Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 48 из 58



— Когда Жуков придет?

— В семь часов. Прием в посольстве в восемь.

  — Значит, у меня есть час. Мне к вам в ДПЗ надо, к Валету. К Бирюкову.

  — Давай не задерживайся. Нужно успеть систему сигнализации отработать. С Женькой еще наши двое пойдут в посольство. Надо тебя в курс дела ввести.

— Что за сигнализация?

  — Необразованный вы какой, товарищ генерал. Вот, например, я волосики свои приглаживаю вот так. — Грязнов провел ладонью по своим рыжим патлам. — Означает: следуйте за мной. А если так — оставить преследование.

— Хорошо. Я быстро.

— Здравствуй, Валет.

  — Они меня все равно расстреляют. Мне в камере сказали, что все равно...

  — Неправда, Валет. Это я тебе говорю. Ты будешь жить...

  Он будет жить... Как Халилов, три Смирнова и еще двести солдат в Большом госпитале Кабула. Бирюкову была сделана инъекция без стабилизатора. Сейчас он еще в сознании, но скоро оно начнет ускользать, начнется необратимая деградация личности.

  — Вот смотри на эти снимки. Ты узнаешь кого-нибудь?

  Валет смотрит напряженно, потом расслабляется:

  —Эта девушка была с нами в машине, когда мы ездили в Рязань. Потом она села в автобус и вернулась через час-полтора с Морозовым. Цезарь и Малюта Скуратов следили за ними. Через полчаса мы пошли в лес. И там Цезарь убил курсанта. Только она на фотографии красивше, она была в косынке, и волос не было видно. Она всеми командовала. И даже Малюта ее слушался. Голос у нее такой тихий, и... угрожающий.

  В наших следственных органах — в КГБ, МВД и прокуратуре —имеются специальные секретные службы, так называемые «инспекции» по личному составу. Цель их — тайное расследование поступков и преступлений, совершенных сотрудниками этих следственных органов. И сейчас я решил создать такую службу при себе — «мою инспекцию по личному составу». Эта инспекция будет состоять из одного человека — меня. Целью вновь созданного органа я поставил раскрытие проступков и преступлений, совершенных практиканткой юридического факультета Светланой Николаевной Араловой-Беловой, женой маршала Советского Союза Агаркина, моей любовницей...

  Больше всего на свете я желал закончить это следствие резолюцией «дело прекращено ввиду отсутствия состава преступления в действиях подозреваемой». Я знал, что этого никогда не будет. И мне придется принять на себя еще одну ипостась — судьи, выносящего приговор. И от этой мысли у меня так заломило в затылке, что я невзвидел света от боли. Я шел по коридору, и каждый шаг отдавался в голове, как удар молота по наковальне...

  Из-за двери кабинета Грязнова доносился пронзительный крик, переходящий в визг. Я открыл дверь и перешагнул через порог, с трудом неся на плечах стопудовую голову. Я не имею права быть больным, это должно пройти, внушал я себе, стараясь переключиться на Грязнова.

  — ...Да вы не имеете никакого права задерживать человека! Да мне наплевать на решение судьи! Вы нам дело государственной важности проваливаете! Вот я сейчас трубочку передам следователю Московской горпрокуратуры Турецкому! Он вам объяснит все как следует!

Грязнов прикрыл трубку ладонью:

  — Это судебный исполнитель Черемушкинского района Кошелева. Они там Жукова арестовали за неплатеж алиментов.

— Что-о-о?

  У меня даже затылочная боль на мгновенье утихла, но тут же возобновилась, правда, не с такой силой. С Кошелевой, мослатой бабой с мужицкой рожей, я знаком — спорить с ней бесполезно: это одна из самодурок «при исполнении». А сколько у нас таких — сотни, тысячи...

  — Здравствуйте, товарищ Кошелева. Вы можете объяснить, что происходит?



