Страница 96 из 110
- Какой там носовой платок, какая там щеточка,- сказал Акилле.- У меня не водится таких вещей. Я его промыл водичкой в ручейке, подержал под струёй, а когда все было отмыто, посушил на солнце. Ту веревочку, что я туда положил, можете, Высочество, оставить себе, она принесет вам счастье, на ней умер дядюшка Витторио, брат моей матушки, которого повесили за то, что в церкви святой Джулии он украл церковную кружку для пожертвований. У меня есть еще кусочек в кармане.
- Но, может,- настаивал Петр,- пока ты держал этот перстенек под водой, ты еще и тер его пальцем? Не чистил ли ты его пальцем?
- Да, чистил,- ответил Акилле.
- Покажи мне свой палец,- сказал Петр. Сбитый с толку чудачеством Его Высочества, Акилле протянул Петру поднятый указательный палец правой руки. Он был чист, под ногтем не было ни соринки.
- Хорошо, можешь идти,- сказал Петр. Акилле еще колебался.
- Пожалуйста, скажите мне, когда я и Алессандро получим свои пятьсот цехинов?
- Стройся,- скомандовал капитан д'0берэ.- Смирно!
Войско промаршировало через город и направилось по дороге, ведущей в горы, но уже десять минут спустя, когда еще были видны стены Губбио, Петр кивнул капитану, чтобы тот скомандовал остановиться.
- Ребята,- проговорил Петр,- я должен вам сказать несколько слов, не слишком приятных. Я действовал по плану, у меня было все верно и точно рассчитано, но кое-что, не стоит вам объяснять, что именно, дало осечку, источник поступления новых денег, на которые я твердо надеялся, предполагая получить их в Губбио, исчез, испарился, его больше нет. Это значит, что я, герцог Страмбы, стою здесь перед вами без единого медяка в кармане, без боеприпасов, не имея возможности завербовать новое подкрепление. Мне ничего другого не остается, как поблагодарить вас, извиниться и посоветовать вернуться в свой родной город; может, бог даст, подеста не окажется слишком строг и простит вам эту небольшую загородную прогулку, продлившуюся всего несколько дней. Возвращайтесь, ребята, я не могу вас больше задерживать, и не обижайтесь на меня; случилось несчастье, оно произошло неожиданно, и я не в силах был предотвратить его.
Петр помолчал, ожидая, пока пораженные перуджанцы, не решавшиеся произнести ни слова протеста, полностью осознают значение этого ошеломляющего сообщения, и потом продолжал:
- Ничего не поделаешь, таково состояние наших дел. Поэтому, повторяю, я ничего не имею против того, чтобы вы изменили свое решение и покинули меня и капитана д'0берэ. Правда, есть еще одна возможность - возможность, связанная с риском и отчаянной храбростью, таковая мне представляется не впервые, и поскольку я стою здесь перед вами живой и невредимый, вы видите, что даже самые большие препятствия я всегда преодолевал с успехом. Откажитесь от жалованья, которое вам было обещано, и двигайтесь с нами дальше. Мало того: верните мне часть тех денег, которые я вам уже выплатил, чтоб я мог купить боеприпасы. Это - большая жертва, которой я от вас жду, но чем больше жертва, тем великолепнее вознаграждение. Это я вам, ребята, предлагаю решить. Посоветуйтесь и спросите самих себя, какая из двух дорог для вас лучше дорога покаяния и возврата или дорога славы и героического самопожертвования. Я подожду вашего ответа.
Петр погнал лошадь и в сопровождении капитана д'0берэ отъехал к роще, окаймлявшей лужайку влево от дороги. Раздался чей-то яростный крик: "Мерзавцы!" - и едва он смолк, как затараторили десятки раздраженных голосов, слившихся в дребезжащий гул разочарования и ярости. Петр и капитан спешились, когда уже не было слышно даже отдаленных слов, и улеглись рядом на ствол дерева, поваленного бурей.
- Этого они не стерпят,- сказал капитан д'0берэ, раскуривая свою трубку,без жалованья куда ни шло, они бы еще стерпели, но возвращать деньги - са ja-mais [никогда (фр.), ] Вашей непоправимой ошибкой было уже то, что вы вообще заговорили о возврате. Это их разозлило вконец. Не говорил ли я вам раньше, что они разорвут нас в клочья; теперь я в этом твердо уверен.
