Страница 25 из 56
Против воли Мадат усмехнулся: у Субханвердизаде - острый ум... Вот этого отрицать нельзя: умница.
- Значит, поезжай и не волнуйся! В обиду не дам.
Мадат ушел, немного приободрившись.
Проводив его недобрым взглядом, Гашем скривил плоские
бесцветные губы: "Похоже, что Демиров хочет сделать тебя, братец, председателем исполкома... Ну, не бывать этому, не бывать!" И зычно протрубил:
- Эй-эгей, Кеса, тащи сюда Худакерема!
Уже проведавший о неприятной телеграмме, председатель районного отделения Общества безбожников Мешинов ступил в комнату робко, заранее придав лицу беспросветно унылое выражение.
Субханвердизаде распекал его за бездеятельность с такой яростью, так оглушительно, что подслушивающий за дверью Кеса беззвучно хихикал в кулак, решив, что теперь-то Гашем окончательно лишит Худакерема доверия.
- Немедленно усилить мобилизацию денежных ресурсов! Любой ценою заставить колхозников подписываться на заем! - отрывисто распоряжался председатель.
Однако далее события развивались совсем не так, как ожидал Кеса. Уже через минуту Субханвердизаде и Худакерем о чем-то шептались, и как ни напрягал слух безбородый на терраске, услышать ничего не удалось...
- Имей в виду, что Заманов собирает на тебя материал, говорит, что будь председатель Общества безбожников на своем месте, то фанатизм и суеверия не могли б так распространиться в нашем районе! - подзуживал Гашем собеседника. А если сберкасса в этом месяце провалит план финансовых накоплений, то твое дело - труба!.. Заманов только и твердит в райкоме, что исключительно по вине Худакерема в горах стало меньше руты (Суеверные люди сушили траву руту и подвешивали пучки над входной Дверью, дабы отвратить дурной глаз от семьи ред.).
- По анкетам в районе свыше трех тысяч безбожников! - сказал Мешинов.
- Э, кому нужны твои анкеты! - цыкнул на него Гашем. - Этот, Заманов в корне отрицает твою плодотворную деятельность. Он считает, что в борьбе с суеверием и религиозным фанатизмом нужно беспощадно применять силу. Дубинкой нужно орудовать!.. Уговорами не поможешь. И кроме того, у Заманова имеются против тебя материалы, - разжигал Субханвердизаде легко воспламеняющегося Худакерема.
- Ха, я чист, как горный снег! - отмахнулся Худакерем.
- Да, для меня, но не для Заманова... Этот интриган говорит, что партбилет Мешинова полон загадок!
- В партбилете красного партизана - загадки? - Худакерем то бледнел, то краснел.
- И партийный стаж будто поставил сам, и партизанское Удостоверение сам состряпал! - колол шилом извивающегося Мешинова Субханвердизаде. - Да ты не бойся, я не позволю, чтоб какие-то вороны ощипали нашего сокола!.. Заманов боится, что ты затмеваешь его своей революционной принципиальностью, вот и подвешивает на шею тебе бубенцы!
Худакерем взмахнул кулаками так, словно бросал вызов всему земному шару.
- Мы проливали кровь, создавали государство, установили диктатуру, а теперь всякие замановы-мамановы!.. Мы громили колчаков и Деникиных, а эти мне замановы нежились в объятиях своих толстых жен!
Субханвердизаде раскатился мелким ядовитым смешком.
- Что было, то прошло!.. Так уж получается, брат. Семеро с ложкой, а один с сошкой. И если мы, красные партизаны, не объединимся, не сохраним единства, то такие карьеристы, как Заманов, нас истребят одного за другим. Но вообще-то ты не тревожься, я заступлюсь, а теперь надо браться за распространение займа. Лозунг: в каждом колхозном доме - облигация!
- Кулаков бы надо заставить в первую очередь подписаться да внести деньги! - предложил Худакерем.
- Ну-у, много ли у нас кулаков-то? Это все выдумки Заманова: кулаки, кулаки... - брезгливо протянул Субханвердизаде. - Говорю: стучись в каждый деревенский дом, бери хозяина за шиворот, вытряхивай ему карманы!
