Страница 30 из 132
Дружба-любовь длилась всю жизнь. В 1870 году, невзначай встретившись с Амалией Максимилиановной в курортном Карлсбаде (ныне - Карловы Вары), Тютчев создал знаменитые стихи:
Я встретил вас - и все былое
В отжившем сердце ожило...
А весной 1873 года, ровно через пятьдесят лет после воспетой им встречи над Дунаем, Тютчев - уже на самом пороге смерти, - писал дочери Дарье: "Вчера я испытал минуту жгучего волнения вследствие моего свидания с графиней Адлерберг, моей доброй Амалией Крюднер, которая пожелала в последний раз повидать меня на этом свете и приезжала проститься со мной..."
Едва ли будет натяжкой предположение, что Тютчев значил в судьбе прекрасной Амалии никак не меньше, а, может быть, и больше, чем она в судьбе поэта. Среди постоянных и, конечно, очень напряженных забот о споем высоком положении, поглощавших жизнь Амалии, Тютчев был для нее, надо думать, ярчайшим воплощением всего того в мире, ради чего вообще стоит жить.
Но, конечно, и для Тютчева, любовь которого всегда вбирала в себя всю полноту его личности, Амалия оставалась живым выражением прошедшего, расцветшего в Германии "великого праздника молодости". Он и говорит об этом в стихотворении о встрече 1870 года:
Так, весь обвеян дуновеньем
Тех лет душевной полноты...
Мы забежали далеко вперед, по лишь для того, чтобы вернее увидеть своеобразие души поэта: обретя любовь, он действительно уже не мог изжить это чувство.
Однако возвратимся к тому, без сомнения, очень тяжкому для Тютчева времени, когда Амалия обвенчалась с другим. В мае 1825 года Тютчев уехал из Мюнхена и провел более полугода в России. Он возвратился в Мюнхен в ночь на 5 (17) февраля 1826 года. Неизвестно, когда узнал Тютчев о свадьбе Амалии, но легко представить себе его тогдашнюю боль и отчаяние.
И вот, удивительно скоро, 5 марта того же 1826 года, он женился на Элеоноре Петерсон, урожденной графине Ботмер. Это был во многих отношениях необычный, странный брак. Двадцатидвухлетний Тютчев тайно обвенчался (еще и через два года многие в Мюнхене, по свидетельству Генриха Гейне, не знали об этой свадьбе) с совсем недавно овдовевшей женщиной, матерью трех сыновей в возрасте от одного до семи лет, к тому же с женщиной, которая была на шесть лет старше его; принимая во внимание сугубую молодость Тютчева, это не могло не быть заметным. (Тот же Гейне писал об Элеоноре в 1828 году: "Уже не очень молодая...") Стоит еще добавить, что, согласно основательному суждению одного из биографов поэта, К.В.Пигарева, "серьезные умственные запросы были ей (Элеоноре. - В.К.) чужды". Даже через десять лет, в 1836 году, тогдашний мюнхенский начальник Тютчева, Г.И.Гагарин, очень ему благоволивший, писал о тяжелых последствиях "неприятного и ложного положения, в которое он поставлен своим роковым браком".
Правда, "в пользу" этого брака говорит то, что Элеонора была полной обаяния женщиной, о чем свидетельствуют и посвященные ей стихи Тютчева, и ее портреты (кстати сказать, заметив, что Элеонора "уже не очень молодая", Гейне продолжил характеристику: "но бесконечно очаровательная").
И все же - не слишком ли неожиданная избранница для молодого поэта эта почти тридцатилетняя вдова с тремя детьми? Многозначительно и то, что брак долго держали в тайне. Не естественно ли будет предположить, что Тютчев решился на эту женитьбу- главным образом ради спасения от мук и унижения, вызванных утратой истинной своей возлюбленной?
Но так или иначе Тютчев не совершил ошибку. Элеонора беспредельно полюбила его. В 1837 году Тютчев говорит в письме к родителям:
"...Эта слабая женщина обладает силой духа, соизмеримой разве только с нежностью, заключенной в ее сердце... Я хочу, чтобы вы, любящие меня, знали, что никогда ни один человек не любил другого так, как она меня... Не было ни одного дня в ее жизни, когда ради моего благополучия она не согласилась бы, не колеблясь ни мгновенья, умереть за меня. Это способность очень редкая и очень возвышенная, когда это не фраза".
