Страница 4 из 7
Рассказ "Встречи с Лиз" (1924) если не программный, то, во всяком случае, один из известных, давший название первой книге.
" - Не слышно, скоро переменится режим? - томно спросила Золотухина, протягивая руку.
- Перемены не предвидится,- строго ответил Кукин.- И знаете, многие были против, а теперь, наоборот, сочувствуют.
Покончив с учтивостями, старухи продолжали свой разговор.
- Где хороша весна,- вздохнула Золотухина,- так это в Петербурге: снег еще не стаял, а на тротуарах уже продают цветы. Я одевалась у де-Ноткиной. "Моды де-Ноткиной"... Ну, а вы, молодой человек: вспоминаете столицу? Студенческие годы? Самое ведь это хорошее время, веселое...
Она зажмурилась и покрутила головой.
- Еще бы,- сказал Кукин.- Культурная жизнь...- И ему приятно взгрустнулось, он замечтался над супом: - Играет музыкальный шкаф, студенты задумались и заедают пиво моченым горохом с солью... О, Петербург!"
Этот Кукин из породы ничтожных женихов, мечтающих сделать блестящую партию; теперь он фантазирует о возможности развития отношений с некоей начальницей Фишкиной. Он уже перестроился, он бежит в библиотеку и просит: "Что-нибудь революционное"... "Он уже видел себя с теми книжками встречается Фишкина: - Что это у вас? Да? - значит, вы сочувствуете!"
А вообще-то Кукин читает книгу под названием "Бланманже" и тоже вздыхает: "Ах, не вернется прежнее..."
Кажется, никому в голову не пришло отождествлять Ильфа или Петрова с Кисой Воробьяниновым. А вот Добычину доводилось слышать подобное - это ведь о нем сказали, что он тоскует по монархии и религии.
Рассказ "Козлова". Сценка в канцелярии.
" - Завтра Иоанна-воина,- сказала новая, франтоватая старушка с красными щеками.- Когда вы с кем-нибудь поссоритесь, молитесь Иоанну-воину.
Я всегда так делаю, и знаете, ее забрали и присудили на три года.
- Хорошая женщина,- подумала Козлова,- религиозная... Сутыркина, кажется".
"Нагналa Сутыркина:
- Недурная погода. С удовольствием бы съездила на выставку. Очень хорош, говорят, Ленин из цветов.
Козлова поджала губы.
- Знаете,- с достоинством сказала ей Сутыркина,- я всегда соображаюсь с веяниями времени. Теперь такие веяния, чтобы ездить на выставку, пополнять свои сельскохозяйственные знания".
Это рассказ 1923 года. Шестой год советской власти...
"Стенная газета "Красный луч" продергивала тов. Самохвалову: оказывается, у ее дяди была лавка..."
У Добычина очень много подобных живых штрихов - прямо музей быта и нравов 1920-х годов. Чем больше ходишь по этому музею, тем сильнее ощущаешь зоркость, точность, остроту писателя. Он сразу подметил, выставил на всеобщее обозрение то дурное, что начинало складываться уже тогда и, к сожалению, дошло до наших дней. Если не все, то очень многое, о чем говорим мы нынче, присутствует, хотя бы в зародыше, на страницах его произведений. Некая поэтесса появляется в рассказе всего с одной своей строкой:
гудками встречен день. Трудящиеся...
Не правда ли, достаточно этой строки?
Чаепитие в детском саду, бойцы из содружественной части, футбольщики... Напишите: родительский день, шефы, болельщики - и все будет, как сегодня. А остальное и менять не надо: кампании и кооперации и антивоенные, местечки с дефицитными предметами; фразерство, бюрократия, подхалимство, догматическое мышление, некомпетентное руководство, слова вместо дела. Чуть ли не все герои Добычина мечтают, фантазируют, сочиняют - стихи, рассказы, проекты. А жизнь не движется. В рассказах Добычина ничего серьезного не происходит. События - мельчайшие, пустяковые - оказываются в центре повествования, обсуждаются персонажами; часто это похороны, домашний ужин или чай, прогулка по городу, разговор в канцелярии. ...> прошли два кавалера, разговаривая о крем-соде; рассказ "Сиделка" кончается так: ""Сегодня я чуть не познакомился с сиделкой",- сказал Мухин".
