Ключ к счестью

Тоже не в первый раз Пен терпеливо отвечала ей:

— Не думаю, чтобы ребенок мог помешать нашим планам, мадам.

Новоявленный Филипп не издавал при этом ни звука, только с интересом смотрел вокруг темными, широко открытыми глазами с длинными, как верно заметила Пиппа, ресницами. Он, видимо, свыкся с Пен и поэтому больше внимания уделял принцессе и двум ее придворным дамам, Сьюзен и Матильде, находившимся здесь же.

Если бы общая ситуация была спокойнее, дамы наверняка бы куда больше ахали, охали и расспрашивали Пен о мельчайших подробностях того, каким образом у нее на руках оказался этот темноглазый ребенок. Но они совершили побег и уже более часа находились на пути в неизвестность, не ведая, что с ними может случиться в каждую следующую минуту, и потому их мысли не могли сосредоточиться на чем‑то одном.

Сьюзен и Матильда все же выразили свои чувства в коротких фразах, воскликнув одна за другой:

— Значит, шевалье сумел помочь вам найти ребенка? Какое чудо!

И еще:

— Как могут рождаться на свет такие монстры, как ваша свекровь!

А принцесса Мария примолкла, вспомнив, как ее собственный отец, король Генрих VIII, объявил в один прекрасный день, что она, его дочь Мария, должна считаться с этой минуты незаконнорожденной, а его брак с ее матерью недействительным. Он лишил девушку титула принцессы и определил в услужение к сводной сестре. Мало того: распорядился, чтобы питание ее было скудным, покои не отапливались, даже запретил свидания с матерью. А когда Мария заболела — сама она и ближайшие сторонники считали, что ее пытались отравить, и боялись, что наступил ее смертный час, — отец и тогда не допустил к ней родную мать. В тот раз Мария выздоровела, но здоровье ее осталось подорванным, что сказывается до сих пор.

— Да, твой шевалье, по‑видимому, человек весьма изобретательный, — проговорила наконец принцесса. — Будем надеяться, он поможет и в теперешнем моем положении.

— Не сомневаюсь, мадам, — не вполне уверенно подтвердила Пен.

— Знает ли он, что ты взяла с собой ребенка?

— Нет, — призналась она, опуская голову.

— Как же вы собираетесь утвердить законные права малыша? — спросила Сьюзен, касаясь худенькой руки ребенка.

Прикосновение заставило его вздрогнуть, но, как и прежде, он не издал ни звука.

Пен невольно взглянула на принцессу, прежде чем ответить.

— Надеюсь, моя мать и лорд Хью сумеют помочь в этом, — сказала она. — Но должна признаться, что главным образом я рассчитываю на ваше одобрение и помощь, мадам.

Принцесса горестно покачала головой.

— В моем нынешнем положении вряд ли я могу что‑либо сделать, Пен. Сейчас у меня не больше власти, чем у разносчика товаров. Но как только положение изменится…

В голосе зазвучали сила и недвусмысленная угроза, говорившие лучше слов о подавленном чувстве гордости и готовности к мщению.

— Оно изменится, мадам, — негромко произнесла Пен. — Вы должны стать королевой после вашего брата и станете ею.

— Будем надеяться, — сквозь стиснутые зубы проговорила принцесса. — Где мы сейчас плывем, кто мне скажет?

Пен поднялась, вышла вместе с ребенком на палубу и увидела, что судно находится в непосредственной близости от Уайтхолла, главного королевского дворца на северном берегу Темзы.

Ребенок вздрогнул от холода, Пен взяла его руку в свою, на ее глазах выступили слезы жалости: такой крошечной, немощной и костлявой была эта ручонка. Она не могла не вспомнить пухлые ручки своей младшей сестры Анны, когда та была в таком же возрасте, и свои, далеко не худые, детские руки и ноги.

Вскоре, дала она себе клятву, вскоре маленький Филипп будет выглядеть, как все нормальные дети в его возрасте. И это станет днем ее расплаты с негодяями, сотворившими над ним то, что простить нельзя.

Она крепче прижала к себе ребенка и вернулась в каюту.

— Ветер и течение способствуют нам, мадам, — сообщила она принцессе. — Насколько я могла видеть, нас никто не преследует, и примерно через час мы достигнем района Блекфрайарз.

