Серебряный леопард

Швартовались все новые галеры, пока все подкрепления – почти четыреста человек – не высадились на берег, искренне радуясь своему избавлению от тесноты и морской качки.

Сэр Тустэн, командир самого большого военного отряда, окинув взглядом голые холмы, буквально нависавшие над Яффой, стал уговаривать людей немедленно покинуть берег и подняться выше на равнину. Нахлынувшая сюда с воплем и криками волна неверных могла бы легко расправиться с его вассалами и сбросить их в море.

Хуберт, граф Катании, опытный ветеран многих кампаний против мавров на Сицилии, согласился с этим. И группа вновь прибывших по его приказу устремилась в глубь суши, за разрушенный порт, оставив суда без защиты под охраной кучки пьяных моряков, которые в случае нападения не смогли бы дать отпора стремительному натиску египетских галер. Так и произошло. На закате солнца они на веслах подошли к Яффе и под громкие молитвы, обращенные к Аллаху и его пророку Мухаммеду, перебили охрану, а затем подожгли генуэзские галеры. В сумерках они снова отплыли в море, крикливо понося «христианских собак», которые двинулись к Иерусалиму в тщетной попытке найти спасение от неминуемой гибели.

Когда сторожевые пикеты доложили о том, что видят языки пламени и дым над Яффой, Эдмунд де Монтгомери заколебался. Что делать: бросить разведчиков, направленных им к северу, а самому вернуться обратно в Яффу, или оставаться на месте? Сэр Изгнанник, с присущей ему сдержанностью, убеждал его в последнем.

– Милорд, нас все равно слишком мало, чтобы повлиять на исход столкновения в Яффе. Более правильно подождать здесь. На это есть веские причины.

– Какие же?

Вновь обращенный рыцарь разразился хриплым смехом.

– А вы заметили глубину следов и очертания тех копыт, которые мы обнаружили на закате солнца?

– Я был занят другими делами. – Эдмунд глотнул пресной воды из бурдюка. – И каковы же эти следы?

– Важно то, что они гораздо крупнее отпечатков, оставляемых арабскими конями, милорд. Более того, некоторые из них были оставлены подкованными копытами.

– Крупные? Подкованные? – Эдмунд заморгал воспаленными и опухшими от длительного пребывания в пустыне глазами. – Не могло бы это означать присутствия византийских сил?

– Вполне. Но мы не видели никаких имперских знамен, когда наблюдали этих воинов издали, только зеленые штандарты с конскими хвостами.

– Но… но… что же это означает?

– Измену.

– Невозможно! Ведь император, как и мы, христианин.

– Простите меня, милорд, но это вполне возможно, хотя я и не могу понять намерений императора. Покажи-ка, Ионафан, милорду ту стрелу, которую ты прихватил. – Скрюченные руки, покрытые большими красными пятнами ожогов, проворно заработали. – Стрела, извольте видеть, сделана не сарацинами, а турками. Ее оставили те всадники, которые издали наблюдали за нами еще в Алеппо. Орды Дикака находятся далеко на юг от нас.

– А хотите знать, какие турки ездят на крупных подкованных лошадях? – вмешался Железная Рука. – Я скажу вам! Это те проклятые туркополы под командованием греческого графа, который постоянно шпионит за нами. Он и его лупоглазая прохвостка, которую он называет своей племянницей.

Глава 16 АРЬЕРГАРДНАЯ ОПЕРАЦИЯ

Туча стрел, выпущенных из луков туркополами – а это несомненно были они, хотя и выставили вперед зеленые штандарты, – не позволяли людям из отряда Серебряного Леопарда сразу разобраться, что же происходит на Иерусалимской дороге.

Удар последовал поздним утром, когда отряды подкрепления отошли от побережья миль на пять. Подвывая и стуча в свои барабаны, сотни мусульман, появившись невесть откуда, обрушились на крестоносцев с голых холмов. Неверные атаковали с обеих сторон Иерусалимской дороги, размахивая штандартами с конскими хвостами, горя желанием поскорее уничтожить эту бредущую вразброд толпу людей, не привыкших еще ступать по суше, измотанных долгим морским переходом.

