Страница 9 из 23
ожидал. Перекрест победил. Все сказали, что он выиграл очень
здорово на туше!
Адиль по дороге домой у меня допытывался, как это я догадался, кто победит, а я не объяснял.
Отец Адиля сказал нам, что, конечно, эта борьба по сравнению со спортивной не очень интересная. И вообще, здесь многие встречи кончаются по договоренности, потому что цирк - это прежде всего зрелище, а если всегда будут побеждать одни и те же борцы, то на цирковую борьбу и ходить никто не будет. Я спросил, почему же все так волнуются и переживают, если известно, что все это подстроено. Он усмехнулся - так уж, говорит, люди устроены!
Адиль сказал, что он знает точно - мне бокс понравится, потому что это уж чистый спорт. И сказал отцу, чтобы он через неделю взял бы нас на чемпионат республики. Самое интересное, он не попросил отца, а просто сказал, чтобы он нас взял. А тот сразу же согласился, молча кивнул головой, и все. Я шел рядом с ними и думал о разных вещах. О себе, об Адиле.
Я его по сравнению с другими своими товарищами недавно знаю, а уже привык к нему. Мы с ним одногодки, и он ростом меньше меня, а кажется, что он старше. Это, наверное, оттого, что он очень уверенный и спокойный. Позавчера, например, такой случай был: мы играли в футбол на улице - наш двор с командой дома 151. Все, кто попал в команду, играли, а остальные стояли на тротуаре и "болели". Играли и "болели" до тех пор, пока Яшка Браурман не попал в окно пожарника Агасафа. Тут, конечно, все моментально разбежались, потому что Агасаф-то не будет выяснять, кто именно попал в окно, ему лишь бы кто-нибудь в лапы попался, это всем известно. Поэтому все и разбежались. Кроме Адиля. Агасаф подбежал к нему а тот стоит и смотрит на него спокойно.
- Здравствуйте, - говорит. - Это ваше окно разбили? Тот остановился, опустил руки, стоит молча, Оттого что не сразу понял, о чем это с ним говорят.
- Здравствуй, - отвечает. - Ты кто такой?
- Я ваш новый сосед.
- А это кто же тебя научил чужие стекла бить?
- Я не играю в футбол, - сказал ему Адиль. - Мне эта игра не очень нравится.
Агасаф посмотрел на него, покрутил головой и пошел к себе.
Он мечтает боксером-тяжеловесом стать и станет. Такой у него характер. А я никем не мечтаю стать. Это же нехорошо. Я до того задумался, что на несколько шагов отстал от них. Отец за руку, его ведет как маленького. Когда он с родителями, никому и в голову не придет, что он такой самостоятельный в остальное время.
Мы зашли во двор, смотрю, у дяди Шуры на площадке дверь открыта. Я попрощался с Адилем и его отцом и пошел к дяде Шуре. Мне у него очень нравится. Он пластинки собирает. По-моему, у него самая большая коллекция в Баку. Все стены в полках, а на них пластинки. Он их не на патефоне крутит, а на специальном проигрывателе с электрическим усилителем. Этот проигрыватель похож на умывальник, только вместо раковины диск крутится, а вместо крана адаптер. Мне многие его пластинки и без проигрывателя нравятся за названия: "Продавец птиц", например, или "Цыганский барон", или "Тарантелла"... Иногда я жалею, что послушал пластинку, потому что начинаешь слушать и вдруг чувствуешь, что музыка непохожа на название. Как будто обманывают тебя. В первый раз со мной так было, когда я пластинку "Искатели жемчуга" послушал. Теперь я привык и стараюсь не обращать внимания на названия. Сперва слушаю, а потом уже спрашиваю, как она называется. Дядя Шура и его жена, тетя Франгиэ часто пластинки слушают. По-моему, им приятно, когда я к ним прихожу. Дядя Шура мне про деда моего рассказывает, про отца. У него фотография есть, где они вместе сняты в купальне на бульваре, им лет по пятнадцать тогда было. У дяди. Шуры вся комната фотографиями брата завешана, он говорит, что брат его знаменитый актер в Ереване - Арам Карифьян. На фотографиях он снят в разных ролях. Дядя Шура электромонтером работает, а его жена тетя Франгиз
медсестра в больнице Семашко.