Антуан де Ноэль плотнее завернулся в плащ — со стороны реки дул пронизывающий ветер.

— Зачем вы меня вытащили в сад в такую чертову погоду? — проворчал он, не поворачиваясь к своему спутнику. — В доме не менее безопасно.

— Для нашего теперешнего разговора я предпочитаю полное отсутствие стен, — сказал Оуэн. — Бывают времена, когда у стен в доме появляются уши. Кроме того, сегодня прекрасный день, уверяю вас. Немного свежий, но вполне терпимый. А как хороши эти деревья вдоль берега, посмотрите!

Он показал рукой на темные голые ветки, рельефно выделяющиеся на фоне белесого неба, унизанные крошечными льдинками, сверкающими, как драгоценные камни.

Де Ноэль только вздохнул: красоты зимнего пейзажа не производили на него должного впечатления. Зато вид и главным образом настроение Оуэна заставляли предполагать, что тот в самом деле намерен сообщить нечто из ряда вон выходящее. Оуэн уже начал это делать некоторое время назад, заговорив о ближайших планах герцога Нортумберленда и перейдя затем к рассказу о побеге принцессы Марии из дворца в Гринвиче.

— Значит, нам следует помочь ей благополучно добраться до Эссекса? — спросил де Ноэль. — Вы уверены, мой друг, что Нортумберленд собирается пресечь прямую линию наследования престола? Я вас правильно понял?

— Да, такими мне представляются его планы, месье. Иначе для чего бы ему настолько торопиться с женитьбой своего сына на кузине юного короля?

Французский посланник кивнул.

— Что касается принцессы Марии, — продолжал Оуэн, — то место, куда она сейчас направляется, находится всего в двух милях от побережья, недалеко от которого стоят на якоре корабли императора Священной империи.

— Ого! — Посланник глубже надвинул теплую шапку и заговорил, непроизвольно понизив голос:

— Нортумберленду ничего не будет стоить обвинить ее в предательстве и подвергнуть немедленному аресту. Впрочем, то же самое он может сделать за ее приверженность католицизму, что идет вразрез с королевским эдиктом. И за многое другое.

— Совершенно верно, месье. Но чем дальше будет она находиться от королевских резиденций и от самого герцога, тем труднее выполнить это намерение. А сейчас как раз началось ее удаление от этих мест. О чем я уже имел честь сообщить вам. И в чем я принимаю некоторое участие.

С этими словами Оуэн, к облегчению де Ноэля, повернул к дому.

— Интересно, — проговорил тот, — пришел ли наш закадычный друг, посланник Симон Ренар, а с ним и король Испании, к тем же выводам о намерениях Нортумберленда, что и мы с вами? Нужно будет срочно осведомиться об этом у нашего соглядатая в их посольстве.

Внезапно Оуэн так резко остановился на дороге, что спутник чуть не врезался ему в спину.

Ренар!.. Конечно, почему бы нет? Этот человек — один из тех, кто хорошо знал о давних событиях в жизни Оуэна, и, поскольку испанец никогда не питал и тени симпатии ни к Франции, ни лично к Оуэну д'Арси и не скрывал этого, почему бы ему не поделиться своими сведениями, порочащими француза, с кем угодно, в том числе с Робином де Бокером? Который мог легко сообразить, у кого ему легче всего получить нужную информацию, касающуюся шевалье д'Арси. Французы могли бы не доставить Робину этого удовольствия, но их всегдашние соперники‑испанцы, и самый главный испанец, посланник Симон Ренар, всегда готовы наговорить что угодно, в любом количестве и без особых претензий на правдивость…

— Что с вами? — недовольно спросил Ноэль. — Почему вдруг остановились?

— Меня осенило, — мрачно сказал Оуэн. — Я, кажется, разгадал одну загадку.

— Какую?

— Личную.

Ответ был в таком тоне, что собеседник понял: большего не добьется и лучше переменить тему. Что и сделал.

— Значит, насколько я понял, Оуэн, — сказал он, — вы намерены в ближайшее утро вывезти принцессу из замка Бейнардз. А до этого, на рассвете, следует собрать у ворот замка побольше ее приверженцев, для чего необходимо еще с вечера разослать наших людей по улицам и тавернам, чтобы везде, где можно, они рассказывали о намерении герцога Нортумберленда причинить принцессе зло, вследствие чего та вынуждена скрываться от преследования. Так?