- On verra[ Увидим (фр.).],- сказал Петр в манере капитана, надеясь этим развеселить его, но капитан д'0берэ лишь мрачно курил свою трубку.
Перуджанцы вели себя как помешанные, размахивали руками, перебивали друг друга и толкались; казалось даже, что они пританцовывали. Но вдруг успокоились и затихли, одни уселись на краю дороги, другие стояли, опираясь на мушкеты или копья, кое-кто из всадников слез с лошадей.
- Вот теперь только начинается настоящий совет, кто-то держит речь,сказал капитан д'0берэ и прищурился, чтобы лучше видеть.- Ну, конечно, это наш испытанный Алессандро Барберини. Ax! dire que [подумать только (фр.).], такие ничтожества, такие негодяи, бог весть откуда взялись, а сейчас решают нашу судьбу... Петр, время еще не упущено, они далеко, достаточно сесть на лошадей...
- Вам страшно? - спросил Петр.
- Ма foi [ По правде сказать (фр.).], страшно,- ответил капитан.
- Мне тоже,- сказал Петр.- Они советуются, непонятно только, почему так долго, о чем им толкует этот мальчишка? Ведь положение настолько ясное, что не требуется никаких комментариев: либо идти с нами дальше, либо возвращаться в Перуджу.
Миловидный юноша Алессандро Барберини, сидя на своей кобыле, якобы арабских кровей, говорил и говорил, изредка взмахивая при этом копьем, острый конец которого иногда поблескивал на солнце, как золотая искра, а остальные, стоя будто вкопанные, слушали его, но вдруг от них отделилась одинокая фигура и нерешительно, походкой человека, который не знает, правильно ли он поступил, оторвавшись от своих, пустился в обратный путь в Губбио. Сделав несколько шагов, перуджанец остановился и оглянулся, и тогда вслед за ним двинулись еще двое, потом трое, четверо парней.
- Уходят,- произнес Петр с надеждой в голосе,- а с нами даже не попрощались.
- Пока еще их достаточно, чтобы с нами разделаться,- сказал капитан д'0берэ.
Вскоре и остальные, конные и пешие, беспорядочно рассыпанными группами двинулись по дороге к воротам города" откуда совсем недавно вышли боевой колонной, которую Петр гордо именовал своим войском и которая, взяв Страмбу, должна была помочь ему покорить мир; от войска теперь осталось всего человек пятнадцать - двадцать и среди них - шесть всадников. Пе-руджанцы стояли без движения, будто бы о чем-то совещаясь, и вдруг неожиданно стремительным галопом направились в сторону рощи к Петру и капитану д'0берэ.
- Сидите, не вставайте, пусть они не думают, что мы жаждем узнать, что они хотят нам сообщить,- сказал капитан д'0берэ.
Алессандро Барберини ехал впереди, очевидно, он был признанным выразителем мнения оставшихся перуджанцев, опрятный мальчик Акилле тоже был среди них. Барберини притворился веселым и дружески кивнул Петру и капитану.
- Я делал все возможное и пробовал убедить ребят, что их долг остаться на службе у Вашего Высочества, но - увы! - сообщил он, подъезжая.- Однако я вместе с моими ближайшими друзьями остаемся верны своему обязательству и ожидаем дальнейших приказов Вашего Высочества.
- Немного же вас осталось,- сказал капитан д'0берэ, медленно вставая на свои длинные ноги,- для чего вы теперь нам нужны?
- А вот для чего,- сказал Алессандро Барберини и, размахнувшись копьем, со всей силой вонзил его капитану д'0берэ в грудь.
Петр взвыл, как будто копье пронзило его собственное тело; в тот же миг перуджанские дикари набросились на него и в мгновение ока связали руки за спиной, а капитан д'0берэ, рухнувший на ствол вывороченного бурей дерева, медленно опускался на землю, пока не уткнулся в нее стальным острием копья, выходившего сзади между лопатками.
- J'ai bien dit ca,- простонал он, когда Алессандро Барберини, упершись ногой ему в грудь, вытаскивал копье из раны. Тут изо рта у него брызнула тоненькая струйка крови, он закатил глаза, голова упала на землю, и капитан скончался.
"J'ai bien dit ca",- таковы были последние слова капитана д'0берэ. Это означало: "Я так и знал". Капитан д'0берэ был человек простой и не имел склонности к эффектным предсмертным изречениям.