Страница 68 из 73
Шкребус сердито швырнул окурок в сторону мусорного ведра, но промахнулся.
- Мазила! Глобус, еще пожар мне устрой! Мало несчастий на голову свалилось?!
- Не загорится твоя хибара, успокойся. Чему тут гореть? Стены да пол. Сейчас выпьем, и подниму "бычек", чтоб ты не переживал, - тут человек погиб, а он окурки, мусор, порядок! Ну, вздрогнем! Хороший ты был парень, Мишка! Как я без тебя дальше жить буду в этой дыре...?
Шкребус выпил, вытер тыльной стороной ладони влажные слюнявые губы и начал с аппетитом жевать колбасу, отправляя в рот кусок за куском...
- А жрешь ты мой друг, словно мельницей мелишь, будто и не переживаешь вовсе! - произнес Никита с удивлением глядя на товарища. - А мне кусок в горло не лезет...
В то время как в мансарде пили за упокой друга, по оружейной комнате нервно ходил начальник штаба батальона.
Через пол часа своего пребывания в ней, Давыденко отправил дежурного-сержанта наводить порядок в роте и не мешаться под ногами. Сержант раздражал майора своим глупым безучастным наблюдением.
- Поди, прочь! Не мозоль глаза окаянный! Стоишь тут как изваяние! разозлился, в конце концов, Давыденко. - Займись с дневальным мытьем лестницы!
- Она вымыта! - ответил простодушно сержант.
- Я что сказал?! Мыть живо! Посыльные вернулись?
- Вернулись.
- Оповестили офицеров?
- Так точно. Оповестили.
- Что они ответили?
- Ну, я не знаю, курсанты несли какую-то чушь. Не понял я их, растерянно произнес дежурный.
- Ты что русских послать не мог? Чтоб передать приказ, и доложить о исполнении были в состоянии!
- Русские и ходили. Бормочут чего-то невнятное.
Прошло еще несколько минут. Потом еще полчаса. Давыденко вскрыл ящик для хранения патронов, и пирамиду с автоматами. Снарядил второй магазин и уселся на табурет. Он начал размышлять и даже закурил, что было запрещено.
Гнев и ярость клокотали в нем: "Чертовы бабуины! Не могли выполнить поставленную задачу по человечески. Велел ведь поиздеваться и утопить этого проклятого Шмера. Нет, упились водкой и упустили этого пройдоху, уплыл, сбежал! Теперь вот сами мертвы и такой громкий скандал. Прощай Академия, прощай карьера! А что мне теперь делать? Ждать когда следователь какую-нибудь посмертную записку, или письмо доставят, объясняющую эту бойню. Наверняка Шмер дознался кто организатор похищения. Видимо, меня, гаденыш, оставил на десерт, в последнюю очередь! Ну, ничего, сейчас придут эти три негодяя, грохну их, не так будет обидно умирать. Рассчитаюсь со всеми врагами".
Вновь прибежали посыльные и доложили, что офицеров не нашли.
Майор отправил их опять на поиски запропастившихся офицеров.
Опозорили! - мелькнула вновь мысль в голове. - Ну, а я вам отомщу! Всем отомщу мерзавцы, негодяи!
Майора колотила нервная дрожь. Он уже почти ничего не соображал, только курил одну за другой сигареты, гася окурки в тазике для ветоши. Несколько раз со злостью пнул сапогом по огромному сейфу.
Раздался звонок. Дежурный по роте подошел и доложил:
- Товарищ майор, Вас вызывает к себе начальник особого отдела полка.
- Кто сказал? - насторожился Давыденко.
- Дежурный позвонил.
- Кого еще вызывали?
- Никого. Только Вас.
- Спасибо братец. Ступай, не мешайся под ногами, - нахмурился Мирон и раздраженно повторил. - Я же сказал иди. Свободен!
Майор вытолкнул из ружкомнаты нерасторопного сержанта, взял автомат и сел на табурете возле окна. Какое-то время он тупо смотрел, уставившись в потолок, и молчал, затем громко расхохотался. Буря эмоций пронеслась в сознании и отразилась на лице Мирона. Он почернел и закаменел. Несколько раз ругнулся, взял в руки автомат, быстро и решительно присоединил к нему "рожок", и дослал патрон в патронник. Еще секунду помедлил, а затем энергично снял автомат с предохранителя, вставил ствол в рот и нажал на спусковой крючок...
