Ключ к счестью

— Никто не хотел верить мне. Никто. Но я знаю, он родился живым… мой сын… А они… они не захотели показать мне его… Словно его и не было… Словно я не носила его восемь месяцев в своем чреве…

Оуэна помимо воли захватил этот взрыв чувств. Он убрал ноги с табурета, обеими руками ухватил кружку с остывающим напитком и, положив локти на колени, наклонился к Пен, всматриваясь в ее лицо, вслушиваясь в слова. Да, перед ним не слабое, безвольное существо, а женщина сильных страстей и, по‑видимому, недюжинного ума… Итак, вперед, Оуэн!

— И что же вы хотели найти в библиотеке дома Брайанстонов? — спросил он, не сводя с нее взгляда.

— Не знаю, — сразу ответила она. И, помолчав, прибавила:

— Что‑нибудь… что‑то… что помогло бы узнать, что же действительно произошло в ту ночь, когда родился мой ребенок. — Она приподняла с пояса кошелек, щелкнула золотой застежкой. — Вот… раз уж вы спросили… Я вырвала этот лист из книги записи расходов на тот день. Тут имена и суммы. Подумала, что смогу найти кого‑то, у кого узнаю… Какую‑нибудь повитуху…

Она уже держала в руке листок с именами, и было видно, ей хочется говорить, рассказывать, делиться наболевшим.

—..До самого конца… я говорю о родах… я находилась в полусознании. Ох как было больно и трудно… Почему‑то это случилось почти на месяц раньше срока. Не знаю почему… Но так бывает… — Она содрогнулась, переживая вновь те давние мучения. — Он родился до того, как моя мать успела приехать из Дербишира. Возле меня были только свекровь и несколько женщин, которых та наняла. Мне незнакомых…

Оуэн слушал молча. Ей нравилось его молчание, участливый внимательный взгляд.

—..Конечно, все уверяли, что я не могла слышать голос ребенка. Что на меня повлияло мое состояние, затуманило мозг… Уверяли в один голос: он родился мертвым. Но я же слышала! Слышала! Вы мне верите?

Оуэн медленно наклонил голову. Его голос был полон сочувствия, когда он проговорил:

— То, что вам никто не верил, делало ваше положение… ваше состояние невыносимым, я понимаю.

— Да, да! — с горячностью подтвердила она, продолжая терзать лист бумаги в руках, разворачивая его и пытаясь разгладить складки. — Никто… Даже моя мать… сестра… даже Робин. Он тоже считает, что я просто обезумела от боли, от горя.

— Робин? — переспросил Оуэн.

Он прекрасно знал, кто это такой, знал о всех членах ее семьи, но не считал нужным раскрывать свою осведомленность.

— Робин Бокер — мой сводный брат. Когда его отец стал графом Кендалом, Робин сохранил прежний титул отца. Моя мать и его отец вступили в брак пятнадцать лет назад. Или, может, шестнадцать…

Оуэн опять кивнул и потом спросил с некоторым колебанием:

— Значит, вы считаете, ваш ребенок, возможно, жив?

Ее ответ после столь эмоционального рассказа о случившемся немного удивил его:

— Не знаю. — Она горестно покачала головой. — Моя цель сейчас в другом. Я хочу найти человека, который присутствовал при родах, и поговорить с ним.

— А ваша свекровь не может чем‑то помочь?

Пен едко рассмеялась.

— Моя свекровь в восторге от такого исхода. Ее сыпок Майлз сделался графом и по‑прежнему у нее под каблуком… В отличие от Филиппа, моего мужа. А меня, кстати, она просто ненавидит.

— Прискорбную картину вы нарисовали, мадам, — сказал Оуэн и протянул руку к листку у нее на коленях. — Можно взглянуть?

Не скрывая некоторого удивления, она отдала бумагу. Неужели он поверил ей? Тогда он первый, кто это сделал.

— Кто‑нибудь знаком вам из этого списка? — спросил Оуэн.

— Два или три мужских имени. По‑моему, это торговцы, привозившие что‑то для дома, Но ни одно женское имя не знакомо. И, насколько могу припомнить, все женщины, которые были возле меня во время родов, посторонние. Кроме леди Брайанстон, конечно. А моя мать, я уже говорила, и мой отчим, они не знали, и никто не мог знать, что все это произойдет раньше.

Он опять пробежал глазами листок.

