Страница 71 из 73
Действовал Алсын нагло, беззастенчиво, с размахом. Комбата не любили все поголовно, даже командиры других батальонов, не говоря о своих офицерах, за стяжательство, жадность, мелочность. Что попадало в его толстые, корявые пальцы- сосиски, уже никогда из них не выскальзывало. Взводные смеялись и над ним и над его женой. Рассказывали, то, что Алсын вечером принесет, утром жена до копеечки, в город в сберкассу увозит. Ее действительно постоянно наблюдали спешащей туда или обратно.
Хан Алсын, был несказанно счастлив, когда его, малограмотного, закончившего экстерном училище и чудом, неизвестно по чьей прихоте, ставшего начальником штаба батальона, несколько лет никак не могущего пробиться к должности комбата, вдруг назначили возглавить третий батальон. О его бестолковости в гарнизоне слагались легенды и рассказывались бесчисленные байки. Вот такой по складу ума и интеллекту человек, командовал учебным батальоном.
И если в период кутежей Никита об этом совсем не горевал, то, протрезвев, и попадая в этакую зависимость от "хана", лейтенант, свирепел и бесновался. Быть систематически старшим на разгрузке украденного угля, досок, металлолома, и пополнять казну Алсына - это противно и унизительно. А что поделать! Приказ!
Никита сделал на дежурной машине два рейса к железнодорожной станции, а затем свернул с маршрута и решил заехать домой, попить чайку. К его удивлению дверь домика была настежь открыта, а на бельевой веревке висело и сушилось какое-то женское барахлишко! Ого! Кто это у нас поселился? Меня ведь еще не выслали за границу!
"Сейчас разберемся", - подумал Никита. - "Кто это посмел развесить белые сигнальные флаги капитуляции, из лифчиков и трусиков!".
Скандалить не хотелось в споре за удержание квартиры, но и выселяться не к спеху, еще неделю как минимум, предстояло болтаться по службам, штабам, подписывая обходные документы. Ромашкина совсем не радовала перспектива быть выселенным в общагу, каким-нибудь семейным лейтенантом. Раньше он мог сказать, что квартира у него на двоих с приятелем Шмером, а теперь остался один. Озлобившемуся начальству выгнать из занимаемого дома провинившегосяраз плюнуть.
Переполненный гневом он переступил порог, готовясь к ругани и склоке, и оторопел, буквально потерял дар речи. В комнате под ритмичную музыку, одетая в легкую длинную до колен маечку, делала гимнастику Валька (подружка со свадьбы, Мурыгинская родственница)! И под маечкой, похоже, ничего не было. Ничего себе! Лишь три дня назад послал ей телеграмму: "Приезжай в гости, отдохнешь, развлечемся!" И вот она уже в мансарде, практически в неглиже, готова к "употреблению" и "эксплуатации". Вот это оперативность! Какая удача! Ну, повезло, так повезло! Неделя перед отъездом на войну не пройдут даром, а будут прожиты с пользой для души и тела.
Никита, отбросив в сторону фуражку и скидывая на ходу сапоги, кинулся к раскрасневшейся девушке. Он подхватил ее за талию, слегка покружил, крепко обнял, и на третьем пируэте уронил на диван, падая сверху.
- Эй! Полегче! Никто не обещал сразу раскидывать ноги! Я может быть просто, в гости приехала, вновь поглядеть на красоты Востока! - взвизгнула весело девица.
- Об этом поговорим чуть позже, - пообещал Никита, стаскивая с себя брюки. - Расскажешь о своих планах через пол часа.
Ромашкин приподнял на Вальке футболку, и после веселой борьбы оба запыхтели от наслаждения жизнью. Спустя несколько минут, разомлевшая девчонка закурила, а Никита бешено прокручивал в голове план дальнейших действий. "Урал" следовало отогнать в парк, послать к черту Алсына и зампотеха, отбиться от наседавших дружков, требовавших сегодня прощального банкета. Нынче в планах только Валентина.
- Валь! - окликнул лейтенант курившую обнаженную девушку. - Ты как в квартиру-то попала?
- Да, солдатик какой-то запустил, - усмехнулась в ответ Валюха. - Я с чемоданом дошла до калитки, какая-то женщина указала дом, где ты живешь, довела до порога, а тут на двери замок висит. Что делать? Хоть обратно возвращайся в Ульяновск. Соседка сказывала, что ты в Афганистан уезжаешь или уже уехал. Это правда? Собираешься?
