила мать на божий свет пьянчужку Дагбека!.. О тебе пойдут по району слухи, что, взяв крупную взятку, ты бежал на Северный Кавказ, к чеченцам. Объявят розыск. Обыщут все горы, все ущелья, а тем временем твои останки сгниют в лисьей норе!..