Страница 30 из 78
Разумеется, куда большую активность в выяснении намерений Советского Союза проявлял Ирак. Для него это было жизненно важно, особенно после начавшихся побед иранской армии. На разных уровнях иракские представители задавали один и тот же вопрос: что предпримет Советский Союз с учетом Договора о дружбе и сотрудничестве, если иранские войска вторгнутся в Ирак? Но советские коллеги каждый раз плавно уходили от ответа.
В марте 1982 года советское правительство направило в Багдад нового посла. Им стал В.И. Минин — опытный дипломат, который неплохо разбирался в ближневосточных делах, особенно с иранского угла, так как четыре года занимал пост заведующего отделом стран Среднего Востока МИДа. Давая ему напутствие перед отлетом в Ирак, Громыко сказал:
— Иракцы спрашивают, как мы поведем себя, учитывая статью 9-ю Договора о дружбе? Надо разъяснять, что мы не заинтересованы в ухудшении отношений с Ираком. Мы за их улучшение.
А потом, немножко подумав, добавил:
— Не было бы этой войны, Иран занимал бы иную позицию в отношении Советского Союза. Афганистан… — и замолчал.
Выходя из кабинета министра, Минин грустно пожал плечами:
— Лучше бы мне сидеть послом в Гвинее.
Потом Громыко в узком кругу со своими подчиненными обсуждал такой щекотливый вопрос: стоит ли нам активно взяться за установление мира между этими странами. Выслушав различные точки зрения, он сказал, как отрубил:
— Немыслимо взять на свои плечи посредничество в ирано-иракском конфликте.
Суть этих недоговоренностей крылась в том, что ирано-иракская война не противоречила истинным интересам Советского Союза. Вот только победа ни одной из сторон ему была не нужна. Она могла в корне поменять соотношение сил в регионе, причем не в пользу СССР. Особенно беспокоила победа Ирана — вдруг исламские фундаменталисты бросятся тогда на Афганистан?
Отсюда политика: публично выступать против войны, но каких-либо активных шагов к ее прекращению не предпринимать. А за кулисами продолжать поставки оружия обеим воюющим сторонам, правда, Ираку больше. Эта линия была рождена в жарких спорах между сторонниками двух крайних позиций. Их, несколько упрощая, можно свести к такой формуле: Устинов был за Ирак, а Пономарев за Иран. Что же касается Громыко и Андропова, то они занимали промежуточную линию — дружить с обеими этими странами.
Она в конечном счете и победила. А война Ирака с Ираном продолжалась еще много лет.
Единственным прорывом в отношениях Советского Союза со странами Персидского залива, — его «звездным часом», если пользоваться языком лондонской газеты «Обсервер», — стал визит в Москву шейха Мубарака Нахайяна — министра внутренних дел Объединенных Арабских Эмиратов.
Но, к сожалению, он приехал не политику делать, а лечиться. В результате автомобильной катастрофы, как скромно говорилось в медицинском заключении, у него наступила частичная потеря речи, координации движений и т. д. А попросту говоря, шейх был парализован и не двигался.
Сразу же возник вопрос, как его принимать и где размещать. Этой сверхважной проблемой занималось высшее руководство Советского Союза — Черненко, Громыко и Пономарев — и никак не могло договориться. Главная трудность состояла в том, что парализованного шейха должны были сопровождать 40 человек, включая многих жен и детей. Громыко склонялся к тому, чтобы не сутяжничать и принять всех. Но блюстители скромности Черненко и Пономарев требовали сократить сопровождение.
Посол Кувейта в Москве, выступавший от имени шейха, удивился:
— Какая вам разница, сколько человек будет сопровождать шейха? Это же богатейший человек на земле. Разместите весь его караван в самой дорогой гостинице, снимите для них два верхних этажа и запросите за это пару миллионов долларов. Вам же деньги нужны, а они заплатят.
Но у сторонников «скромности в быту» оказался железный аргумент: хозяйственное управление Совмина валюту брать не может. Поэтому в результате сложных переговоров сопровождение шейха было сокращено на шесть человек.