  — Здрасте, если не шутите. А происходит то, что согласно статье 122 Уголовного кодекса РСФСР злостное уклонение родителей от уплаты по решению суда средств на содержание несовершеннолетних детей — наказывается лишением свободы на срок до одного года или ссылкой до трех лет, — отчеканила Кошелева. — Вашего гражданина государственной важности я вызвала сегодня по повестке согласно заявлению его бывшей супруги о том, что он больше года скрывается, по постоянному месту жительства не появляется и не платит ей деньги на содержание дочери Эммы двенадцати лет. А ваш государственный деятель вместо того, чтобы признать свою вину и раскаяться, стал орать как оглашенный в присутствии граждан, что он все уплатил, и в присутствии тех же граждан нецензурно выражался... Вы меня не перебивайте, я сама кого хочешь перебью. Мало ли что он тут говорит... Хорошо — у нас все в одном здании, и милиция, и суд. Так его нарядом милиции водворили в КПЗ Черемушкинского РУВД, где он находится в настоящее время.

  — Товарищ Кошелева, я сейчас свяжусь с Министерством юстиции РСФСР...

  — Да хоть СССР! Связывайтесь с кем угодно. Пока денег не будет, не выпустим.

— Каких денег?

  — Чего это вы так испугались? Думаете, взятку вымогаю? Ха-ха-ха! Одна тысяча сто четырнадцать рублей семьдесят три копейки, вот у меня исполнительный лист на вашего незаменимого. Заплатит деньги — сразу выпущу.

— Тысяча?! Да как же он заплатит, если сидит?

— А это его дело. Раньше надо было думать.

— Товарищ Кошелева, я сейчас привезу деньги.

  — Сказала же, будут деньги — выпустим. До восьми часов успеете — сегодня получите вашего бесценного, злостного неплательщика алиментов...

  Несколько секунд мы с Грязновым растерянно смотрели друг на друга.

  — Где ты собираешься достать такие деньги за полтора часа, Саша?

— А хер его знает. Чего ржешь?

— Ой, не могу, лицо у тебя... траурное больно.

  — Понимаешь, у меня нет знакомых с такими деньгами.

  — Я-то мог бы найти у своих клиентов, но они денежки дома не держат — в сберкассах или тайниках, а то боятся — отнимет ОБХСС их нетрудовые доходы. А времени у нас в обрез.

  — А ты можешь организовать машину? У меня есть идея.

  Ирка Фроловская как-то мне говорила, что нашла на полатях мои старые книги. Это были книги моего покойного отца, оставшиеся ему от деда. Один знакомый букинист из магазина на Старом Арбате уверял, что они стоят огромных денег. Букинистический магазин в двух минутах ходьбы от моей старой квартиры. Надо успеть.

  Минут пять я безнадежно жал кнопку звонка — в квартире никого не было. Это был совсем неожиданный прокол: в моей бывшей резиденции всегда толклись на кухне три-четыре бабки. Я вышел на улицу, обогнул дом со двора. Когда-то я вылезал из коридорного окошка своей квартиры на крышу соседнего дома — мне надо было незаметно выбраться из своего жилища.

  Сейчас передо мной была обратная задача. Но эта операция среди бела дня грозила роковыми последствиями — меня запросто могли прихватить за попытку совершить квартирную кражу. Эти опасения остановили меня ровно на пять секунд. Я поднялся по «черной» лестнице на чердак, вылез на крышу и, стараясь не соскользнуть с ее покатой поверхности, добрался до стены «своего» дома. Хлипкая форточка легко подалась под моей ладонью...

  Ирка не сменила замок в своей комнате, я знал секрет его отпирания без ключа —черенком столовой ложки, которую я нашел в раковине на кухне в ворохе грязной посуды.

Сбросив кеды, я подтянулся на руках, оттолкнулся ногой от пианино и вспрыгнул на полати. Я сразу увидел стопку отцовских книжек, аккуратно перевязанных Ириной. Под веревкой торчала бумажка с надписью «Сашины книги». Я вытянул связку из-под вороха старых нот, хлопнув по ней, подняв столб пыли, и увидел Ирину. Она стояла внизу и смотрела наверх, нисколько не удивляясь моему странному местонахождению. Кошачьи глаза ее смеялись и сияли, словно язычки газовой горелки. И мне вдруг совершенно расхотелось идти к букинисту, страховать Женьку у афганского посольства и вообще заниматься какими-то делами, кроме одного: мне хотелось остаться в этой комнате со старым тети Клавиным пианино, сидеть на узеньком Иркином диванчике и смотреть ей в глаза. Я сбросил книги на пол, не очень ловко шлепнулся на пол сам, стесняясь своих не совсем свежих носков.