Мещане, обыватели, изображаемые Добычиным, любопытны, но поразительно равнодушны, черствы, невежественны и, конечно, бездуховны. Добычин все это ненавидел и смеялся зло. Он отнюдь не юморист. И если уж ставить его в какой-то литературный ряд, то силой своего неприятия всего античеловеческого, негуманного он приближается к Щедрину.
Большинство рассказов Добычина написаны между 1923 и 1926 годами. Они рисуют провинцию первых послереволюционных лет, жизнь мелких служащих, канцелярские будни, дворовый, уличный быт. Выросший в местах, где издавна соседствовали русские, латыши, поляки, евреи, немцы, Добычин, смеясь над человеческими недостатками, уродствами, без тени иронии или насмешки говорит о национальных укладах жизни, характерах, о разных верах. Его оценки основываются только на критериях морали.
"Город Эн", создававшийся позднее,- еще один вариант "Детства и Отрочества" и одновременно уничтожающая сатира на последние, самые ничтожные годы самодержавия. Чиновничья тупость, сословные предрассудки, духовная пустота, мракобесие - все это выставлено писателем в отталкивающем, жалком виде. На память приходит "Мелкий бес" Ф. Сологуба: то же человеческое разложение, запустение. Только у Сологуба все впрямую, а Добычин выражает свое отношение обиняком, с помощью иронии.
Добычинский роман написан от лица мальчика из приличной семьи, разделяющего все мнения и взгляды окружающих. Он даже свое "я" часто заменяет на "мы". Уволилась очередная кухарка (этот мотив проходит через всю книгу): ""Муштруете уж очень",- заявила она нам. Мы рассердились на нее за это и при расчете удержали с нее за подаренные ей на пасху башмаки".
И всюду так: наивный мальчик что-то одобряет, что-то порицает, а читателю, как в данном случае, не должно бы составить труда понять правильно, наоборот. Но Добычину попало и за мальчика, и за прием, многократно усиливающий критическую силу пера.
Многие писательские имена назывались применительно к Добычину. Само название - "Город Эн" - от Гоголя. Чичиков приехал в город N. Чичиков подружился с Маниловым. Чичиков - приятный человек, Манилов - тоже. И вот сквозная мысль или даже мечта героя: как они хорошо дружили, как он хотел бы, чтобы и в его жизни была такая красивая дружба! Гоголь, Чичиков, Манилов упоминаются в романе множество раз. Страшная ирония скрыта в этом: какая деградация, глупость, тупость, если образец - Чичиков и Манилов... Общий смысл книги, конечно, сложнее, богаче.
"Прошло, оказалось, сто лет от рождения Гоголя,- читаем мы.- В школе устроен был акт. За обедней отец Николай прочел проповедь. В ней он советовал нам подражать "Гоголю как сыну церкви"".
Идеал сатирика обычно выражается как бы от противного: автору дорого то, чего нет в его героях, в действительности, описываемой им. Порой, как у Гоголя, этот идеал видится в мелькнувшем пейзаже, в изображении, пусть самом беглом, чего-то прекрасного, настоящего. Перечитайте заключительные строки "Матерьяла" - они весомы, значительны. За ними большая русская художественная традиция, глубокое народное чувство.
Произведения Добычина рассчитаны на думающего, серьезного читателя. В годы, когда литература, лишенная больших общечеловеческих проблем, литература угодническая, заслоняла, оттесняла, вытесняла честную литературу, смелую, умную сатиру, Добычин, конечно, не мог прийтись ко двору.
В 1987 году я ездил в Брянск, пытаясь получить хоть какие-то новые сведения о Добычине и его семье. В архиве отыскались лишь листы штатного расписания за несколько лет, в которых Добычин занимал последние строки, ведомости на зарплату с его четкой росписью под грошовыми суммами, списки пожертвований в пользу голодающих - и деньгами, и частью продовольственного пайка. Ни один из домов, где он жил, не сохранился. Последний снесли несколько лет назад... И только недавно, из письма М. Н. Чуковской узнал я страшные и окончательные подробности: в 1962 году ей позвонил родственник Добычина и сказал, что мать и сестру Леонида Ивановича "немцы во время оккупации сожгли в брянских лесах, а остальные - репрессированы"...