25 марта 1982 года шейх со свитой из 34 человек прибыл в Москву. Все они были размещены в двух правительственных особняках на Ленинских горах (ныне Воробьевы горы), как в двух палатках в пустыне: мужчины в одном особняке, а женщины с детьми в другом. Только самого шейха, хотя он и был парализован, поселили в апартаментах с женами. Сам он лежал на кровати, а жены на полу у его ног.
Впрочем, все были довольны, особенно жены. На маленьком дворике особняка под елками еще лежали сугробы подтаявшего рыхлого снега. Для жительниц пустыни это было открытие — они впервые видели снег. Чтобы прочувствовать, что это такое, они высоко задирали юбки и, визжа, садились на сугроб голыми задницами. Не знаю, почему таким способом шло познание нового мира, но советская охрана особняка и дипломаты, наблюдавшие эту сцену, были довольны.
Советские врачи из кремлевки, осмотревшие шейха, пришли к неутешительному выводу: больному потребуется три недели на обследование и вся оставшаяся жизнь на лечение без особых надежд на выздоровление. А прикрепленные дипломаты ломали голову — зачем шейха повезли лечиться в Москву, когда с такими деньгами для него открыты все лучшие клиники мира? Тем более что его уже пробовали лечить в Англии, Германии… Правда, безрезультатно.
Эта загадка прояснилась в первую же ночь. Как только стемнело, в особняк, как тень, проскользнула женская фигура в сопровождении московских палестинцев. Это была… Джуна Давиташвили — волшебная целительница. Слава о необъяснимой силе ее рук уже широко распространилась по Москве. Говорили шепотом, что ее искусством пользуются Пономарев, председатель Госплана СССР Байбаков и даже сам Брежнев.
Визит Джуны все поставил на свои места: не от кремлевской медицины ждали чуда в Арабских Эмиратах. Слух о чудесной целительнице из Москвы докатился до Персидского залива и оттуда к ней прибыл важный пациент.
Действовала Джуна уверенно. И вот что удивительно: через четыре сеанса больной почувствовал свои конечности. Правда, советские дипломаты, прикрепленные к шейху, каких — то зримых улучшений в его здоровье не заметили: пациент продолжал молчать и лежать без движения.
Джуна лечила тогда также сына эмира — непоседливого мальчишку девяти лет с больным сердцем. После очередного сеанса своей терапии она объявила, что через несколько часов у больного ребенка улучшится кардиограмма. Правда кардиограмму не делали, но состояние его действительно улучшилось. К вящему неудовольствию обслуживающего персонала особняка, он переломал там все стулья.
Так продолжалось две недели. А в ночь перед отъездом главный «визирь» шейха пригласил заведующего отделом стран Ближнего Востока и стал вручать подарки: старинный меч в золотых ножнах с драгоценными камнями для Брежнева, и кинжалы — джамбии в таком же обрамлении для Андропова, Черненко, Тихонова, Громыко.
Их сложили в картонную коробку, и перед дипломатом встала опасная проблема: что с ней делать? Ситуация была, как с «коробкой из-под ксерокса» с 500 тысячами долларов в 1996 году. Была поздняя ночь и потому передать сразу подарки адресатам было невозможно. Везти домой и оставить их там на ночь? Опасно. Не дай Бог, что случится, век потом не отмоешься. Отвезти их в МИД и положить там в сейф до утра? Но и тут нет сто-процентной гарантии, что ничего не случится. Ведь у ключей от сейфов всегда есть дубликаты. В конце концов, решили отвезти их в МИД — все-таки понадежней.
Так прошла беспокойная ночь. А утром заведующий ОБВ принес эту коробку в секретариат министра и отдал подарки всесильному помощнику Громыко Василию Макарову для передачи высоким адресатам. Все обошлось, хотя и без расписок. Правда, не было слышно, чтобы потом эти подарки были переданы государству. Но зато отношение к больному заметно изменилось в лучшую сторону.
На этом вклад Джуны Давиташвили в развитие отношений со странами Персидского залива не завершился, а лечение важного шейха не стало частным эпизодом.