Фальшивый грош

Знакомых ноток не узнавалось, и сейчас голос стал звучать нормальнее, говоривший отдышался.

— Конечно же! И «скорую», и полицию, и тягач. Но им добираться из Авроры. Буду вас встречать у обочины.

— Понятно. Хорошо. Еду.

Но, положив трубку, я заколебалась. Глухая дорога, темень, авария, которую можно и проскочить. «Скорая машина». Меня ждут: «Буду встречать вас у обочины».

Вправду — авария? Или… западня?

Быстро сняв трубку, я попросила Страффорда соединить меня со «скорой» в Авроре. Мне тут же ответил мужской голос.

— Это доктор Фримен из Виллоубанка. Вас вызывали сейчас не Скалистую дорогу?

— Да, — удивился он. — Автокатастрофа. Машина уже уехала.

— Спасибо, — и, хлопнув трубку, я поспешно переоделась в рубашку и брюки. Значит, не западня, иначе не стали бы звонить в «скорую».

На всей скорости я погнала свой «остин» по Скалистой дороге. Машина шла отлично, но в потемках на дороге, которую я едва знала, все-таки не разогнаться. Мимолетно я подумала, как шикарно водит Дэнис блестящую свою красную «альфа ромео». Я льстила себя мыслью, что и я — водитель сносный, но вот бы здорово, если б за рулем сейчас сидел он.

Дорога гравиевая, но ровная, и довольно широкая. Она петляла по склону гор, через остатки соснового леса, выжженного пожаром, смертоносным вихрем пронесшимся здесь три года назад. Рабочие из Лесного департамента регулярно насаживали в этой зоне новые деревья, но крутые склоны, сбегавшие к реке, поросли только невысоким естественным кустарником, да кое-где высились деревья, устоявшие перед пожаром, а молодая поросль сосенок поднималась пока что не выше моей головы.

Мили за три от Виллоубанка фары высветили мужчину в хаки и майке: он стоял у двух машин, сигналя мне фонариком. Я увидела следы заноса машины, смятый поломанный кустарник, метивший путь упавшей машины. Съехав к обочине, я тормознула и, захватив медицинскую сумку, быстро выбралась из «остина».

— Благодарение Богу, наконец-то, доктор! — воскликнул встречавший. — Извините, что сумбурно по телефону объяснил. Давайте понесу сумку. Вот сюда, вниз. Осторожнее, путь тут довольно хитрый, да еще темно.

Пока мы спускались, он рассказывал:

— Сейчас парнишка перестал кричать. Тут еще один подъехал, спустился к нему, взглянуть, нельзя ли помочь чем. Его визг просто достал меня. Визжал, будто его режут.

Мы полусползали, полускользили по обрыву, по широкой колее ободранного кустарника, которую оставила за собой свалившаяся машина. В луче фонаря я мельком увидела внизу машину — зацепившуюся под немыслимо сумасшедшим углом за дерево. Сверкающая, красная… сердце мое скакнуло, но тут я разглядела — «фалькон», а не «альфа ромео».

— Водитель один был? — осведомилась я.

Мой спутник кивнул.

— Совсем мальчишка! Разогнался, и его занесло на повороте: молодой, глупый. Я услышал грохот, у дороги живу, неподалеку. Парню защемило приборной доской ногу, и, наверное, здорово раздробило. Машина едва держится — сами увидите, и он знает это. Стоит ей чуть сдвинуться, и она неминуемо кувыркнется в реку, а тут глубоко. Джек вяжет веревку к дереву, но это так, в утешение мальчишке. Веревкой машину не удержать. Эй! Осторожнее! Муравейник!

Хотя провожатый дважды упомянул — машина «на волоске» висит, все-таки от открывшегося зрелища я ахнула.

За дерево машина зацепилась двумя левыми колесами, и дерево опасно кренилось, корни его были наполовину выдраны из земли. Внизу же, под отвесным обрывом, текла река, в свете фонаря казавшаяся так, отсверкивающей тенью, но, несомненно, реальная и грозная.

На мой взгляд — случись порыв ветра — и с сумасшедшего неверного насеста кувыркнется все — машина, дерево и парень. Мне перехватило дыхание. Я остановилась, как споткнулась, не понимая, как же мне добираться до запертого водителя? Лезть в подвешенную на ниточке машину?! Но это же — самоубийство и убийство разом!

