Страница 3 из 23
Звуки теснятся вокруг, ударяются о кожу лица, рвутся упругими разноцветными шмелями под крышу, стучат и бьются с размаху в стекла окон.
Каждый из нас - часть целого. Кончики пальцев и сердце, подрагивающие ноздри и розовый мозг, глаза и кожа с просвечивающими нервами - на всех одни.
Я вижу зал - это мохнатый зверь в черном ущелье под ногами, дергается, все чаще и чаще дергается под новыми "ударами бича...
Звуки проникают сквозь кожу и кости, сокращаются им в унисон мышцы, и вскипает пьянящей пеной кровь. Вдребезги разлетаются стекла, осколки превращаются в облачко радужной пыли, кувалда плющит металл и дробит в щебень булыжник и мрамор. Рвутся слова из горла, подступают к губам, переливаются в зал и заполняют все его пространство. Это так просто. И просто и легко. Скажи, что любишь меня. Скажи, что любишь меня!
- Вы хорошо поете!.. - в голосе никакого восхищения не ощущается, только удивление. Внимательно смотрит на меня, вернее, рассматривает. - Мне говорили, но я не очень верил.
Катись ты знаешь куда! Самое важное для меня в жизни, верил ты или не верил! Я ему кивнул, взял полотенце и рубашку и пошел в душевую. Все на мне промокло насквозь от пота. Горячей воды, конечно, нет. Переоделся в сухое, умылся, мало все-таки нужно человеку - все равно приятно! Адиль заглянул в душевую:
- Заснул? Иди скорее, этот наш бывший сосед приличным человеком оказался. Пошли, как бы Сеймур все не испортил.
С Сеймуром все будет в порядке. Нюх у него такой, что за тысячу километров полезное чувствует. Для себя и заодно для нас: слушает вроде бы невнимательно, а ведь ни одного слова не пропустит, все сечет.
- Я не понимаю, в чем дело, ребята? По-моему, вы должны быть очень довольны. Условия прекрасные, будете выступать как профессионалы от нашей филармонии: За два месяца неплохо заработаете. Два-три концерта ежедневно. Люди об этом мечтают.
- Два чёса в день?! -тон у Сеймура до того искренний,
что даже я в него поверил. - Надорваться ведь можно, товарищ
Тагиев.
Значит, бывшего соседа и виолончелиста зовут товарищ Тагиев.
- Если удастся, - сказал товарищ Тагиев, - будем пробивать, чтобы за сверхурочную работу вам бы платили полторы ставки. Если удастся.
- А это законно? - ну уж если Сеймур забеспокоился о законности, значит, у него ни одного возражения не осталось.
- Сочи, Гагра, Ялта. Лучшие площадки! Что еще вам надо!
Пицунда! Природа.
- Природа? - явно человек впервые услышал это слово.- А-а, понятно. А что, шефаки тоже будут? - озабоченно спросил Сеймур.
Да при чем здесь!.. Это же сказка! Мечтать о таком не могли! Перегибает Сеймур, перегибает. А тот, товарищ Тагиев, как ни в чем не бывало терпеливо объясняет ровным голосом:
- Разумеется. Несколько бесплатных шефских концертов вам придется дать. На заводах или других каких-нибудь предприятиях. Но это же нормально, по-моему, в паузе он обвел всех нас взглядом, и, когда дошла очередь до меня, я не удержался, кивнул. - Если возникнут какие-нибудь осложнения с руководством клуба, вы скажите, филармония договорится.
- Не надо, - чуть-чуть торопливей обычного сказал Сеймур. - Мы сами. На лето нас отпустят. И на лето, и на осень, и на все остальное время... И вообще, товарищ Тагиев, если вы обратитесь к руководству клуба по этому вопросу, оно вам немедленно объявит самую горячую благодарность.
--Вот и прекрасно! Значит, обо всем договорились, - последние слова он почему-то сказал, обращаясь ко мне. Вынул платок из кармана, вытер лицо. Вспотел-таки после разговора с Сеймуром... Ничего себе платочек, накройся таким на позиции в сильно заболоченной местности, самый зоркий снайпер тебя не разглядит. Цвета хаки платочек!
Сеймур его проводил до двери, подождал, пока он дошел до конца коридора, потом плотно закрыл дверь и повернулся к нам.
- Смирно! Поняли? - сказал он. - Я давно жду, и наконец-то это случилось! Надо немедленно обмыть. Бабки на стол! - Он первый бросил на стол десятку.
Все уже разошлись, но у подъезда несколько человек маячило, в основном девицы. Сеймур меня толкнул в бок - так и есть, "кадр в желтом" с цветочками в левой руке и томлением во взоре. И взор этот почему-то устремлен на меня. Я вцепился в локоть Сеймура и сделал вид, что по уши завяз в разговоре, мол, ничего не вижу, ничего не слышу, благополучно проскочили мимо взгляда. У Адиля сразу же уши торчком и на морде восторг и слюни.
Сеймур обернулся на ходу к нему:
- Смотри только не заблудись, ждем тебя в "Гёк-Гёле".
