Страница 18 из 41
— Я уже могу плыть! — задыхаясь, крикнула я на ухо Карлу. — Тебе будет легче!
Я то плыла — но даже тогда он крепко держал меня за одежду, то он тянул меня за собой. Я потеряла представление, сколько времени мы уже в море, в голове у меня крутился калейдоскоп неба и моря, хлесткие волны, стегающие по лицу, и немолчный рев моря. Много ночей потом я, вздрагивая, просыпалась. Мне снилось, будто меня снова швыряют и крутят волны, точно беспомощный листок.
Карл ловко улучил момент, и волны выбросили нас на песок. Я вдруг почувствовал — после целой вечности — как коленки мои ткнулись в твердую землю, и, поднявшись, мы заковыляли по кромке прибоя. Я цеплялась за Карла — сейчас он почти так же обессилел, как и я. У границы воды я облегченно свалилась в изнеможении. Карл схватил меня, рывком поставил на ноги и чуть не волоком оттащил выше.
— Прилив… наступает, — задыхаясь, пояснил он.
За отметкой высокого прилива он отпустил меня, и мы оба рухнули на землю. Я прижималась щекой к теплоте сухого белого песка, зарывалась в него пальцами, стараясь прикрепиться к нему, боясь, что страшное море сорвет и унесет меня.
Мы долго лежали на солнце слишком измученные, чтобы двигаться. Наконец я осознала, что Карл сел, но не могла даже головы повернуть.
— Джеки, ты оставайся, — велел он. — Тут ты в полной безопасности. Полежи, погрейся. А я за сухой одеждой. С тобой все будет нормально. Полежишь, ладно?
— Да, — хрипло, через силу проскрипела я.
— Вот и умница!
Я услышала — он уходит. Мне хотелось позвать его, попросить, чтоб не оставлял меня одну, но я слишком измучилась. Я была одержима одним желанием — убраться от моря подальше, не видеть и не слышать его. Мне хотелось чувствовать под ногами твердую землю, хотелось травы, камней и деревьев. Но я не могла даже сесть, не говоря уж о том, чтобы идти куда-то.
Потихоньку я начала приходить в себя, воспринимать окружающее, как человек, очнувшийся от глубокого сна, еще блуждающий на границе пробуждения, не разбирающий — то ли сон вокруг, то ли явь.
В мокрой одежде меня трясло, но солнце уже пригревало. Все тело болело, и когда, наконец, я заставила себя сесть, то обнаружила — я один сплошной синяк. Медленно я стряхнула песок с ладоней, потом с лица. Я лежала высоко на берегу, за валуном, который прятал меня от морского бриза. Туфель как не бывало, а брюки и свитер порваны в клочья. На ладонях — порезы, ссадины, царапины. Пара ногтей сломаны. Понятно, несколько дней теперь все у меня будет болеть, и двигаться буду, как деревянная, но серьезных повреждений вроде бы нет.
Я огляделась. Берег незнакомый. Я посмотрела на шагавшего ко мне Карла — и потрясенно поняла, как далеко нас отнесло от тех скал, с которых меня смыло волной.
— Ну как ты? — Карл, с ворохом одежды в руках, смотрел на меня.
— Быстро поправляюсь, — я попробовала улыбнуться.
— Ничего серьезного? Может, в больницу тебя отвезти?
— Ничего серьезного. Горячая ванна — и все будет в порядке.
— Во фляге остался еще чай, — Карл открутил крышку и налил в нее темную жидкость. — Держи, еще горячий. — Бросил туда побольше сахара. — Слыхал, вроде при шоках полезно сладкое. Правильно? — тревожно спросил он.
— Правильно, — я благодарно выпила чай, сладкий, как сироп, на вкус изумительный.
— В машине нашлось полотенце, — он дал мне. — Но боюсь, сухая одежда — только это: грязный комбинезон и куртка. Великоваты для тебя, но зато сухие. Переоденься. Я минут через десять вернусь.
Я взглянула на него и разглядела — сам он одет только в рубашку и трусы.
— Карл! — запротестовала я. — Я не могу взять. Как же ты? Ты же продрог!
Он, улыбнувшись, покачал головой.
— Я разделся, прежде чем кинуться в море. Сбегаю сейчас, оденусь и вернусь вполне респектабельным. Главное сейчас — согреться.