У машины на корточках сидел мужчина, крепящий в свете фонарика веревку, до меня долетали его тихие ласковые слова. Говорил он безостановочно. Из машины доносились прерывистые стонущие всхлипы.

— Бобби, я уже завязываю, — уговаривал человек. — Веревка продержит тебя до прибытия тягача. А вот и доктор пришел!

Он обернулся, на лицо ему упал свет, и я узнала Джека Лантри.

— Хэлло, док! — тихо окликнул он, и легкая улыбка скользнула по его лицу. — Давай, скачи обратно на дорогу! — тихо бросил он моему провожатому, — встречай буксир!

— Не уходите! — завизжал полный ужаса голос из машины. Мне захотелось присоединиться к мольбе. Я вдруг обнаружила, что из всех людей на земле, меньше всего мне хочется оставаться наедине с Джеком Лантри. Но я сдержалась: никакой разумной причины выдвинуть я не могла.

— Мы не уходим, — отозвался Лантри.

Сейчас он нисколько не напоминал грубияна с вечеринки. Спокойно смотрел на меня. Интересно, догадался он, что я боюсь его — боюсь оставаться с ним. Если тот хриплый шепот был его — так, конечно, догадался.

— В машину, док, можно влезть, я лазал: пробовал освободить мальчику ноги. Беды не случится. Только двигайтесь поосторожнее и помните — никаких резких движений. Хотя и в прятки играть ни к чему: конечно, шею вы подставляете, в любую секунду дерево может поползти.

Крики парня сменились истерическими рыданиями.

— А хотите, — прибавил Джек, — наполните шприц морфием, объясните мне как и что, я сам залезу, сделаю.

Я покачала головой, быстро облизала губы. Если машина ухнет в воду, я хоть свободна и смогу выбраться: мои ноги не придавлены скрученным металлом.

— Если вы сумели слазать, думаю, смогу и я, — заверила я, хотя вряд ли фраза прозвучала столь небрежно, как задумывалась.

— Мне все равно надо его осмотреть, прежде чем решить, что делать.

Я взглянула на веревку, которую Джек прикрепил к дереву, осветила фонариком до конца — к чему, интересно, привязан второй конец. Знобкий холодок прошиб меня, когда свет добежал туда.

Дерево, за которое зацепилась машина, и то, которое она выдрала, бешено кувыркаясь по обрыву, были единственно толстыми тут. А веревку Джек прикрепил к трем растущим рядком сосенкам-малюткам, жалкий якорь. Вряд ли они даже приостановят машину, если та сорвется и загремит в реку.

Джек молча наблюдал. Когда я вопросительно обернулась на него, он беспомощно развел руками и пожал плечами.

— Тот, другой парень, наверху… — Джек дернул головой в сторону дороги, — всем сказал — нужны канаты.

Джек открыл дверцу машины и подержал, пока я медленно вползала внутрь. Руки у меня пересохли, их щекотало, я ждала, задерживая дыхание: сейчас мой вес нарушит хрупкое равновесие машины, и та сверзится.

Но… ничего не случилось. Я направила свет на водителя.

— Все в порядке, — машинально заверила я его. — Я врач. Сейчас делаю тебе укол, и боль пройдет.

Он молчал, теперь и он, изогнув шею, обернулся: мальчик лет восемнадцати, не больше, глаза его, пойманного в капкан зверя, потемнели от шока и страха, в них застыли гнев и недоумение. Светлые волосы слиплись от крови, на лице тоже засохшая кровь. Поврежден у него череп или только порвана кожа — на взгляд не понять. Одежда разодрана, левая рука висит так, что сразу видно — перелом по меньшей мере в двух местах. Но главное — ноги. Я посветила на них.

Перед машины расплющился, и приборная доска под нелепым углом вдавилась в сиденье. Правая нога парня была придавлена не вплотную: думаю, он сумел бы вытянуть ее. Но вот левую зажало намертво между металлом и краем сиденья. Кость бедра прорвала тело.

— Ты, правда, доктор? — хрипло прошептал он.

— Да. Спокойнее. Не старайся высвобождаться. Так, молодец, — хоть бы ему не передался холодный страх, сидевший у меня в животе. — Сделаю сейчас тебе укол, станет полегче.

— Отрежь ее, — прошептал он, его полные муки глаза, не мигая, уставились на меня.

Я молчала, решив, что расслышала что-то не так.

— Отрежь ее! — снова взмолился он.

— Отрежь — что?