Страница 19 из 110
- Запомните, молодой человек, зарубите себе на носу: королевы "удаляются", "отправляются", наконец "затворяются" в своих покоях, но королевы не ходят.
Рыцарь отвернулся от Петра, ибо считал, что своим ответом отбрил младенца, но Петр упорствовал как осел:
- Как же тогда они удаляются или отправляются куда-то, если не на ногах?
- Не знаю,- уже поскучнев, ответил фон Тротцендорф,- но ясно, что не на ногах, поскольку само понятие "королева" несовместимо с представлением о ногах и всем тем, что с ногами связано, ибо ноги - пусть дамы извинят меня расположены у человека чрезвычайно неудачно. Королева стоит так высоко, что ей ноги не надобны. Сей формулы этикета при испанском дворе держались неукоснительно, и англичанин обязан был об этом знать. Установление касательно отсутствия у королевы ног - не только один из многочисленных общественных догматов, но и пробный камень крепости общественных устоев, и горе тому, кто отказывается принять этот догмат, ибо без веры в абсурдность люди не могли бы существовать,- вот и все, баста.- Тут рыцарь фон Тротцендорф добавил с усмешкой: - Я с удивлением отмечаю, что в конце концов эта дискуссия была не бесплодной, ибо навела меня на мысль вполне оригинальную.
- Это как посмотреть,- заметил Петр.- Не так уж она нова и оригинальна, поскольку каких-нибудь тринадцать сотен лет назад нечто подобное высказал известный апологет Тертуллиан, но только выразительнее, ярче и элегантнее. Что же касается королевских ног, то я все еще не получил удовлетворительного ответа. Вы признали, что королева стоит высоко. Но тогда на чем она стоит высоко или низко,- если не на ногах?
Тут уж общество начало улыбаться и подхихикивать, а рыцарь фон Тротцендорф с гневом,- а это не способствует легкости беседы,- осознал, что симпатии дам и господ принадлежат не ему, а въедливому, назойливому втируше.
- Не лучше ли закрыть эту бесплодную дискуссию, я не подавал к ней повода, и до подобных разговоров дело бы не дошло, если бы молодой человек оказался менее невежествен,- предложил фон Тротцендорф.
- Таким образом, вы признаете, что не можете ответить на мой вопрос, как обстоят дела с этим королевским атрибутом, то есть на чем же все-таки королевы стоят, если не на ногах? - подчеркнул Петр.
Рыцарь собрался с мыслями.
- Стояние королевы - вещь абстрактная, как если бы я, например, сказал: "дело обстоит так-то и так-то", или же: "этот ритуал устоялся".
- Значит, королева не ходит и не стоит,- настаивал Петр,- или, лучше сказать, ходит и стоит, но только абстрактно. Но в таком случае это со всей очевидностью означает, что она никогда и не сидит, то есть не покоится задом на стуле, а сидит лишь, так сказать, абстрактно, а если королева лежит, то, значит, тоже абстрактно, так, как если бы я прибег к выражению: "этот аргумент засел у меня в голове", или: "это камнем лежит у меня на сердце", или: "это лежит на поверхности". Верно ли я вас понял?
За свое рассуждение Петр был вознагражден одобрительными улыбками и смехом. Баронесса аплодировала ему благоуханными ручками, а рыцарь фон Тротцендорф побагровел от ярости.
- Молодой человек,- проговорил он,- сдается мне, что мое стремление просветить вас вы обращаете в безвкусную издевку и стараетесь поставить меня в смешное положение.
- Поставить вас с смешное положение? - удивился Петр.- Но как можно поставить в смешное положение человека, который всерьез утверждает, будто у королев не бывает ног?
Рыцарь фон Тротцендорф распрямился и напыжился.
- Что это значит? - рявкнул он.
- Это значит,- ответил Петр,- что нельзя сделать черное черным, а мокрое мокрым.
Рыцарь фон Тротцендорф оглянулся в растерянности, ища поддержки.
- Господа, посоветуйте, как мне поступить с этим мальчуганом, которому наверняка кровь ударила в голову оттого, что император похвалил его латинское сочиненьице. Не могу же я требовать от мальчишки сатисфакции. Но я и не намерен больше терпеть и служить объектом его неуместного хвастовства, чем он желает отличиться в глазах красотки, которая обвила его, словно плющ.