— Здесь записаны три женщины. Любопытно, упоминаются ли их имена на других листах расчетной книги? Если они что‑то еще делали для вашего дома, получали плату, их можно найти под другими датами, не так ли?

Он продолжает расспрашивать! Он поверил ей! Единственный из всех людей, кто поверил! Удивление, волнение, благодарность… огромная благодарность захлестнули ее. Она понимала: проявленный интерес еще не означает, что он безоговорочно поверил, но ведь он и не отмел ее слова… ее надежду.

— Наверное, мне следует снова побывать в библиотеке и хорошенько поискать, — сказала она. Глаза ее просто горели на бледном лице. — Вдруг найдется еще что‑нибудь?

— Можно также отправиться в поместье, где все это происходило… — в раздумье произнес Оуэн. — Хай‑Уиком, так оно называется?.. И попытаться разыскать там кого‑нибудь из этих женщин. Поговорить с местным людом. С помощью слухов и сплетен, насколько я знаю, можно до многого докопаться.

— Откуда вам известно? — спросила она, и улыбка дрогнула на ее губах.

— О, мои родные валлийцы именно так добывают необходимые сведения, — ответил он, тоже улыбаясь. — Селение, где я проводил лето в детские годы, было рассадником самых невероятных слухов и историй чуть ли не о каждом жителе.

Ее лицо снова стало серьезным и печальным.

— Вы, наверное, правы, — сказала она, — но я не вижу возможности побывать в поместье без того, чтобы Брайанстоны не узнали об этом. Особенно если я начну расспросы. Так что я почти беспомощна.

Он видел, что ее возбуждение уже сменилось упадком сил, глаза у нее закрывались, плечи обмякли.

Подойдя к окну, он сказал оттуда:

— Начинает рассветать. Почему бы вам не лечь в постель и не поспать до утра? Вы заслужили отдых.

Она раскрыла глаза и кинула взгляд в сторону кровати с пуховым матрасом, с балдахином и занавесками веселой расцветки. Они притягивали к себе. По взгляду, обращенному к нему, было видно, что она все еще колебалась.

— Ложитесь, — повторил он. — Можете быть уверены, я не стану вас беспокоить.

— Но я же займу вашу постель. А вы?

— Устроюсь у камина и буду пить вино. — Он сложил лист бумаги и вернул ей. — Ложитесь, — сказал он в третий раз. — Я вообще мало сплю. А если очень захочу, мистрис Райдер найдет мне тюфяк. Вам необходимо набраться сил.

Она неопределенно покачала головой и произнесла:

— Вам не показалось, что вам поведали дикую, нелепую историю?

Вместо прямого ответа он спросил:

— Что заставило вас открыться мне?

Она ответила не сразу.

— Горе, которое я ношу в себе, — услышал он.

Теперь он выдержал паузу, затем сказал:

— Я уверен, Пен Брайанстон, что вы достаточно сильны духом, чтобы не потерять голову от горя. И я также думаю, что у вас хватит здравого смысла, чтобы улечься в предоставленную вам постель без опасения, что во время сна вас ограбят или надругаются над вами.

К своему стыду, она почувствовала, что краснеет, и посчитала нужным не оставить его слова без ответа.

— Ни о чем таком я не беспокоюсь, — сказала она с вызовом.

— Вот и прекрасно. Тогда скорей ложитесь.

С этими словами он подбросил в огонь поленьев.

Пен сидела на постели и с тоской смотрела на свои ноги. Ей казалось, туфли на них где‑то очень далеко от нее и ее рук, и дотянуться до них не представляется никакой возможности. С тяжелым вздохом она опрокинулась на подушки. Управившись с огнем в камине, Оуэн выпрямился, приблизился к постели и без колебаний стянул туфли с ног Пен.

Она что‑то пробормотала, но даже не пошевелилась. Он накинул на нее меховое покрывало, висевшее в изножье кровати, после чего вновь уселся у камина.

Какую необычную историю рассказала эта женщина. Интересно, есть в ней хотя бы крупица правды?

Он вытянул ноги, положил их на железную подставку для дров, закинул руки за голову. Он считал, что неплохо разбирается в людях, в их достоинствах и пороках, в их заблуждениях, в правдивости и во лжи. К какому разряду отнести историю, услышанную от Пен, он не знал. Но чем бы она ни была, он сумеет использовать ее в своих целях.