Страница 47 из 131
Разумеется, влияние самого передового тогда раздела науки - небесной механики - в этом пункте огромно. Но немалую роль играли и иные направления исследований.
В 1669 году датчанин Нильс Стенсен (1638- 1686), врач и естествоиспытатель, работавший во Флоренции, впервые объясняет строение геологического среза последовательностью событий, относящихся к различным эпохам.
В 18 веке происходит подлинное зарождение эволюционных концепций, связанное прежде всего с работами директора Парижского ботанического сада Жоржа Луи Леклерка Бюффона (1707 -1788), создателя грандиозной 36-томной "Естественной истории", где он впервые попытался дать единую картину развития Земли, растительного и животного мира, настаивая на изменчивости видов.
В 1749 году в "Теории Земли" Бюффон прямо говорит о нашей планете, как об эволюционизирующем объекте и даже определяет ее возраст примерно в 70 тыс. лет*. Он же выдвинул гипотезу о происхождении Земли из сгустка солнечной материи, вырванного внезапным ударом гигантской кометы. Эта первая модель в ряду так называемых "катастрофических теорий" находилась в оппозиции к картезианской картине, но важно было то, что возникновение планеты объяснялось здесь вполне естественной причиной.
*Впоследствии выяснилось, что Бюффон доводил возраст Земли до полумиллиона лет, но этот результат остался неопубликованным. Идеи Бюффона о возрасте Земли и о естественных трансформациях видов встретили весьма холодный прием у руководителей церкви, и уже в 1751 году он вынужден был отречься от своих результатов под угрозой отлучения...
Картезианская же космогоническая идея вспыхнула на новом более высоком уровне во "Всеобщей естественной истории и теории неба", изданной в 1755 году молодым немецким ученым Иммануилом Кантом (1724-1804), впоследствии выдающимся философом. Кант предположил, что Солнечная система развивается из туманности* - пылевой материи, первоначально рассеянной по всему ее объему. Туманность, вращаясь как целое вокруг центрального сгустка (будущего Солнца), постепенно конденсируется в отдельные планеты, которые тоже образуют как бы центры небольших туманностей, развивающихся в спутники. Очень интересно, что Кант увидел своеобразную иерархию таких процессов - планетные туманности выступают у него как относительно сконденсированные элементы галактического облака, а то, в свою очередь, как элемент еще большей туманности. Это было глубоким предчувствием лишь через много десятилетий установленной структуры Вселенной. Кант довел возраст Солнечной системы до миллионов лет.
* По латыни небула (nebula) - туманность. Отсюда и название модели Канта - небулярная гипотеза.
Такая же точка зрения была блестяще развита в лапласовском 2-томном труде "Изложение картины мира" (1796). Не останавливаясь на причине, приводящей туманность во вращение*, Лаплас показал, что это вращение совместно с силами тяготения в принципе способно привести к образованию планет. Сжатие туманности под действием гравитации ведет к ускорению вращения и сплющиванию всего облака. В дальнейшем начинается сброс вещества с очень быстро вращающегося экватора, и это вещество периодически выплескивается в форме газопылевых колец, которые, в свою очередь, конденсируются в планеты.
*Лаплас допускал, что первичный толчок к вращательному движению мог дать какой-то внешний фактор, скажем, находящаяся неподалеку звезда. В этом плане нельзя считать, что "небулярщики" с самого начала безоговорочно расходились с "катастрофистами".
Таким образом, к началу 19-го века возникло представление, что принципиально проблема строения и эволюции Солнечной системы решена в рамках ньютоновой механики. Оно поддерживалось и гершелевским открытием многочисленных туманностей - многие из них казались зародышами буквально на глазах образующихся планетных систем.
Отсюда понятна и сильная переоценка уровня и состояния науки, именуемая лапласовским детерминизмом.