- Сударь, вы оскорбили даму, которая доверилась моей охране и которую я сопровождаю,- проговорил Петр и продолжал, невзирая на протесты и мольбы благородного собрания: - И теперь я, а не вы, обязан требовать сатисфакции. Если вы не имеете ничего против, мы можем начать не откладывая.
Рыцарь фон Тротцендорф, вздохнув, галантно проговорил:
- Ну что же, если кой-кому закон не писан,- ничего другого не остается. Нет, не волнуйтесь, милые дамы, я не прикончу вашего любимчика, я обойдусь с ним корректно, но как быть, если щенку непременно охота ткнуться носом в лужицу, которую он сам же наделал.
Дуэли были строжайше запрещены, и это запрещение имело тот практический результат, что они проводились без соблюдения всяких формальностей, без свидетелей и тайно, зато тем чаще. Петр и рыцарь фон Тротцендорф, скинув наземь камзолы и шляпы, обнажили шпаги.
Сразу же после первого удара шпаги, а затем - после второго и третьего, а там - после четвертого и пятого, тем более уж шестого и седьмого, искушенный рыцарь фон Тротцендорф с беспокойством ощутил, что его молодой противник не новичок, кого не мешает поставить на место, что в его длинных руках и ногах сила взрослого мужчины, а ловкость и гибкость свидетельствуют о том, что он не терял времени даром и свой талант фехтовальщика не закопал в землю, а приумножил. Желая побыстрее покончить с этим делом, рыцарь проверил все дьявольские выпады, которым научился за свою долгую, полную авантюр жизнь.
Но Петр отражал их спокойно и без натуги, словно это было всего лишь упражнение с палкой от метлы; он не нападал, не наносил ударов, медленно отступал, но зрители, искренне за него болевшие, ибо молодость и красота, на которые теперь посягал взбешенный убийца, окружали юношу ореолом привлекательного героя, за Правду рискующего жизнью в единоборстве с усатым Мракобесием; они следили за поединком и комментировали его ход пригашенным, хорошо поставленным шепотом; рыцарь меж тем учащенно дышал, и вспотевшее лицо его побагровело, а Петр дышал словно новорожденный младенец во сне, и на челе его не блеснуло ни единой капельки пота; явно сознавая преимущество своего возраста, он просто выжидал, когда его противник выдохнется и легкие его сдадут. То, что поняли зрители, понял и рыцарь фон Тротцендорф, в тоске и отчаянии он принял решение все поставить на карту, и вместо того, чтобы умерить резкость выпадов и экономить силы, что у него еще оставались, он предложил самый бешеный темп, на который только был способен, так что треск сшибающихся шпаг слился в непрерывное дребезжание стали; фон Тротцендорф медленно, но неуклонно вел своего отступающего противника к луже, наполовину высохшей, но все еще полной вязкой грязи. Баронесса с тревогой следила, как ее прекрасный молодой поклонник шаг за шагом приближается к опасной скользи, и воскликнула, предупреждая:
- Позади вас - лужа!
- Мерси,- поблагодарил Петр.- Ах, вот вы как, многоуважаемый рыцарь? Ну знайте, что во имя королев, достойных, благородных и справедливых, но не безногих, я кладу конец веселым минутам безобидных шуток, чем мы развлекались до сих пор, и дело принимает серьезный оборот. Вам известен такой прием? Как видно, известен, а вот этот или вот такой? Ах, да вы молодец!
С такими язвительными замечаниями Петр перешел в наступление, а рыцарь фон Тротцендорф отступал, обороняясь из последних сил.
- А теперь, дедушка, гоп! - воскликнул Петр и хлестнул шпагой чуть ли не по земле, так что рыцарю, чтоб уберечь ноги, волей-неволей пришлось подскочить.- И еще разок! И еще! И снова! Снова!
Рыцарь скакал, будто через веревочку, уже не помышляя обороняться, и все более напоминал тряпичную куклу; и когда Петр, желая наконец покончить с этой игрой, шутя и поддразнивая, кольнул рыцаря в правое бедро, тот рухнул на траву как подрубленный.
Послышались аплодисменты и возгласы "браво", победителя хлопали по плечу словом, это был триумф, великий и незабываемый, но тут тем более резким диссонансом прозвучали слова господина в черном мундире; это был начальник императорской замковой стражи, решительно приближавшийся к месту поединка в сопровождении шести алебардников.