Страница 4 из 28
-- Боже, до чего вы уродливы! Как я, волшебное создание, рожденное для амурных упоений, могла произвести такое чудовище?..
Однажды начались сборы в голштинский Эйтин, куда свою сестру вместе с дочерью пригласил епископ Адольф Любекский, чтобы ангальтские родственники полюбовались на его воспитанника -герцога Карла Петра Ульриха. Садясь в карету, мать предупредила:
-- Фике, в Эйтине вы должны служить образцом поведения... И прошу не объедаться за столом...
Эйтин был резиденцией епископа; тут росли дивные тюльпаны, было много красивых дорожек, шлагбаумов и будок с часовыми. А когда принцесса с дочерью выходили из кареты, барабанщики пробили им "встречную дробь", и мать зарделась от гордости.
-- Какие бесподобные почести нам оказывают, -- восхитилась она. -- Подумать только: сразу пять барабанов!
-- И еще скрипка, -- добавила Фике.
-- Где вы увидели скрипача?
-- А вон... в окне, -- показала девочка.
В окне молочного павильона стоял худосочный подросток, держа скрипицу. На подоконнике лежала морда большой собаки, глядевшей на приезжих с печалью в глазах. Мать больно ущипнула дочь:
-- Скорее кланяйтесь! Это герцог Голштинии, мой племянник и ваш троюродный брат, а его мать Анна Петровна как раз и была дочерью русского императора Петра Первого...
Фике взялась за пышные бока платья и, чуть поддернув их повыше, учинила перед кузеном церемонные приседания, на что собака в окне павильона отсалютовала ей троекратным взлаем:
-- Уф! Уф! Уф... У-ррррр!
Фике не знала (да и откуда ей знать?), что она раскланялась перед своим будущим супругом, которому суждено было войти в русскую историю под именем императора Петра III...
До германских княжеств уже дошли слухи о болезни Анны Иоанновны, а в случае ее смерти престол России займет отпрыск Брауншвейгской династии! Голштинский дом трагически переживал это известие. Правда, в Эйтине еще не угасла робкая надежда на то, что цесаревна Елизавета Петровна, если судьба ей улыбнется, может круто изменить положение; тогда вместо брауншвсйгцев к престолу Романовых придвинется близкая им по крови династия Шлезвиг-Голштейн-Готторпская...
За ужином епископ сказал:
-- Не будем создавать сладких иллюзий о России! Беда в том, что русские слишком ненавидят нас -- немцев...
На другом конце стола, где сидел герцог Карл Петр Ульрих, послышался шум, и епископ Адольф стукнул костяшками пальцев.
-- Неужели опять? -- гортанно выкрикнул он.
К нему подошел камер-юнкер Брюммер.
-- Опять, ваше святейшество, -- отвечал он могучим басом. -Ваш племянник выпил уже два стакана вина, и стоило мне чуть отвернуться, как он вылакал все мое бургундское.
-- Выставьте его вон! -- распорядился епископ...
После ужина Фике случайно проследовала через столовую, где застала своего голштинского кузена. Герцог торопливо бегал вокруг стола, который еще не успели убрать лакеи, и алчно допивал вино, оставшееся в бокалах гостей. Увидев Фике, мальчик взял кузину за руку и сильно дернул к себе.
-- Надеюсь, сударыня, -- выговорил он, пошатываясь, -- вы сохраните благородство, как и положено принцессе вашего славного дома, иначе... иначе Брюммер снова задаст мне трепку!
Девочка искренно пожалела пьяного мальчика:
-- Какой жестокий у вас воспитатель, правда?
-- Да, он бьет меня ежедневно. Зато я в отместку ему луплю биллиардным кием своего лакея или собаку... Тут, -- сказал Петр, кривя рот и гримасничая, -- словно все сговорились уморить меня. Вы не поверите, принцесса, что до обеда я сижу на куске черствого хлеба. Но я вырасту, стану знаменитым, как Валленштейн, и этот Брюммер поплачет у меня, когда я всыплю ему солдатских шпицрутенов...
Фике, волнуясь, прибежала к комнату матери:
-- Какой гадкий мальчик мой брат!
Узкое лицо матери вытянулось еще больше:
-- Вы не имеете права так скверно отзываться о герцоге, голова которого имеет право носить сразу три короны -голштинскую, шведскую и... и даже российскую!
В голосе матери Фике уловила затаенную тоску. Это была тоска некудышной ангальтинки по чужому земному величию, по громким титулам, по сверканию корон. Утром, гуляя с герцогомкузеном, девочка спросила его, какую из трех корон предпочел бы он иметь:
-- Вы, конечно, мечтаете о российской?
