Страница 95 из 110
- Но вы обучали наш старый гарнизон, а не этих безбородых перуджанцев,возразил капитан.
- Я сам готов засунуть петарды под ворота и взорвать их,- сказал Петр.- А там уж мы торжественным маршем войдем в город, как на праздничный парад.
В семь часов утра капитан приказал солдатам построиться перед трактиром, разбив их на три группы, в каждой из которых назначил командира - того, кто с первого взгляда показался ему самым старшим и самым опытным: первую, включая командира, составили девятнадцать пеших копьеносцев, вторую - двадцать три пеших мушкетера, и, наконец, смешанный отряд конных копьеносцев и мушкетеров из девятнадцати человек - итого шестьдесят один солдат, всего лишь на девять или десять человек меньше, чем удалось завербовать в Перудже. Во главе конного отряда в награду за заслуги, несмотря на его молодость, был поставлен Алессандро Барберини. Потом Петр оплатил счет в размере ста сорока семи цехинов, который на сей раз трактирщик подал ему в письменном виде, и как только все было готово, капитан д'0берэ выпрямился на коне, выпятил грудь и обратился к своим людям с краткой, но содержательной речью:
- Солдаты, с этой минуты - конец развлечениям, мы отправляемся в поход навстречу верной победе, которая принесет нам огромную gloire [славу (фр.).], но без жестокой и строгой дисциплины мы ее не достигнем. До сих пор вы только обжирались, пьянствовали и дрыхли, теперь надо служить, и только служить. Столоваться будете все вместе, а там, где для этого не будет возможности, каждый из вас получит приплату - четверть цехина в день на провиант; вы должны жить из этого расчета, потому что никакие счета за ваше бражничество мы оплачивать больше не станем. Всякие грабежи и мелкое воровство строго запрещаются, а если будет замечено, что кто-то протянул руку за чужим добром, то он будет повешен без сожаления. Равным образом подлежит наказанию всякое неповиновение приказу. Пошли на военную службу, так воюйте. Есть вопросы?
Алессандро Барберини поднял руку.
- Eh bien? [Ну? (фр.)] Что надо? - спросил капитан д'0берэ.
- Когда мы получим жалованье за те два дня, что простояли здесь? - спросил Алессандро.
Капитан д'0берэ побагровел от ярости и, как и подобало солдату, разбушевался:
- Ты сказал: за те два дня, что мы простояли здесь, а должен был сказать: за те два дня, которые вы здесь лодырничали. Вы сами видели, сколько Его Высочество заплатили за вас трактирщику, жалованье свое вы прожрали, пропили, и ты хотел бы получить еще что-нибудь сверх этого? Еще одна такая дерзость, и я возьму тебя, милый, в оборот так, что забудешь, как тебя звать. Драться ты мастак, но о военном ремесле не имеешь никакого понятия. Военная служба - это не только умение колоть, рубить и стрелять, военная служба - это умение повиноваться и держать язык за зубами, а это самое главное, понял? Но я тебя этому обучу, я выбью из твоей башки наглость, лоботряс, лодырь, маменькин сынок, сопляк, грошовый красавчик, уж не думаешь ли ты, что если однажды проявил храбрость и исполнил долг, который обязан был исполнить, то тебе навсегда все будет прощено и все дозволено? Вопросы есть?
Алессандро Барберини крепко сжал губы и ничего не ответил, но было видно, что он задумал недоброе.
Тут капитан д'0берэ вынул из ножен меч и, блеснув им под лучами раннего солнца, скомандовал:
- А теперь, солдаты, стройся, en marche [Вперед (фр.).]. Войско, состоящее из шестидесяти одного солдата, по большей части подростков, тронулось с места.
Двигались они быстрым шагом и через три с половиной часа, около полудня, остановились перед воротами Губбио, раскинувшегося у подножья горы Монте-Каль-во на берегу реки Каминьяна. Пока они ждали разрешения на вход в город, которое им было наконец дано благодаря папской булле, Петр выдал солдатам деньги на питание и корм для лошадей и опустошил свой мешочек до самого дна, оставив только десять цехинов на закупку сырья для изготовления новой порции золота. А немного позже, как раз когда на башне губбийского собора начали вызванивать полдень, Петр и капитан д'0берэ накрепко заперлись в кузнице, которую им охотно, за незначительную плату - всего за две монеты уступил ее владелец, человек богобоязненный и честный, достали сырье, купленное по дороге, и принялись за работу.