Сам Лаплас восторженно писал: "Ум, которому были бы известны для какого-либо данного момента все силы, одушевляющие природу и относительное положение всех ее составных частей, если бы вдобавок он оказался достаточно обширным, чтобы подчинить эти данные анализу, обнял бы в одной формуле движения величайших тел Вселенной наравне с движениями легчайших атомов: не осталось бы ничего, что было бы для него недостоверно, и будущее так же, как прошедшее, предстало бы перед его взором. Ум человеческий в совершенстве, которое он сумел придать астрономии, дает нам представление о слабом наброске того разума".
Иными словами, если записать полную систему уравнений Ньютона для всех тел Вселенной, учитывая все силы взаимодействия между ними и задавая начальные скорости и положения этих тел в какой-то момент времени, то никаких тайн не останется - все они будут заключаться в решениях этой грандиозной суперсистемы. "Бог" Лапласа - это просто некий суперкомпьютер, способный ее решить.
Разумеется, Лаплас и его современники понимали, что полная реализация этой программы - фантастика, но развитие науки все-таки мыслилось в ее рамках. Небесная механика становится общепризнанным лидером естествознания, нормируя своим образцом другие области.
"Правильность, которую обнаруживает нам астрономия,- пишет Лаплас,без всякого сомнения, имеет место во всех явлениях. Кривая, описанная молекулой воздуха или пара, определена так же точно, как и орбиты планет; разницу между ними делает только наше незнание".
Библейский творец остался в лапласовской Вселенной безработным. Ньютон думал, что Бог хоть несколько тысяч лет назад совершил доброе дело по строительству Солнечной системы. Лапласу он вообще не нужен - за рьяными деистами он оставляет право домысливать какие-то первотолчки. Единственно кому он готов молиться - тому самому Разуму, который справился бы с решением суперсистемы...
Небулярная картина Канта - Лапласа удерживала свои позиции до начала 20 века. Она в немалой степени стимулировала развитие общего эволюционного учения и в то же время накладывала на него отпечаток детерминистских иллюзий. Процесс освобождения от них и до сих пор не совсем завершен.
В 1809 году появляется "Философия зоологии" Жана Батиста Пьера Ламарка (1744-1829), где впервые формулируется целостная эволюционная теория живых организмов, идея образования растительного и животного мира из неорганической природы. Несмотря на некоторые наивные выводы и явную дань механистическим идеалам, Ламарк заложил настоящую основу для блистательного взлета биологии в последующее столетие. Его работа - как бы мост между Пьером Беллоном (1517-1574), впервые сопоставившим скелеты человека и других позвоночных, Карлом Линнеем (1707 -1778), включившим человека в отряд приматов, и дарвиновской теорией происхождения видов.
В середине 19 века эволюционная теория испытывает взлет, связанный с работами Чарльза Дарвина (1809-1882), Альфреда Рассела Уоллеса (1823- 1913) и Томаса Гексли (1825-1895). Человек окончательно входит в естественную систематику мира, не требуя особого акта творения и окончательно лишая Творца каких-либо функций.
Однако главный урок интенсивно развивающейся биологии был принят и понят не сразу. Ведь биология столкнула ученых с рассмотрением сверхсложных систем, требующих совсем иного подхода, чем системы механические. Физика до сих пор усваивает этот урок.
Кроме всего прочего, теория естественного отбора предъявляла существенно иные требования к оценке возраста Вселенной. Очень медленный процесс биоэволюции не мог бы так далеко зайти на планете, существующей сотни тысяч и даже миллионы лет. Счет подошел к миллиардам! В этом плане биология как бы подтверждала те выводы, которые стали складываться к середине 19 века в области геологических исследований.
В недрах Земли обнаружилось явное расслоение по различным очень длительным эпохам, когда на планете царили совсем иные виды животных и растений, иной была и минеральная структура. Для постепенного возникновения этих слоев требовались сроки в тысячи раз больше тех, которые предписывались небулярной моделью.