В узкой и тесной долине, вымытой зимними потоками воды, которые текли параллельно дороге, подкрепления были задержаны вихрем налетевших сарацинских копьеносцев. Конные стрелки – туркополы, неразличимые в тучах пыли, поднятой копытами скакунов, разряжали свои луки в мечущуюся массу крестоносцев, а те, незнакомые с таким методом ведения боя, пытались сомкнуть свои ряды против преследователей.

В конце колонны, все еще с трудом пробивающейся на восток, сэр Тустэн и барон Дрого показывали такое мастерство владения оружием, что новые воины, вдохновившись их примером, с новой силой стали пробиваться к Яффе меж темнолицых всадников, но те продолжали налетать на них, как пчелы на горшок с пивом – нападут, как рой, и тут же уносятся.

– Хватило бы сил отбиваться от этой мрази до Лидды, а там лотарингцы придут к нам на помощь, – сказал ломбардец своему помощнику.

Барон Дрого подозревал, что неспроста противник атакует их только спереди и сзади, на то должны быть причины. Тем не менее избитая до предела дорога из Яффы вскоре была настолько завалена мертвыми лошадьми и павшими воинами, что дальнейшее продвижение по ней замедлилось до скорости черепашьего шага.

Атака особой силы последовала после того, когда хорошо вооруженные конные туркополы графа Льва заменили в нападении сарацин эмира Мусы, а те, понеся потери, откатились в сторону.

Но все же малая ширина долины препятствовала эффективным действиям наемников. Туркополы пустили очередной заряд стрел – они, как водится, предпочитали лук копью, – когда раздались воинственные клики, и в тыл им ударил отряд Эдмунда. Застигнутые врасплох и к тому же не оценив в тучах пыли величину этого небольшого отряда, мусульмане с испуганными воплями начали отступать к северу, дав, таким образом, находившимся в тяжелом положении христианам, недолгую, но благотворную передышку.

Люди сэра Эдмунда незамедлительно присоединились к арьергарду, прекрасно сознавая, что где-то в центре пострадавшей колонны сарацины, должно быть, наносят по ней свои коварные удары.

Сэр Тустэн, под которым пал его любимый, привезенный из Италии боевой конь, выставив вперед свой щит, возгласил:

– Держитесь ради нашего Господа Бога! – И с этим кличем побежал вдоль колонны к центру не утихавшего боя.

К счастью, сарацины, вновь появившиеся для атаки на арьергард, не очень-то спешили, задержавшись, чтобы обобрать и обезглавить павших врагов.

Дрого бросил быстрый взгляд вдоль иерусалимской дороги, а затем, подъехав к Эдмунду, положил ему руку на плечо, чтобы привлечь к себе внимание. Перекрикивая неистовый шум боя, который снова достиг наивысшего накала, он прокричал:

– Когда мы достигнем узкого места, задержись у тех вот двух скал. Мы остановимся и задержим наступление неверных. Новички смогут побыстрее уйти.

Эдмунд, разгоряченный боем, согласно кивнул и, перекрывая свист турецких стрел, отдал Железной Руке приказ собрать воинов отряда и расставить на новой позиции. Когда появился проем между двумя скалами, он приказал отряду остановиться и образовать двойной заслон перед вспомогательными силами ломбардца. К этому времени половина воинов отряда лишилась лошадей и была вооружена только мечами и щитами, которые они взяли у убитых.

…И снова надвигались зеленые штандарты, гремели барабаны, пронзительные призывы к Аллаху рвались через клубы пыли.

Через плечо англо-норманн видел Дрого, разъезжавшего из стороны в сторону, который указал подчиненным их место. Эдмунд был поражен, сообразив, что людей расставляют в походную колонну, а не по линии обороны. Но он так и не сумел понять, почему это делается – неистовые копьеносцы в развевающихся многоцветных накидках с грохотом надвигались на них галопом.

При первом же натиске лошадь Эдмунда заржала и отпрянула, потом, задергавшись в судорогах, тяжело рухнула оземь. Высвободив ногу из-под крупа коня, Эдмунд обнажил меч. Вытянутые в тонкую линию, воины отряда оказались стиснутыми между двумя скалами. Бились они уверенно, с минуты на минуту ожидая прихода помощи людей ломбардца, тогда они все вместе начнут медленный отход из этого ада.