- В прошлый раз я обещал, mon ami, не ассистировать вам при вашем дьявольском колдовстве,- сказал капитан д'0берэ, когда они поставили тигель в горн,- но нельзя же оставить вас без помощи, когда у вас только одна рука disponible [в распоряжении (фр.).]. Но я бы соврал, утверждая, что не опасаюсь остаться без носа или без ушей.
- Если моя теория неверна,- сказал Петр,- и произойдет охлаждение, даже при условии, что мы нагреем свинец до кипения, нам придется тотчас выбегать вон из кузницы, прыгать и пританцовывать, чтобы согреться. Но я убежден, что это не понадобится.
Этого действительно не понадобилось, но совсем по иной причине, чем предполагал Петр.
Когда тигелек до самых краев наполнился кипящим свинцом и настал великий момент превращения простого металла в золото, Петр протянул капитану руку и тот осторожно, при помощи перочинного ножика, открыл крышечку перстня и, заглянув в углубление, слегка шевельнул бровями и ушами, выпялил глаза и замер, словно громом пораженный; ему казалось, что он сходит с ума; он взглянул на Петра и у того не увидел на лице сколько-нибудь осмысленного выражения, потому что в тайничке лежал кусочек веревочки, точнее, волокно от нее, старательно свернутое спиралькой, и больше ничего, ровно ничего: крупицы Философского камня, красные с перламутровым отливом, которые там были спрятаны, исчезли без следа.
- Hein! [Каково! (фр.)] - воскликнул капитан д'0берэ, поскольку ничего более подходящего не пришло ему в голову. Петр не произнес ни слова и только застонал, словно у него сильно разболелись зубы.
- Что это? - спросил капитан.
- Несомненно, кусок веревки, на которой был повешен кто-то,- сказал Петр.Это принято носить в перстнях.
- Но где же Философский камень?
- Исчез,- прошептал Петр, потому что у него пересохло в горле.- Акилле опрятный молодой человек, и когда заметил, что перстень можно открыть, то как следует его отчистил, прежде чем положить туда веревочку.
- Значит...- воскликнул капитан.
- Да,- подтвердил Петр.
- Однако теперь у нас есть одно бесспорное преимущество,- сказал капитан д'0берэ.
- Какое же?
- Вчера мы считали этот перстень пропавшим,- ответил капитан д'0берэ,поэтому заново переживать потерю не нужно, мы ее уже пережили.
Они поднесли перстень к свету, посмотрели, не застряла ли хоть крупица вещества в шарнире крышечки, но все было тщетно. Акилле, перуджанский юноша, сделал свое дело основательно.
- Сейчас лучше всего было бы foutre Ie camp,- сказал капитан.
- Пардон? - переспросил Петр.
- Исчезнуть,- подтвердил капитан,- удрать, потому что наши парни, если не получат своего, разорвут нас в клочья. И я не удивлюсь этому.
- Разумная мысль, и я вам советую, капитан, ее осуществить,- проговорил Петр.- Но я, герцог Страмбы, не могу себе этого позволить. Если я сбегу от войска, которое нанял, всему придет конец, полный к бесповоротный конец.
- А вы думаете, это еще не конец? - спросил капитан.
Петр не ответил.
По приказу капитана д'0берэ перуджанцы в два часа дня построились на площадке перед старым домом. Петр и капитан д'0берэ, бледные и мрачные, ждали их там, сидя верхом на лошадях. Завидев молоденького Акилле, Петр помахал ему, подзывая к себе, и юноша радостно подбежал, думая, что Его Высочество собирается выплатить обещанное вознаграждение.
- Акилле,- спросил Петр,- ты чистил мой перстень?
Акилле с улыбкой кивнул:
- Так точно. Высочество, чистил, пока не вычистил; главное, внутри, под крышечкой, перстень был измазан какой-то гадостью.
- Подумай, Акилле, прежде чем ответить на мой вопрос, это очень важно,продолжал Петр.- Как ты чистил этот перстень и, главное, чем? Наверное, носовым платком? Или, может, какой-нибудь щеточкой? Покажи мне этот платок или ту щеточку.