Крепко поддав рому, дойдя до кондиции "море по колено", Никита и Шкребус брели, от мансарды к казарме, спотыкаясь в темноте о камни, и даже несколько раз упали. Потный Глобус, пыхтел как паровоз, не поспевая за Ромашкиным. Толстый старший лейтенант с трудом протиснулся сквозь дыру в заборе. Обычно он шел, в обход, через калитку, теперь же, ноги заплетались, и идти по тропе лишних сто метров самостоятельно желания не было, а Ромашкин не пожелал брести с приятелем, и волочить его это дополнительное расстояние. У бассейна они затормозили. Вода плескалась у самых сапог, и офицеры не смогли не поддаться соблазну:
- Искупаемся? - спросил Ромашкин.
- Обязательно! Заодно и протрезвеем. В одежде или в неглиже?
- Разденемся, иначе до утра не высохнет. И потом если ты Ребус начнешь тонуть в сапогах и брюках, я тебя не достану, силенок не хватит. Ты как кабан, а с сапожищами, добрый центнер живого веса.
- Живой вес - не мертвый вес. Это хорошо, что мой вес жив! - произнес глубокомысленно Шкребус.
Приятели начали раздеваться, но их подготовку к купанию прервал чей-то резкий голос.
- Эй вы, водолазы! Марш отсюда!
- Кто посмел мне перечить? - возмутился Шкребус.
- А-а-а! Это ты Глобус! Привет!
- Ага! А это поручик Колчаков? - вопрошающе поинтересовался Шкребус. Чего орешь?
- Не положено купаться ночью! Особенно в пьяном виде! - крикнул лежащий в плавках на трамплине Колчаков. - Утонете, а я вытаскивай ваши скользкие холодные, синие трупы. Я не люблю утопленников!
- Ладно, поручик, не будем купаться, - согласился Шкребус. - Мы физиономии пополощем, руки, ноги омоем. Спускайся к нам!
Дежурный по бассейну (была и такая должность), нехотя слез с вышки, понюхал воздух и одобрительно произнес:
- Поминули Мишку? Молодцы! Чувствую, какой-то благородный напиток употребляли...
- Ромаха какую - то дрянь наливал, - махнул небрежно рукою Шкребус. Водки у него вишь-ли нет!
- Ром "Гавана Клуб" и ром "Дэ касино". Смешали белый и красный ром. Коктейль! - ответил Никита.
- Могли бы и мне занести! Черти бездушные.
- Не знали, что ты дежуришь, оставили бы дома. - С сожалением сказал Шкребус.
- Так и быть! Быстро раздевайтесь, ополаскивайтесь, и трезвейте! скомандовал Колчаков, опуская ноги в бассейн.
Офицеры живо разделись и голышом плюхнулись в воду. Вода была весьма теплая, поэтому от нее трезвость не пришла, только легкая свежесть.
Несколько минут просидели на краю бассейна, и теплый воздух быстро обсушил обнаженные волосатые тела. Колчаков тихонько бренчал на гитаре белогвардейские песни вперемешку с военным циклом Высоцкого. Получалось хорошо. Но хошь не хошь, а нужно идти в казарму. Не спеша, оделись, обулись, попрощались с бардом "белой гвардии" и отправились дальше.
- Не нравится мне этот вызов, Сергей! - вновь начал сомневаться Ромашкин в целесообразности топать в казарму.
- А ты не ходи. Я один пойду. Пусть мне будет хуже, а тебе стыдно, что бросил товарища и струсил, - ответил Шкребус.
В момент апогея спора о чести, совести и товариществе, когда они поднимались по ступенькам, ведущим к входу в батальон, прозвучала громкая автоматная очередь.
- Слыхал? - спросил Никита.
- А то нет! Значит, верно, ты говорил, что-то тут нечисто! Так вот зачем он нас звал! Порешить нас хотел! Кто интересно убит? - забормотал вмиг протрезвевший Ребус.
- Что делаем? - задумчиво задал вопрос сам себе Ромашкин.
- Бежим! - рявкнул Шкребус и потянул приятеля вниз к выходу.
Офицеры невольно присели и осторожно выглянули вверх, затем подбежали к двери, открыли ее и заглянули сквозь перила вверх. Через секунды они очутились опять на улице и возбужденно дышали, вытирая внезапно хлынувший пот по лицу. Шкребус закурил. Он что-то хотел спросить у лейтенанта, но в эту секунду с треском распахнулась дверь, и на парапет вылетел сержант, дежурный по роте и помчался мимо них, прыгая через четыре ступеньки, с диким воплем, и ужасом в глазах, промчался сержант - дежурный...