Возможно, что Тютчев поначалу искал в женитьбе спасения от своей тоски и горечи. Но поэту - это не раз подтвердилось - было присуще столь могучее, глубокое и всеобъемлющее чувство благодарности, что он и сам всем сердцем полюбил Элеонору - и опять-таки навсегда.
С этим могут поспорить, ибо как-то принято думать, что "любовь из благодарности" - чувство, так сказать, искусственное и заведомо легковесное. Но такое мнение основывается на смутном и формальном представлении о том, что есть чувство благодарности. Подлинная, исходящая из самой глубины человека (а не внешняя, рассудочная) благодарность - это высочайшее и крайне редко встречающееся чувство, доступное только немногим, действительно "избранным" натурам, хотя бы уже потому, что оно, это чувство, подразумевает предельную духовную скромность и смирение (а эти черты были в высшей степени присущи Тютчеву). Быть истинно благодарным это значит, в частности, признавать безусловное превосходство другого человека, признавать его наделенность благодатью, которая, собственно, и вызывает подлинное чувство благодарности. Все это Тютчев высказал в стихотворении, посвященном Элеоноре, стихотворении, написанном тогда, когда прошло уже более тридцати лет со дня их свадьбы и ровно двадцать лет - со дня смерти Элеоноры:
В часы, когда бывает
Так тяжко на груди,
И сердце изнывает,
И тьма лишь впереди;
(можно подумать, что Тютчев прямо говорит здесь о времени, когда он потерял Амалию. А дальше - об Элеоноре)
Вдруг солнца луч приветный
Войдет украдкой к нам
И брызнет огнецветной
Струею по стенам;
И с тверди благосклонной,
С лазуревых высот
Вдруг воздух благовонный
В окно на нас пахнет...
Уроков и советов
Они нам не несут,
И от судьбы наветов
Они нас не спасут.
Но силу их мы чуем,
Их слышим благодать,
И меньше мы тоскуем,
И легче нам дышать...
Так мило-благодатна,
Воздушна и светла
Душе моей стократно
Любовь твоя была.
Итак, ее любовь была для Тютчева подобна благодатному лучу солнца и воздуху - верховным ценностям, которые и способны родить подлинную благодарность и истинную любовь к той, кто дарит эти ценности. Воспринять чувство другого человека как бесценный дар, подобный солнечному лучу и самому воздуху, способен далеко не всякий. Иван Аксаков, прекрасно знавший Тютчева, восхищенно говорил: "Способность Тютчева отвлекаться от себя и забывать свою личность объясняется тем, что в основе его духа жило искреннее смирение: однако ж не как христианская высшая добродетель, а, с одной стороны, как прирожденное личное и отчасти народное свойство... с другой стороны, как постоянное... сознание своей личной нравственной немощи". Словом, истинное чувство благодарности подразумевает способность отречься от себя и признать бесценность другого.
Вместе с тем дар любви, который обрел Тютчев, не был, так сказать, незаслуженным. С полным правом можно сказать, что Тютчев был всецело достоин такой любви, уже хотя бы и потому, что, как никто, умел быть благодарным за нее...
Тютчев прожил с Элеонорой двенадцать лет, до ее драматической преждевременной смерти. Первые семь лет, до 1833 года, были временем почти безоблачного семейного счастья. Тютчев не раз вспоминал об этих годах, как об утраченном рае. В 1846 году он рассказывал дочери Анне, родившейся в 1829 году: "...И я был молод! Если бы ты видела Меня за пятнадцать месяцев до твоего рождения... Мы совершили тогда путешествие в Тироль... Как все было молодо тогда, и свежо, и прекрасно! А теперь это лишь сон. И она также, она, которая была для меня жизнью, - больше, чем сон: исчезнувшая тень. А я считал ее настолько необходимой для моего существования, что жить без нее мне казалось невозможным, все равно как жить без головы на плечах...
Первые годы твоей жизни, дочь моя... были для меня самыми прекрасными, самыми полными годами страстей... эти дни были так прекрасны, мы были так счастливы! Нам казалось, что они не кончатся никогда, - так богаты, так полны были эти дни. Но годы промелькнули быстро, и все исчезло навеки... И она также... И все-таки я обладаю ею, она вся передо мною, бедная твоя мать!"