Потребовались все мои физические и умственные силы, чтобы выполнить простую задачу переодевания. Мокрая одежда липла к телу, я путалась в ней, мне недоставало энергии бороться, хотелось одного — свалиться на песок и заснуть. Но когда я наконец стянула мокрое и вытерлась насухо, то почувствовала себя куда лучше. Натянуть просторный комбинезон и куртку оказалось сравнительно просто. Я даже принялась раскладывать мокрое сушиться, когда вернулся Карл. Он помог мне.
— Ну как? Получше тебе?
Я кивнула. Он присел на песок рядом. Одет в свитер, в брюки, которые были на нем до этого сумасшедшего кошмара и вид — точно бы ничего не произошло.
Я уставилась на него, и вдруг меня стукнуло прозрение, точно кулаком в лицо. Взгляд мой медленно перекинулся с Карла на море, лениво перекатывавшееся под солнцем, снова на него…
Он посмотрел мне в глаза, кивнул, улыбка скривила ему губы.
— Ну да! Правильно. Теперь ты знаешь. Давай, полежи на солнышке, согрейся как следует, а уж потом и поговорим.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Я сидела совершенно неподвижно, зарывшись лицом в руки, мысли в диком смятении. Но постепенно солнце, сухая одежда прогрели меня, и последствия шока и изнеможения тихонечко начали таять. Подняв голову, я посмотрела на Карла.
— Но — почему? Почему ты наврал? Ты же великолепно плаваешь!
Он опустил глаза на руки, слегка сжал колени ладонями.
— Джеки, постарайся понять, где я жил всю жизнь. Условия там совершенно другие, чем те, к каким привыкла ты. И законы другие. Во мне не воспитано чувство инстинктивного доверия к британскому правосудию или к какому другому. Вырос я с сознанием — полиция существует, чтобы преследовать тебя. Когда в человеке укоренились такие понятия, их трудно вытравить — даже когда меняются обстоятельства.
Пальцем по песку он чертил и стирал затейливый бессмысленный узор.
— Пойми, я подозреваемый номер один. От ареста уберегло меня одно — или так мне казалось — мое заявление, будто я не умею плавать.
Мы помолчали, а потом Карл медленно произнес:
— Наверное, с того дня я жил в страхе, что может случиться то, что случилось сегодня.
Я положила ладонь на его руку.
— Карл, а как же в тот раз? Когда пьяные парни бросили тебя в реку? Ты же чуть не утонул! Притвориться, будто потерял сознание, ты не мог — доктора Пимброка не обмануть.
— Считал, им все равно пришлось бы вытащить меня, надо только не терять самообладания и ни за что не пытаться плыть. Я и пальцем не шевельнул, когда они выволокли меня из дома — и позже, когда в машину тащили. Да и что толку — против пятерых. Подумал, что наглая их тактика как раз наоборот — послужит для укрепления моего алиби, а выудить меня из реки им придется. Однако, обернулось по-другому. Они были пьянее, чем казались, и мысли не допускали, что ошибаются.
— И я не притворялся, — мрачно добавил он. — Когда они меня кинули в воду, я ударился головой о бревно и потерял сознание по-настоящему. Если б не выудил полисмен, я б точно утонул.
Он отвел глаза.
— Но я не убивал Элинор, — твердо произнес он. — Однако, кто бы мне поверил, знай, что я легко могу переплыть реку? Даже в разлив.
— Я верю.
Очень ласково он взял мои руки в свои, положил себе за голову и наклонился поцеловать меня. Все мои смятенные чувства — шок, спасение от моря, симпатия к этому человеку, который с риском подорвать свое алиби ринулся спасать мне жизнь, растерянность — у Карла, оказывается, нет защиты против обвинения в убийстве — все разом навалилось на меня, и к стыду своему, я разревелась. Я прижалась к Карлу, он зарылся в мои волосы, давая мне возможность выплакаться.
Скоро я подняла голову. Усталость не прошла, но я успокоилась, и голова работала ясно.
— Прости, — удрученно пробормотала я. — Идиотство с моей стороны.
— Чепуха! — он протянул мне носовой платок. — Для тебя лучше всего и было — выплакаться.
Я высморкалась.
— Карл, но зачем же ты остался жить в Виллоубанке после всего?
— Отчасти потому, что мне тут нравится. Местечко подходит мне — спокойное, хорошая атмосфера для писателя. А когда я слишком зарываюсь в сочинительство и мне нужно встряхнуться, иду и занимаюсь физической работой, что очень для меня полезно. Вот поэтому. Но вдобавок и потому — что тут, и только тут, у меня есть шанс раскрыть, кто же убил Элинор.