-- Сестрица, -- захохотал мальчик, -- я еще не сошел с ума, чтобы царствовать в стране дураков, попов и каторжников. Лучше моей Голштинии нет ничего на свете...
Из Эйтина лошади понесли прямо в Берлин!
Ангальтское семейство безропотно преклонялось перед величием Пруссии, и мать не могла не навестить короля. Фике запомнила его резко очерченный силуэт, точный жест, каким он бросил под локоть себе большую треуголку. Фридрих II поцеловал принцессумать в лоб, а маленькую Фике небрежно погладил по головке.
-- Уже и выросла, -- сказал он кратко, без эмоций.
Униженно пресмыкаясь, мать выклянчивала чин генерал-лейтенанта для мужа. Фридрих II сухо щелкнул дешевенькой табакеркой.
-- Еще рано, -- отказал он и, взмахнув тростью, предложил спуститься в парк по зеленым террасам... Фике с матерью едва поспевали за маленьким быстроногим человеком, а в ответ на дальнейшие просьбы принцессы Фридрих II тростью указал на девочку: -- Не делайте из нее золушки! В будущем вашей дочери возможны самые невероятные матримониальные вариации.
-- Ваше величество, но я...
-- А вы уже замужем, мадам! -- осадил ее король.
Ночевать остановились в берлинском отеле, и мать, уложив Фике в постель, быстро и шумно переодевалась. Поверх исподнего фрепона накинула распашной модест, в разрезе лифа расположила гирлянду пышных бантов. Туча пудры осыпала ее декольте (в форме воинского каре), а белизну шеи искусно оттеняла узкая черная бархотка. В такие моменты, собираясь покинуть дом, она всегда хорошела, добрея. Иоганна приклеила над губою мушку и, мурлыча, повертелась перед зеркалами. Потом, глубоко задумавшись, она подвела у глаз стрелки, и теперь это сочетание стрелок с мушкою было негласным паролем для знатоков любви: "Вы можете быть со мною дерзким..." Громадное панье не позволяло матери пройти через дверь, она встала бочком и проскочила с писком, как мышь. Фике уснула и пробудилась ночью, встревоженная чужим смехом за стеною. В длинной рубашке до пят девочка соскочила с постели, тихо приоткрыла дверь в материнскую спальню. Первое, что она увидела при лунном свете, это длинный палаш драгунского офицера, затем разглядела и остальное. Фике справедливо решила, что увиденное ею следует скрывать от отца. А утром она заметила, что у матери появились лишние деньги, и мать очень быстро промотала их на всякие мелочи, против приобретения которых всегда так горячо восставал скупой отец...
А скоро наступили перемены. Сначала они казались случайными, потом закономерными и наконец обрели мощный европейский резонанс. Эти перемены касались лично ее -- маленькой и отверженной в семье принцессы Фике... Анна Иоанновна умерла, престол России занял ее племянник Иоанн Антонович, но в морозную ночь цесаревна Елизавета, поддержанная гвардией и мелким дворянством, выбросила Брауншвейгскую династию из царского дворца. Фике теперь часто заставала мать перебирающей газеты -- брюссельские, парижские, гамбургские. Снова воскресли угасшие надежды голштинцев:
-- Да, да! Уже сбываются пророчества Адама Олеария, и нашу бедную Голштинию ожидает великое и славное будущее...
Вскоре газеты сообщили, что герцог Голштинии вытребован теткою в Россию для наследования престола, и Фридрих II моментально отреагировал: летом 1742 года, желая угодить русскому кабинету, король произвел принца Христиана Ангальт-Цербстского в генерал-лейтенанты, назначив его губернатором Штеттина.
Ликованию матери не было предела:
-- Прочь из этих жалких комнатушек -- в замок, в замок!..
Теперь за стулом Фике прислуживал лакей, штопаных чулок она более не носила, к обеду ей подавали громадный кубок вкусного пива. Отныне -- уже не по легендам! -- девочка по доходам семьи, по содержимому своей тарелки материально, почти плотски, ощутила щедрую благость, исходящую от могущества великой России. Затем герцог Людвиг (родной дядя Фике) призвал своего брата Христиана в соправители Цербста, и отец стал титуловаться герцогом. Резкий переход от ничтожества к величию отразился на нервах матери, и она властно потребовала от мужа, чтобы во время вкушания ею пищи играла на антресолях музыка.