Мы посидели, послушали новую пластинку - кто-то на рояле очень здорово играл. Я посмотрел. И фамилия подходящая для этой музыки у пианиста - Цфасман. "Фантазия на песни из кинофильмов".
Я ее хотел еще раз послушать, тетя Франгиз мне говорит:
-Завтра. А то змея дома!
Змеей она тетю Валиду называет. У них общий коридор. Он только фанерной перегородкой разделен. Из-за нее все слышно. А Валида терпеть не может музыки. Как что, начинает стучать. Одно время она им назло петуха купила и привязала его в коридоре рядом с перегородкой; в пять часов утра петух начинал орать так, что в моей кометате на втором этаже было слышно, а она ведь не во двор выходит, а на улицу. Всем двором ее уговаривали зарезать петуха; она согласилась только после того, как тетя Франгиз обещала слушать музыку вечером до десяти часов, а по воскресеньям и днем, но лишь до обеда.
У Валиды-ханум дверь хлопнула, ушла куда-то. Мы только пластинку поставили, слышу, меня обедать зовут. Пришлось уйти.
Тетка на меня даже не посмотрела, только сказала, чтобы я руки вымыл. Значит, дяди дома нет. При нем она со мной1 все-таки разговаривает. А мне все равно, смотрит она на меня или нет. Даже удобнее, чтоб не смотрела. Я, прежде чем руки помыть, пошел на червей глянул. Корм у них еще оставался. Здорово они подросли за это время. И цвет у них изменился - совсем черные были, а теперь посветлели.
Прихожу на кухню, а там Валида-ханум сидит. Меня увидела, говорить перестала. Тетка поставила передо мной тарелку с супом и позвала Валиду в комнату. А я сижу на кухне и все прекрасно слышу, о чем они в комнате разговаривают, другой бы на моем месте, может быть, и не услышал ничего, а я все слышу. У меня слух такой - ненормально острый. Она про Адиля родителей рассказывала. Валида-ханум рассказывает, а я ем и слушаю. И вдруг я ложку отложил и тарелку отставил. Ушам своим не верю! Валида-ханум кончила рассказывать и попросила тетку, чтобы она никому больше не говорила, потому что страшная тайна. А чего говорить зря, это каждому дураку ясно, какая это ужасная тайна!
Утром тетка говорит мне:
- Вон твой приятель на ступеньке сидит чуть ли не с семи утра! Я выглянул в дверь, смотрю, Адиль и вправду на лестнице сидит. Я его позвал в дом, на часы показываю, всего двадцать пять минут восьмого! Это я к тому, что не опоздал. Мы в половине восьмого встретиться договорились, чтобы до школы успеть за листьями сбегать.
Его мама, как всегда, нам с балкона вслед помахала.
Мы пошли на 2-ю Параллельную и вдруг видим, что у дерева перед ЖЭКом никого нет. Значит, бородатого сумасшедшего не привели еще. Адиль говорит: давай здесь и нарвем.
Полезли мы на дерево, а я все вниз смотрю, думаю, как бы не пропустить, когда он из-за угла появится. Адиль смеется надо мной, как будто он сам не боится этого психа. Я же точно знаю, что боится.
- Ты, - говорит, - если так боишься, спустись вниз, я сам нарву! Спускайся, спускайся!
Я и не подумал спуститься. Собрали мы листочков, это уже, конечно, не почки, вполне их можно назвать листьями. И пошли домой. Я ничего не собирался ему говорить, когда мы из дому вышли, а тут вдруг спрашиваю, сам не знаю, с чего это мне в голову пришло. Я ему говорю:
- Ты своих родителей помнишь?
Он удивленно посмотрел на меня, только улыбнулся.
- Ты чего улыбаешься? - я спрашиваю. - Это уже не твои родители. С которыми ты сейчас живешь.
-А чьи же? - он усмехнулся.
- Ничьи. У них своих детей нет.
- Как нет? А я?
- А они тебя из детдома взяли, когда война началась. Ты не помнишь?
- Ты чего придумал? - он у меня спрашивает, и не то чтобы разозлился, но серьезно, и уже не улыбается.
- Честное слово, не придумал!
- Вранье все это! Когда война началась, мне почти два года было. Понял! Я бы все запомнил бы! А ты глупости говоришь - и мама моя, и папа мой!
Я ему говорю:
--Да пожалуйста! Мне-то что!
Больше мы об этом с ним не говорили. Червей накормили и побежали в школу.