Серебряный леопард

На этот раз равнину вокруг Антиохии белыми снежными хлопьями усеяли тысячи мусульманских палаток. Над прекрасными шелковыми шатрами взвились бунчуки правителя Мосула Кербоги, султана Дамаска Докака и Рудвана, того самого эмира из Алеппо, отряд которого разбили семь сотен рыцарей Боэмунда еще задолго до завершения осады.

Основные силы осаждавших прибыли с юга и с запада. Их кавалерийские части были оснащены копьями вместо луков. Численность их была велика, и это позволило мусульманам завершить полное окружение Антиохии.

Вскоре смертоносные эпидемии, проникнув за стены, которые не смогли преодолеть турки и сарацины, начали косить христианское воинство. В отчаянии христианские вожаки обратились за помощью к Алексею Комнину. По имевшимся сведениям, последний маневрировал по другую сторону Тавра и наблюдал с безопасного расстояния за всем, что происходило на южной границе.

Шпионы императора, само собой, подробно расписывали огромное количество мусульман, сосредоточенных под Антиохией, и сообщали, что франки обречены. Никакая сила, вероятно, не смогла бы доставить осажденным продовольствие. Невозможно было и подойти подкреплениям с побережья – там курсировали сторожевые галеры из Египта.

Для Алексея, хладнокровного и опытного военачальника, попытка спасти его союзников означала бы благородное безумие. А это он всегда осуждал. На обращение Боэмунда был послан ободряющий, но ни к чему не обязывающий ответ, после чего в северном направлении, занимаясь переформированием войск и укрепляя гарнизоны тех замков и наблюдательных башен, которые принадлежали его предшественникам.

Вторая осада Антиохии развивалась в таких ужасающих условиях, что даже красноречивый сэр Шарль Полный Сундук не находил слов, чтобы описать ее.

Болезни безжалостно разили осажденных. Среди прочих погиб и маленький Ричард, наследник Четраро, на первой же неделе его короткой, но трудной жизни. Сэр Дрого, убитый смертью сына, повел своих воинов на вылазку из города и оставил несколько сотен неверных плавать в крови. Но это не уменьшило силу его горя. Когда ломбардец вернулся в занимаемый им дворец, его встретила потрясенная горем Розамунда. Она приободрилась, заметив, что отчаяние постепенно исчезает из живых глаз супруга.

– Мужайся, господин мой. С Божьего сочувствия и если ты будешь мне верен, я рожу тебе другого ребенка, – пообещала она. – Он останется живым, чтобы править в огромном владении, которое завоюет твой меч в этой прекрасной стране, гораздо более богатой, чем Кампания в Италии.

Подбадривал Розамунду ее брат-близнец. Похудевший и еще более загорелый, он урывал несколько часов сна под их крышей, когда ему позволяли его обязанности. Каждое утро и каждый вечер лорды и предводители посещали мессу. Богослужения проходили в одном из зданий, которые первоначально были церквами, потом превращены в мечети, а теперь снова служили христианам. Крепко должны были молиться предводители христиан. На помощь осаждавшим прибывали подкрепления из Мосула под водительством турка Тугтегина, безжалостного атабега [20] сельджуков. Подходил также араб Сукман ибн-Уртук, нынешний правитель Иерусалима.

И как раз тогда, когда, казалось, все потеряно и голод довершит то, что не смогли сделать кривые сабли мусульман, простодушный крестьянин по имени Петер Варфоломей нашел, как он утверждал, наконечник того самого копья, которым ударили в бок Спасителя, когда Он страдал на кресте.

Летописец вместе с Боэмундом и некоторыми другими был, конечно, втайне убежден, что то было не римское, а арабское копье, которое Варфоломей вытащил из ямы, спустившись в нее сам.

Но на каждого сомневающегося нашлась тысяча поверивших. И эта вера придала новые силы больным и ослабленным болезнями христианам. Итак, утром двадцать восьмого июня каждый мужчина, способный носить оружие, и многие из тех, кто уже не мог этого делать, вышли за Адемаром, епископом из Пюи, через городские ворота. Они были готовы атаковать врагов, лагерные костры которых каждую ночь заполняли голубоватым дымом всю долину.