Ждать не пришлось, он нас нагнал через два квартала. Шел рядом и всю дорогу молчал. Я все боялся, что Сеймур над ним будет подшучивать, но, слава богу, обошлось. А лицо у Адиля было грустное, мне на минуту даже -показалось, что он может заплакать хотя даже в эту минуту про себя знал точно, что это невозможно, чтобы Адик заплакал. И даже не то что грустное, обиженное лицо было у Адиля. Я вдруг вспомнил, что такое же лицо у него было много лет назад, когда мы учились в четвертом классе. В первый день летних каникул мы зашли в парикмахерскую и остриглись наголо, а потом поехали в парк "Роте факс", где был назначен сбор всего класса. От трамвая мы пошли пешком через лесопарк. Навстречу нам шли три взрослых парня, здоровые, усатые, они миновали нас, потом вдруг остановились и сказали, чтобы мы подошли к ним. Я сразу же почувствовал неладное, и как стоял, так и остался на месте. И Адику сказал, чтобы он не ходил, он удивленно посмотрел на меня: мол, зовут же люди, и пошел к ним. Один из них затянулся сигаретой и выдохнул дым ему в лицо, а потом, я даже не сразу понял, что он хочет сделать, в голову мне это даже не пришло, взял и погасил сигарету о влажную от пота и одеколона остриженную макушку Адика. Ткнул и прижал ее сверху большим пальцем, мне за пять шагов было слышно, как она зашипела. Все трое чуть не поумирали от смеха, глядя на нас. Один даже на корточки присел, до того ему было смешно. Мы убежали. Адик тогда вытер слезы и сказал, что, когда вырастет и станет сильным, он все равно тем хулиганам покажет. Где бы ни встретил. У него на всю жизнь на голове белое пятнышко осталось, и волосы на нем теперь не растут. Я об этом в армии узнал, когда нас остригли... Дался ему этот "кадр в желтом"! Таких на любой танцплощадке на сотню танцующих штук шесть, не меньше. Я отстал от ребят, взял его под руку и говорю веселым голосом:
- Неужели товарищ Тагиев не обманет? Прямо как во сне!
- Да, - он мне отвечает бодро. - Здорово нам повезло
сегодня!
В ресторан нас конечно, не пустили по причине позднего времени, было почти двенадцать. Сеймур уговорил швейцара его одного на минутку пропустить, прошел и почти сразу же вернулся с Мамедом Алиевым, пианистом из здешнего оркестра. Он нас всех провел и еще замечание швейцару сделал: "Надо, дорогой товарищ, хороших людей с первого взгляда узнавать". Усадил нас за столик, официанта позвал, а потом поднялся па сцену, сел за рояль и объявил, что исполняется "Мотылек" композитора Эмина Сабит-оглы. в честь коллег-музыкантов. Это, значит, в возмещение морального ущерба, причиненного нам нечутким швейцаром. Вышел Витька Владимиров и спел. Не хорошо и не плохо, в самый, раз для этого ресторана. Я Витьку с давних пор знаю, знакомы мы тогда не были по причине разницы в возрасте, он пел перед сеансами в кинотеатре "Вэтэн". По тем временам здорово пел, про него тогда все говорили, что он, конечно, nent-ц выдающийся, с большим будущим. А Мамед Алиев в том же кинотеатре выступал с номером на ксилофоне, всем тоже нравилось - "Танец с саблями" отстукивал звонкими палочками и "Чардаш" Монти. Я вдруг подумал, что давно уже не видел нигде, чтобы кто-нибудь на ксилофоне играл. Наверное, они из моды вышли. Витька кончил петь, и Мамед объявил, что оркестр на сегодня работу кончил. Мы им похлопали вместе со всеми в зале, здорово хлопали, особенно дружно иностранцы, которые сидели за длинным столом с флажком, я и без этого флажка догадался бы, что это туристы из ГДР, они громче всех в ресторанах хлопают. Ребята ушли со сцены, переоделись и подсели к нам, придвинули еще один стол, и все уместились. Они тоже сказали, что нам сегодня здорово повезло, и по этому поводу объявили, что угощение за их счет. Мы досиделись до того, что, кроме нас, в зале никого не осталось, уже всю посуду и скатерти со столов убрали, а мы все сидели и говорили о наших музыкантских делах. Может быть, потому что я мало пью, это не от меня зависит, выпью рюмку-две, и вдруг перекрывает в горле, как ни старайся, больше ни одного глотка сделать не удается. Может быть, из-за того, что я трезвый, мне стало вдруг грустно, когда я услышал, что Витька собирается этим же летом все бросить и как следует заняться вокалом. Хватит, говорит, пора наконец искусством заняться. Он, наверное, на самом деле думает, что у него еще когда-нибудь что-то может получиться. С вокалом. А потом я перестал слушать все разговоры, потому что вспомнил посещение бывшего соседа. Я все старался себя сдержать, но ничего в конце концов не получилось, размечтался, как самый наивный дурак, а вдруг и вправду что-то путное получится, выгорит это дело с гастролями? А если не выгорит? Я же не ребенок, давно уже не ребенок, а если призадуматься... Чем мы занимаемся, что делаем, то ли самодеятельность, то ли профессионалы? Сегодня в институте каком-нибудь играем, завтра перед работниками предприятия выступаем или просто на танцах вкалываем. А на прошлой неделе пригласили нас в политехнический институт на вечер отдыха, только инструменты разложили, приходит завклубом с извинениями, оказывается, им такого рода музыка, эстрадная и так далее, не нравится. Ректор, конечно, может позволить себе слушать ту музыку, какую ему хочется, на то он и ректор, но ведь нам было не очень приятно пробиваться через все фойе к выходу, по пути отвечая на вопросы любознательных студентов по поводу отмены нашего выступления, а потом еще под дождем подыскивать взамен отпущенного до конца вечера автобуса вид транспорта, подходящий для перевозки контрабаса, аккордеона и других орудий нашего производства, в такси ведь с ними не полезешь. Неужели товарищ Тагиев обманет? Не надо, товарищ Тагиев, нас обманывать, для чего вам это нужно!