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Председатель райпотребсоюза Бесират Нейматуллаев в эти дни наблюдал за перевозкой товара со станции железной дороги в городок. Он всегда лично следил за разгрузкой и погрузкой, неотлучно сопровождал караван в пути, то ругался с возчиками, то угощал их водкой. Друзьям он объяснял так: "Свой глаз алмаз".
И действительно, ни на станции, ни в дороге, ни на базе обычно ничего не пропадало. Благодаря этому Нейматуллаев прослыл рачительным хозяином, "красным купцом".
- Да, да, товарищи, наш кооператив не знает ни усушки, не утруски! победно восклицал на совещаниях Бесират, а когда в зале раздавались дружные рукоплескания, скромно, но с достойным видом раскланивался.
Но внимание Нейматуллаева было поглощено не этими хлопотливыми, но несложными делами, а установлением дружеских отношений с ответственными работниками района.
Если прибывал на работу новый прокурор, или финансист, или инженер, прокладывавший в горах дорогу, то Нейматуллаев незамедлительно посещал приезжего на квартире, грустно озирал пустую комнатку, чемоданы и узлы, сваленные грудой на полу, и горько усмехался.
- Преклоняюсь перед энтузиазмом, товарищ! Ценю ваше бескорыстие! - говорил он, часто мигая, словно собираясь заплакать от умиления. - Но все-таки жить в таком сарае высокопоставленному государственному деятелю непристойно... Ведь к вам супруга скоро приедет с детишками! Нет, нет, я не допущу такого надругательства над лучшими кадрами района.
И если новоприбывший не отличался проницательностью, не чувствовал подвоха, не дорожил своим добрым именем, то уже к вечеру квартира его была чисто вымыта и выскоблена кооперативными уборщицами, заставлена добротной мебелью, шкафы были набиты посудой.
Да, Бесират был ловок, бдителен, умел вовремя закрыть брешь и с наличностью в кассе, и с товарами на базе, и пользовался неограниченным доверием, и благоденствовал, жил припеваючи, да еще кое-что откладывал на черный день.
Жена его Мелек Манзар-ханум усиленно скупала золотые монеты, золотые часы, золотые браслеты и пояса, и все эти сокровища умный Нейматуллаев хранил в сундуке, разумеется, не у себя дома, куда могли нагрянуть с обыском, а у свояченицы-ворожеи, живущей в неприметном домике, обнесенном высокой каменной оградой.
Вернувшись сегодня со станции, Бесират заглянул на минутку в правление, подписал кое-какие срочные бумаги, обошел магазины, амбары, склады, узнал о затянувшейся болезни Субханвердизаде, дал не очень-то скучавшей в его отсутствие Мелек Манзар-ханум указания о неотложных делах...
И, надежно спрятав под пальто отрез дивного шевиота, нахлобучив на глаза папаху, он отправился в гости, невзирая на разбушевавшуюся непогоду. На улице было грязно, скользко. Водосточные трубы выбрасывали ему под ноги пенистые потоки. Густой непроницаемый туман закутал горы. Лишь раскидистые дубы-великаны стояли, не теряя обычного достоинства: тугие капли дождя скатывались по их шатрам, не успевая проникнуть в листву.
Благоразумный Нейматуллаев решил сперва навестить Кесу, дабы выведать свеженькие новости, осведомиться о здравии хозяина: пришло ли долгожданное улучшение или таинственная болезнь все еще не отступает?
Забившись в свою каморку, Кеса под дремотное мурлыканье раскинувшегося на подушке кота упражнялся в умении подписываться, скреплять подписью циркуляры и документы того учреждения, которое ему предстояло в ближайшем будущем возглавить... Мастерство, художественность начальнической подписи, по мнению Кесы, являлось основой служебного авторитета ответственного работника.
То и дело слюнявя кончик коротенького обгрызенного карандаша, Кеса прилежно покрывал листы бумаги каракулями. "Мне нужно придумать подпись заколдованную, чтоб была прочнее любой круглой и даже гербовой печати, твердил себе Кеса. - Зачем начальнику грамота? Пусть бухгалтеры и никчемные секретари, такие, как бедняга Абиш, владеют грамотой, а мне нужна закорючистая подпись, чтобы в ней сам черт не разобрался!"
- Эй, Кеса, сын Кесы! - негромко окликнул его из-за двери Нейматуллаев, сдувая с отвисших усов ртутные капельки дож-Ля. - Отворяй!