Девушка вопросительно посмотрела на Никиту, он в ответ промолчал и начал поднимать с полу разбросанную одежду. Не получив ответа, Валюша продолжила рассказ:
- Поставила чемодан на столик, присела на лавочку, а тут солдатик какой-то посыльный во двор забежал. Оторопел, спрашивает, не жена ли я твоя? Жена, говорю я ему, учебно - полевая, тренировочная. Солдат расхохотался, достал откуда-то из тайничка ключ, отпер замок, показал, куда вещи поставить, где и что можно взять, как пользоваться, и вихрем убежал. За тапочками, сказал, приходил. Мол, ординарцем служил у взводного. У какого взводного? "Шмерт" какой-то или "Смерт".
- О покойниках не говорят плохо и не шутят! - нахмурился Никита. Мишка Шмер недавно погиб. Я тебе расскажу о нем много интересного. Ты его на свадьбе брата, скорее всего не запомнила.
- Ой, извини, я не знала! - всплеснула руками Люся. - Не помню по фамилии, может, в лицо и узнала бы....
Минуту они молчали, а потом она нахально посмотрела и спросила:
- Ты уже угомонился или можешь еще повторить? Мне ждать продолжения или вставать?
Никита на секунду задумался, а затем вновь начал раздеваться. Вид молодой обнаженной женщины был соблазнителен. "Куда она денется эта машина? Пусть водила отсыпается!" - подумал Ромашкин и бросился с воинственным кличем обратно на диван.
Растрепанный и взъерошенный лейтенант выбрался из домика примерно через час. Водитель спокойно всхрапывал, ему было тоже наплевать на сбор и перевозку металла. Солдат спит, а служба, как известно, идет в нужном направлении.
Никите с приездом подруги жить стало гораздо веселее и радостнее. Еще час назад тошнило от усатой морды комбата, от унылого, пыльного гарнизона, он переполнялся злостью на этих жуликов и пройдох командиров. А сейчас уже ничего не волновало, не раздражало и не бесило. Наступило абсолютное спокойствие и душевное равновесие. Пофиг бессмысленная служба! Машину ставить в парк и быстро обратно в мансарду, к соблазнительной, мягкой, податливой и знойной Вальке. От воспоминаний, о дремлющей на диване податливой девушке, закружилась голова, перехватило дыхание. Никита открыл дверцу кабины и прикрикнул на водителя:
- Васька! Заводи "аппарат". Гоним в парк! Живо!
- А на станцию? - удивился проснувшийся солдат.
- К черту металл, и цветной и черный. Если зампотеху очень нужно, пусть сам возит, и вместе с Алсыном разгружает. Мне это не надо!
Водитель пожал плечами, но спорить не стал, и они быстро доехали до стоянки машин батальона. На обратном пути Никита заскочил в магазин за "допингом". К сожалению, в гарнизонной лавке кроме шампанского и "Токая" ничего не продавали. Ромашкин наполнил авоську тремя бутылками, кульками с конфетами и пряниками, яблоками, спелыми гранатами и возвратился в холостяцкую берлогу, которая буквально за час значительно потеплела, приобрела уютный, жилой вид, обрела некоторую романтичность и заманчивость.
Присутствие женщин меняет мужчин в лучшую сторону. Любое очаровательное создание растопит холодное сердце даже "деревянного по пояс", закоренелого службиста, особенно, если его предварительно воздержать. Когда в казарме находится сотня молодых организмов и им необходимо постоянно куда-то выплеснуть скопившуюся неуемную энергию, - жди беды. Отсюда драки, "дедовщина", побои, издевательства друг над другом. Лучшее средство выпустить из армии лишний "пар" - отправить на войну. Либо открыть при части публичный дом...
Женщины в Педженском гарнизоне старались на лето не задерживаться. Они предпочитали убыть в отпуск в центральную Россию, Украину и так далее. Одним словом, в Европу. Зачем мучить себя и детей: жара, зной, пыльные бури, москиты, комары "пендинка", отсутствие продуктов, перебои с водой. Семьи вереницами отправились на отдых, а мужья в одиночестве зверели. Без женской ласки, глушили половую энергию спиртным, словно остужали генератор турбины атомной станции, охладителем. Любая появившаяся посторонняя женщина, притягивала временных холостяков, как муравьев сахар.