Многим доблестным рыцарям, потерявшим лошадей, пришлось вступить в битву рядом со слугами, вооруженными пиками, и разного рода простонародьем с дубинками.

Однако эти отчаявшиеся люди, как оказалось, были настолько вдохновлены обладанием первой реликвией, что, ввязавшись в бой, не отступали перед непрерывными волнами завывающих мусульман.

В течение долгого июньского дня франки орудовали своим оружием, как они это делали при Дорилеуме. Когда же чувствовали, что силы их на исходе, поднимали глаза на штандарт с изображением креста, к которому был прикреплен наконечник копья, найденный Варфоломеем-Простаком.

Присутствовал при сражении и Петр Пустынник, подбадривая слабеющих, в то время как монахи и священники хватали оружие павших и дрались с неверными, как скандинавские витязи. Люди с Запада держались стойко, несмотря ни на что. И умирали, где стояли, бормоча свои исповеди священникам, которые, сами раненные, ползали по земле между ними, чтобы даровать отпущение грехов и совершить последнее помазание.

В конце дня снова раздались громкие крики франков и звон мечей о щиты: осажденные христиане ринулись на поддержку отрядов герцога Готфрида Бульонского и всадников Боэмунда. Это был последний резерв крестоносцев.

– Так хочет Бог! – вырывалось из пересохших глоток франков.

И Бог пожелал, чтобы крестоносцы одержали верх. Сэр Шарль написал об этом в ту самую ночь, хотя его пальцы, онемевшие от тяжелого меча, плохо ему повиновались.

Невероятно, однако Битва Копья была выиграна, и объединенные силы мусульман, разобщенные и охваченные паникой, обратились в бегство. В ближайшие сто лет властителям неверных не суждено было объединиться для битвы с крестоносцами.

Глава 9 ПОД СТЕНАМИ АРКИ

Войска крестоносцев были настолько истощены и ослаблены, что не могли уже двигаться дальше. Им были необходимы новые подкрепления и новое руководство. Теперь, когда Боэмунд отвоевал себе город, он не был расположен к новым авантюрам. Кроме того, надо было сгладить острую вражду, которая вспыхнула между Боэмундом и Раймондом, иначе крестовый поход был бы обречен.

Вскоре после захвата Антиохии норманны вступили в битву с провансальцами, в то время как лотарингцы, французы и фламандцы, слишком измотанные для потасовок, сохраняли настороженный нейтралитет.

В течение осени 1098 года несколько предводителей крестоносцев умерло. В их числе и доблестный Адемар, папский викарий, и граф Болдуин из Хайнолта. Хью из Вермандуа был счастлив отправиться с посольством, чтобы заполучить давно обещанную императором помощь. Другие влиятельные бароны искали предлоги для военных вылазок с целью захвата себе во владение того или иного замка или города.

Не более пятидесяти осталось от тех двухсот тысяч, которые с такой уверенностью подступали к Никее. И даже они оказались сейчас разделенными на два лагеря. Одни предпочитали подождать в Антиохии и пополнить свои силы с помощью Боэмунда, другие же прислушивались к призывам Раймонда. Граф Тулузский вместе с Танкредом, Готфридом и значительным большинством наиболее бедных рыцарей считали себя обязанными выполнить клятву и продолжить поход на Иерусалим.

Многие узы вассальной зависимости оказывались в эти дни нарушенными из-за того, что установился новый общественный порядок. Воспоминания о замках на туманных берегах Британии, Нормандии и Брабанта, в согреваемых солнцем долинах Прованса и в глухих лесах Лотарингии постепенно выветривались. Уже не имело значения, чей государь что совершил или у кого было сколько феодальных наделов. К хорошему бойцу прислушивались, его уважали. В то время как к инертному и вялому землевладельцу так не относились, вне зависимости от его родословной.

В конце ноября иерусалимцы – так называли приверженцев клятвы освободить Гроб Господень – покинули Антиохию, опустошили западную часть Сирии и, следуя вдоль берега, начали упорно продвигаться к своей цели.